К. А. Тимирязев: кого и в Европе, и в России считали великим агрономом?

Отец придерживался вольных взглядов, особо перед своим начальством не лебезил, верноподданнических чувств к российскому императору не испытывал, причем никогда ни от кого этого не скрывал. Значительно позже Тимирязев-младший вспоминал:

«…когда однажды отца спросили, какую карьеру он готовит для своих четырех сыновей, тот ответил: «Какую карьеру? А вот какую. Сошью я пять синих блуз, как у французских рабочих, куплю пять ружей и пойдем с другими — на Зимний дворец».

Пошел в отца

И это было одно из самых мягких высказываний. Чего он добивался, трудно сказать, но в один грустный день Аркадия Тимирязева официально уведомили, что более в его услугах не нуждаются и, стало быть, он уволен на пенсию. Понятно, что она оказалась столь маленькой, что в семье стали экономить на всем.

А может, это и хорошо, по крайней мере, все дети узнали цену каждой копейке. Возвращаясь к записям К. А. Тимирязева, можно найти любопытную фразу:

«С пятнадцатилетнего возраста моя левая рука не израсходовала ни одного гроша, которого не заработала бы правая. Зарабатывание средств существования, как всегда бывает при таких случаях, стояло на первом плане…»

Обучением детей занималась мама. Судя по всему, она была очень образованной женщиной, сумевшей заменить целый штат учителей. Как бы там ни было, но в 18-летнем возрасте Климент поступил в Петербургский университет, сначала на камеральный факультет. Камеральными назывались науки, которые были необходимы для управления королевской или княжеской камерой, или доменами, то есть политическая экономия, агрономия, лесоводство, горное дело и другие, также государственное право.

Впрочем, камеральный факультет прекратил свое существование уже спустя два года, так что Тимирязев перебрался на физмат, хотя и не изменил своему первому профилю, защитив с золотой медалью сочинение «О печеночных мхах».

Профессор-поэт

А дальше последовала стажировка в различных европейских университетах, после того как в блестящем выпускнике университета рассмотрели будущего профессора и академика. И он, посещая лекции ведущих европейских ученых, перенимал не только знания, но и умение держать интерес аудитории посредством чередования периодов повышенного внимания к материалу с определенной релаксацией. Тимирязев очень хорошо владел словом, умел пошутить, но никогда не переступал за рамки дозволенного. А еще он умел даже самые сложные вещи излагать простым, общедоступным языком, что умеют далеко не все «ученые сухари».

Он никогда и не был «ученым сухарем» в полном понимании этого выражения. Достаточно обратиться к характеристике ученого, которую ему дал его студент — Владимир Короленко:

«Высокий худощавый блондин с прекрасными большими глазами, еще молодой, подвижный и нервный, он был как-то по-своему изящен во всем. Свои опыты над хлорофиллом, доставившие ему европейскую известность, он даже с внешней стороны обставлял с художественным вкусом. … У Тимирязева были особенные симпатические нити, соединявшие его со студентами, хотя очень часто разговоры его вне лекций переходили в споры — по предметам „вне специальности“. Мы чувствовали, что вопросы, занимавшие нас, интересуют и его. Кроме того, в его нервной речи слышалась искренняя, горячая вера. Она относилась к науке и культуре… и в этой вере было много возвышенной искренности».

Чтобы было понятнее, можно привести образец начала одной из лекций великого агронома:

«Когда-то, где-то на землю упал луч солнца, но он упал не на бесплодную почву, он упал на зеленую былинку пшеничного ростка, или, лучше сказать, на хлорофилловое зерно. Ударяясь о него, он потух, перестал быть светом, но не исчез. Он только затратился на внутреннюю работу, он рассек, разорвал связь между частицами углерода и кислорода, соединенными в углекислоте. Освобожденный углерод, соединяясь с водой, образовал крахмал. Этот крахмал, превратясь в растворимый сахар, после долгих странствий по растению отложился, наконец, в зерне в виде крахмала же или в виде клейковины. В той или другой форме он вошел в состав хлеба, который послужил нам пищей. Он преобразился в наши мускулы… Луч солнца, таившийся в них в виде химического напряжения, вновь принимает форму явной силы. Этот луч солнца согревает нас. Он приводит нас в движение. Быть может, в эту минуту он играет в нашем мозгу…»

