Какой «великий» русский поэт предвидел гибель своих сыновей?

Позднее Чайковский оставил такие воспоминания об этом человеке: «Он не только талантлив и умен, но удивительно скромен, полон беззаветной преданности искусству и благородного честолюбия отличиться не по службе, что было так легко, а в художественной сфере. Он же и музыкант прекрасный, — вообще, редкостно симпатичная натура». Согласитесь, такая оценка дорогого стоит…

Но не будем ходить вокруг до около: без интересных строк в «Антологии отечественной поэзии» не обойтись. Вот одно из первых, отмеченных критикой, стихотворения:

Садик запущенный, садик заглохший;
Старенький, серенький дом;
Дворик заросший, прудок пересохший;
Ветхие службы кругом.

Несколько шатких ступеней крылечка,
Стекла цветные в дверях;
Лавки вдоль стен, изразцовая печка
В низеньких, темных сенях;

В комнате стулья с обивкой сафьяной,
Образ с лампадой в углу,
Книги на полках, камин, фортепьяно,
Мягкий ковер на полу…

В комнате этой и зиму, и лето
Столько цветов на окне…
Как мне знакомо и мило все это,
Как это дорого мне!

Юные грезы! Счастливые встречи
В поле и в мраке лесном…
Под вечер долгие, тихие речи
Рядом, за чайным столом…

Годы минувшие, лучшие годы,
Чуждые смут и тревог!
Ясные дни тишины и свободы!
Мирный, родной уголок!

Ныне ж одно только на сердце бремя
Незаменимых потерь…
Где это доброе старое время?
Где это счастье теперь?

Может быть, немного приторно, зато очень чисто, от доброго сердца. После создания этого произведения минуло чуть более 30 лет, и для русской эмиграции в Стамбуле, Париже, Харбине эти слова оказались пророческими. Их повторяли почти что иступленно, когда грызла тоска по родине, которую уже не вернуть. Ну как мог человек предвидеть то, что случится?

Ныне ж одно только на сердце бремя
Незаменимых потерь…
Где это доброе старое время?
Где это счастье теперь?

…Он женился относительно поздно, в 26 лет, но зато это была не только любовь, но и судьба. Она была чужестранка, русские традиции и обычаи поначалу воспринимала с трудом. Но ей достаточно было того, что рядом с нею постоянно находился Он, поэтическая, возвышенная натура. Она родила ему девять детей, а спустя несколько месяцев после рождения первенца, названного Иоанном, он написал такую колыбельную:

Спи в колыбельке нарядной,
Весь в кружевах и шелку,
Спи, мой сынок ненаглядный,
В теплом своем уголку.

В тихом безмолвии ночи,
С образа в грусти святой,
Божией Матери очи
Кротко следят за тобой.

Сколько участия во взоре
Этих печальных очей,
Словно им ведомо горе
Будущей жизни твоей.

Быстро крылатое время
Час неизбежный пробьет,
Примешь ты тяжкое бремя
Горе труда и забот.

Будь же ты верен преданьям
Доброй, простой старины,
Будь же всегда упованьем
Нашей родной старины.

С верою твердой, святою,
Честно живи ты свой век,
Сердцем, умом и душою
Русский ты будь человек!

Пусть тебе в годы сомненья,
В пору тревог и невзгод
Служит примером терпенья
Наш православный народ.

Спи же! Еще не настали
Годы сметений и бурь,
Спи же, не зная печали,
Глазки скорее зажмурь!

Тускло мерцает лампадка
Перед иконой святой,
Спи ж бесконечно и сладко,
Спи, мой сынок дорогой!

Какие проникновенные слова! И опять в них чувство тревоги и очень тонкое предвидение будущего апокалипсиса. «Примешь ты тяжкое бремя, горе труда и забот». Скажи кто ему тогда, 27-летнему, полному сил и энергии поэту, что спустя три десятка лет его кровинушку, Иоанна, большевики живьем сбросят в одну из угольных шахт вместе с родными братьями Константином и Игорем, он бы приказал закатать этого провидца в бочку и сбросил бы в море! Но, увы, все так и произошло в кровавом 1918 году…

Однако вернемся к нашему поэту. Чайковский не зря упоминал о военной службе. К. Р. направили в лейб-гвардейский Измайловский полк командиром. Когда он увидел, что офицерские собрания превратились в беспробудные пьянки и кутежи, новый командир нашел выход из положения. Он создал свои знаменитые «Измайловские досуги», и таким образом заменил бессмысленное времяпровождение интересными вечерами, посвященными современной русской литературе. Хорошо разбираясь в тайниках души русского человека, К. Р. значительно преобразовал методы воспитания молодых солдат. Для него не было большего удовольствия, как провести утро в казармах, где он занимался с ними словесностью. Будучи несколько позже в течение многих лет начальником Главного управления военно-учебных заведений, он сделал многое, чтобы смягчить суровые методы военной педагогики. Иначе он не мог, он был лириком…

Вешние воды бегут… Засиневшее
Небо пригрело поля.
Зимнее горе, давно наболевшее,
Выплакать хочет земля.

