Крылов: счастливый обжора, лентяй и картежный фокусник? Часть 1

Иван Андреевич Крылов, прославленный русский баснописец, с младых ногтей проявил себя крайне неуклюжим человеком. Танцмейстер, которому было поручено обучить юного Ванюшу танцам, после нескольких уроков прибежал к его родителям весь красный и закричал, что готов «тысячу раз учить танцевать медвежонка, чем этого тюфяка!».

Пройти в чьей-то гостиной меж столиком и диваном и не опрокинуть их — для Крылова было равносильно подвигу. Если он о чем-то задумывался, то — держи, хозяин, ухо востро! — обязательно что-нибудь сломает или разобьет. Дверь закрыта? Крылов вышибет ее плечом, думая, что она просто туго открывается. Новая китайская ваза? Можете быть уверены, Крылов заденет ее животом или фалдой фрака — и разбабахает на мелкие кусочки. Прямо не человек, а стихийное бедствие!

Во избежание ущерба, Крылов со временем стал придерживаться такой тактики: выискивал самое большое и удобное кресло, садился в него и мирно полудремал в ожидании обеда; после обеда снова возвращался в кресло и, скрестив руки на своем объемном животе и почмокав губами, сладко засыпал…

«Много ли надо человеку?»
Главной радостью дедушки Крылова была еда. Говоря прямо, Иван Андреевич был отменный обжора. Как отозвался однажды о Крылове Вяземский, ему легче было пережить смерть близкого человека, чем пропустить обед.

Непривередливый, хотя и не без предпочтений, Крылов совершал настоящие подвиги на поле чревоугодничества. И друзей своих выбирал по принципу: который сытнее накормит, тот и лучший товарищ. Если же кормили не досыта — а такое случалось постоянно, Иван Андреевич, придя домой, устраивал «настоящий» обед. Если на кухне ничего не находилось, съедал кастрюлю кислой капусты и запивал жбаном кваса.

В один из дней не оказалось ни капусты, ни кваса. Пошарив тщательно по всем углам, он нашел где-то под столом кастрюльку с пирожками, давно забытую кухаркой. Пирожки — их было шесть штук — уже были покрыты зеленой плесенью. Но и это не остановило нашего «гурмана». Попробовал один — вроде ничего, только немного горчит. Попробовал другой — действительно, горчинка приличная. И только тут заметил плесень на оставшихся пирожках. «Ну, что же, — рассказывал он потом, — если умирать, то умру и от двух, умру и от шести. И съел все шесть!» И — ничего, пронесло…

По наблюдению современника, за любым общим столом Крылов «съедал столько, сколько все остальное общество вместе. Каждого подаваемого блюда он клал себе на тарелку столько, сколько влезало. По окончании обеда он вставал и, помолившись на образ, постоянно произносил:
 — Много ли надо человеку?!
Эти слова возбуждали общий хохот у его сотрапезников, видевших, сколько надобно Крылову…»

Зная крыловскую неумеренность в еде, многие друзья, опасаясь за его здоровье, неоднократно советовали ему иногда — «хотя бы для разнообразия!» — отказаться от угощения. Крылов нехотя соглашался. Однако когда приходило время обеда и хлебосольные хозяева раз за разом предлагали ему то новое блюдо, то добавку, он, взглянув на обеспокоенных своих приятелей, отвечал хозяевам: «Не могу…». И через короткую паузу: «…оскорбить вас отказом».

«Мна-мна-мна…»
Еще одна радость «гурмана» Крылова заключалась в том, чтобы делать… как можно меньше движений. Писатель не любил ни лишних слов, ни лишних жестов. Даже на службе — около 30 лет Крылов проработал в Публичной библиотеке — он умудрялся пару часиков поспать. Начальство смотрело на вольности Крылова сквозь пальцы: он был всеобщим любимцем и, к тому же, другом царской семьи.

После сытного обеда в чьей-либо гостиной Крылов по обыкновению отправлялся в свое излюбленное местечко — все знакомые выставляли для него где-нибудь в укромном уголке зала специальное кресло. Он долго, как курица на насест, усаживался, укрывался пледом и закрывал глаза. Вскоре из этого уголка начинал доноситься тихий и равномерный храп… Так он переваривал обед и пережидал время до ужина. Если кто-то подходил к нему и начинал о чем-то расспрашивать, Крылов, притворясь полусонным, бормотал в ответ нечто невразумительное и невнятное. Если вопросы не прекращались, он просто переставал отвечать на них и начинал громко храпеть. Окружающие с пониманием относились к этой уловке старого писателя и старались не беспокоить его по пустякам. Однажды некий юный офицерик, мало знавший Крылова, подвел к нему группу таких же безусых молодцов и, потормошив его за рукав, спросил:
 — Господин Крылов! Господин Крылов! Вы меня слышите?
 — Мна-мна-мна… — раздалось в ответ.
 — Господин Крылов, я поспорил с моими товарищами… Вы меня слышите?
 — Мна-мна-мна…
 — Я поспорил с моими товарищами на бутылку шампанского, что добьюсь от вас хотя бы трех внятных слов. Вы меня слышите, господин Крылов? Скажите нам что-нибудь!
Крылов приоткрыл глаза, взглянул сначала на офицерика, потом на его приятелей, и затем четко и внятно произнес:
 — Вы проиграли!
Закрыл глаза и тут же захрапел.

Образец для всех мурзилок
Мадам де Сталь, знаменитая французская писательница, приехав в Германию и увидев, что здешние мужчины невероятно много курят, занесла в дневник: «Кто курит табак, пахнет как свинья. Кто нюхает табак, выглядит как свинья. А кто жует табак, тот просто свинья!». Любопытно было бы узнать, что сказала бы эта дама, увидев Крылова. Крылов не только курил, нюхал и жевал табак, он еще и… как бы это выразиться помягче… не перетруждался по части соблюдения личной гигиены.

Он редко и неохотно менял нижнее белье и вообще одежду, мылся «только по большим праздникам», никогда не причесывался. При этом, даже в прохладную пору года, сильно потел. Запах, исходивший от него, производил на особо чутких к запахам дам совершенно неотразимое впечатление…
Необычное поведение, а также полное равнодушие к собственному костюму и внешности создавали Крылову ореол юродивого. А уж этого брата, как известно, на Руси любят. Императрица Мария Федоровна, как-то увидев Крылова на разводе караула, послала привести его к себе. Тот передал, что подойти не может, так как не совсем прибран. Императрица велела прийти таким, каков есть. Является Крылов: кафтан заляпан жирными пятнами, панталоны в каких-то подозрительных желтоватых пятнах, один из сапог дырявый — сквозь дыру выглядывает палец… без носка… (Позабыл надеть!) Крылов кланяется, подходит поцеловать императрице ручку и… чихает ей на руку!
Как вы думаете, чем все это закончилось? Громким смехом императрицы и последовавшим за ним подарком для «мудрейшего из русских писателей» — новым костюмом и сапогами из оленьей кожи…