Чувствуется поэзия слова…

Вообще Климент Аркадьевич очень дорожил подобным отношением к нему со стороны студентов. И когда в 1901 году было впервые применено на практике решение призывать студентов-вольнодумцев в армию и в крупнейших университетах страны вспыхнули студенческие волнения, он не встал на сторону реакционных профессоров, требующих принять самые жесткие меры по отношению к бунтовщикам, вплоть до исключения из университета.

Напрасно профессора приходили к нему на квартиру и пытались уломать Тимирязева. Свою подпись под обращением к министру просвещения он так и не поставил. Более того, подал в отставку. Она, впрочем, принята не была, но наделала много шороху. И как только профессор вернулся в университет, его лекция долго не могла начаться из-за оваций, которой его наградили студенты.

Теплицы нам подарил Тимирязев

Всю свою научную жизнь К. А. Тимирязев посвятил изучению процессов, происходящих в растениях, вопросам о разложении атмосферной углекислоты зелеными растениями под влиянием солнечной энергии и немало способствовал уяснению этой важнейшей и интереснейшей главы растительной физиологии.

Но мало кто из многомиллионной армии дачников знает, что именно Климент Аркадьевич первым стал использовать в своих опытах теплицы, которые с его легкой руки стали появляться в российских хозяйствах.

В 1911 году Тимирязев снова выражает протест против притеснения студентов и снова пишет заявление об отставке. На этот раз она принимается. Но он продолжает властвовать над умами подрастающего поколения, издавая научные труды, в которых не перестает популяризировать науку.

Великую Октябрьскую социалистическую революцию академик Тимирязев встретил с большой радостью и стал первым ученым с мировым именем, который поддерживал советскую власть с любой трибуны. Но для самых близких друзей этот выбор Климента Аркадьевича не казался случайным, вспомним хотя бы его отца, который не дожил до свержения царизма.

В 1920 году К. А. Тимирязева избрали в депутаты Моссовета, но он даже не успел повлиять на деятельность законодательной власти столицы. Дело в том, что еще до революции академик тяжело заболел, и даже известие о том, что его восстановили в рядах профессоров университета, встретил со сдержанной радостью, лекции читать он уже был не в состоянии. Тем более работать в Моссовете.

В ночь на 28 апреля 1920 года его не стало. Климент Аркадьевич Тимирязев похоронен на Ваганьковском кладбище.

Ильф и Петров не удержались от сарказма

К сожалению, его имя очень скоро стало предметом неуемного поклонения, а в середине 20-х годов начался настоящий скульптурный бум: во многих советских городах были установлены памятники великому агроному. Это был перебор, мимо которого не могли пройти Ильф и Петров. В своем произведении «Светлая личность» они описывают, как жители города Пищеслав заказали скульптору Шац конную статую Тимирязеву, потому что считали последнего героем гражданских фронтов в должности комбрига.

«…Он очутился в освежающей тени конной статуи Тимирязева. Великий агроном и профессор ботаники скакал на чугунном коне, простерши вперед правую руку с зажатым в ней корнеплодом. Четырехугольная с кистью шапочка доктора Оксфордского университета косо и лихо сидела на почтенной голове ученого. Многопудовая мантия падала с плеч крупными складками. Конь, мощно стянутый поводьями, дирижировал занесенными в самое небо копытами. Великий ученый, рыцарь мирного труда, сжимал круглые бока своего коня ногами, обутыми в гвардейские кавалерийские сапоги со шпорами, звездочки которых напоминали штампованную для супа морковь…»

Это, конечно, стеб. Но то, что мой отчий дом до сих пор находится на улице, носящей имя Климента Тимирязева, сущая правда!