Зори полночные, негою томною
Млея, гоните вы прочь
Тысячезвездную, холодно-темную,
Долгую зимнюю ночь.

Ласточки, жаждой свиданья влекомые,
Милые дети весны,
Нам вы, вернувшися в гнезда знакомые,
Счастья навеете сны.

Яблоня, снег отряхнув, белоснежною
Ризой цветов убрана;
О, как пленительна свежестью нежною,
Как благовонна она!

Грей ты нас, солнце; сияй ослепительно
Стуже на смену и тьме;
Дай насладиться весной упоительной,
Дай позабыть о зиме.

Вскоре ему пришлось покинуть свой полк, но «Измайловские вечера» просуществовали практически до первой мировой войны, которая у него отнимет среднего сына. Но это будет позже, а пока его назначат Президентом Императорской Академии наук. Сколько в течение первых месяцев в него будет выпущено критических стрел, мол, президентом должен быть ученый! Но сами господа-ученые очень скоро убедились в том, что их новый глава печется о науке, делает все для того, чтобы молодые, перспективные научные сотрудники никогда не испытывали недостатка средств.

Знаменитый физиолог Иван Павлов часто вспоминал, что именно благодаря заступничеству и покровительству К. Р. он получил возможность творить с развязанными руками. А ведь за то, что Павлов «мучает собачек» доставалось и президенту АН. А в минуты отдыха К. Р. снова брал в руки перо…

Гром затих. Умчались тучи,
Бурю ветром унесло;
Снова блещет полдень жгучий,
В небе ясно и светло:

В сад скорее! Потенистей
Мы дорожку изберем;
Зелень здесь еще душистей,
Теплым вспрыснута дождем.

Хорошо нам здесь на воле,
И так дышится легко!
Посмотри, как это поле
Разостлалось широко!

Здесь зеленый всходит колос
Средь раздольной ширины…
Слышишь: жаворонка голос
Льется с синей вышины.

В той дали голубоватой
Ослепленный тонет взор…
Так и тянет нас куда-то
В тот заманчивый простор!

Наверное, у каждого поэта есть строки, посвященные любимой женщине. Не избежал соблазна «запечатлеть» любимую супругу и наш К. Р.

Когда, провидя близкую разлуку,
Душа болит уныньем и тоской,
Я говорю, тебе сжимая руку:
Христос с тобой!

Когда в избытке счастья неземного
Забьется сердце радостью порой,
Тогда тебе я повторяю снова:
Христос с тобой!

А если грусть, печаль и огорченье
Твоей владеют робкою душой,
Тогда тебе твержу я в утешенье:
Христос с тобой!

Любя, надеясь, кротко и смиренно
Свершай, о, друг, ты этот путь земной
И веруй, что всегда и неизменно
Христос с тобой!

А закончить эту поэтическую подборку мне хочется началом его знаменитого стихотворения «Уволен».

Уволен! Отслужена служба солдата,
Пять лет пронеслись словно день;
По-прежнему примет родимая хата
Его под радушную сень.
Там ждет не дождется жена молодая,
Там ждут и сынишка, и мать…
Малютка-то вырос, отца поджидая,
Пожалуй, его не узнать.
Уж близко теперь: вот знакомые нивы
И речка, и жиденький мост;
Вот церковь белеет, и старые ивы
Склонились на мирный погост;
Вот избы: все снегом пушистым одето,
Овин, огороды, гумно,
И трудно поверить ему, что все это
Покинуто им так давно.
Как будто вчера лишь с родной, дорогою
Семьей разлучили его.
Седая старушка дрожащей рукою
Крестила сынка своего;
Вся бледная мужу повисла на шею,
От слез надрываясь, жена:
Всего лишь два годика прожил он с нею,
Уж с ним расставалась она.
Покойник отец был испытан годами,
Сурового нрава мужик,
Но как ни крепился, — не сладил с слезами,
Прощайся с сыном, старик.
Болезненно сердце заныло тоскою
У нашего парня в груди:
Все счастье, казалось, разбито судьбою,
И горе одно впереди…
Но в горе мужает душа человека:
Кто в жизни бедой закален,
Тот духом сильнее. Таков уж от века
Нам Богом положен закон…

Остается добавить, что за псевдонимом К. Р. скрывался великий князь Константин Константинович (Романов). Его не стало 15 июня 1915 года. Но нам, потомкам остались его стихи, романсы, пьесы. Говорят, что его перевод «Гамлета» до сих пор остается одним из самых удачных в русской литературе…

И еще об одном факте не могу не сказать. Его младшая дочь Вера умерла в Нью-Йорке относительно недавно, в 2001 году в возрасте 95 лет. Как причудливо распоряжается жизнь…