Какой бывает любовь? Майя Кристалинская и Эдуард Барклай

И в беби-буме того периода каким-то образом поучаствовала Майя. Ее песня с проникновенными словами: «Ах, здравствуй, аист, мы, наконец, тебя дождались. Спасибо, аист, спасибо, птица — так и должно было случиться…» пробудила отцовские и материнские чувства у сотни тысяч детей послевоенного времени. А в «довесок» к «Аисту» вполне можно вспомнить и «Топ-топ» — «Топ-топ, топает малыш…»

Она всегда выходила на сцену с легкой косынкой вокруг шеи. До нее ни одна певица не использовала этот «прием». И мало кто из зрителей знал, что это была не просто косынка — в середине 60-х годов в самый разгар популярности Кристалинской врачи поставили ей смертельный диагноз — рак лимфатических узлов. И косынка маскировала эти увеличенные узлы. А еще врачи категорически запретили Майе петь. На что она прошептала только одно — «Лучше убейте сразу…»

Майя не послушалась докторов. Она продолжила петь. И каждый раз делала это, как в последний раз. Потому что не была уверена, что завтра вообще может выйти на сцену. Не от этого ли ее песни получались такими проникновенными, ведь в каждой из них она прощалась со своими слушателями…

Можно ли называть девочку именем умершей сестры?

…Владимир Кристалинский появился в Москве со своей супругой Валентиной сразу после того, как в стране Советов начали сворачивать НЭП. Кое-какие накопления у супругов были, а потому они не стали дожидаться, пока в родной Самаре к ним ворвутся комиссары для того, чтобы «экспроприировать нажитое неправедным путем». В столице он не стал открывать никакой коммерческий магазин, а решил жить, как все. Поступил во ВХУТЕМАС (Высшие художественно-технические мастерские), с большим нетерпением ожидал рождения дочери, которую назвали Майей. Это случилось в конце 20-х годов. К сожалению, у девочки был врожденный порок сердца, и она прожила всего два года. А когда Валентина снова забеременела, Владимир не отходил от нее ни на шаг, шепча, как в бреду: «Майя, Майя, Майечка!».

Так что, когда 24 февраля 1932 года вторая девочка появилась на свет, ее тоже назвали Майей. Надо ли говорить, что к дочери в семье относились как к небожителю. Отец потихоньку «потрошил кубышку», но дочь всегда была одета, как с иголочки. Хотя и помимо этого Владимир неплохо зарабатывал составлением различных головоломок в газеты и журналы.

Все их планы на безбрежное светлое будущее разрушила война. Они остались в Москве. Поначалу очень нервно реагировали на сигналы воздушной тревоги. Потом привыкли, перестали обращать на сирену внимание. Мама как-то сказала: «Знаешь, доченька, от судьбы не уйдешь. Если суждено попасть под бомбу — прячься, не прячься — все равно этого не избежать. Так что мы будем как зайцы бегать?».

Так они в дальнейшем и поступали во время налетов вражеской авиации: мама хлопотала у плиты, а Майя вязала носки и рукавицы для бойцов Красной Армии. Возможно именно в эти самые трагические минуты и выковался твердый характер Кристалинской. Она всегда была непоколебимой, и если уж принимала решение, то раз и навсегда.

О сцене могла только мечтать…

К музыке и пению она тянулась всегда, но первым человеком, который решил развивать эти способности у девочки, стал муж сестры Владимира Кристалинского, режиссер музыкального театра. Он и подарил племяннице детскую гармошку, на которой она научилась играть более чем лихо. А вот до первого появления на профессиональной сцене столько еще пришлось пережить! И учебу в МАИ (под влиянием подруги), и распределение на авиационный завод в Новосибирск (таежной романтики захотелось), и «позорное» возвращение в Москву (не оправдали надежд, а еще комсомолки!). Но иного пути не было — к середине 50-х Владимир Кристалинский почти ослеп, так что Майе пришлось заниматься и отцом, и матерью, и младшей сестренкой.

Незабываемым выдался для Майи 1957 год. Во время VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов, который проходил в конце июля — начале августа 1957 года в Москве, она не уставала петь прямо на улицах, возле нее обычно собирались сотни восторженных москвичей и гостей столицы. Кристалинская даже не пела — она вкладывала в исполнение всю свою восторженную душу. Дело в том, что чуть раньше она познакомилась с молодым медиком Аркадием Аркановым, который в то время еще только мечтал о карьере писателя-сатирика, но был очень влюбчив. Остроумная, веселая, певучая Майя очень быстро запала ему в сердце. Да и она не смогла устоять перед его пылкостью и обаянием. И хотя все родные и близкие наперебой твердили, что ничего путного из их совместной жизни не выйдет, молодые люди были абсолютно уверены в обратном!

Возможно, им и удалось бы сохранить семью. Но они вступили в период резких перемен. Майю пригласили на гастроли в Закавказье, где пылкие поклонники в больших кепи буквально завалили ее букетами цветов и горячими признаниями в любви. Одни гастроли сменяли другие, и Аркадий как-то сказал супруге «Майя, умерь свой пыл». Семья и постоянные разъезды редко бывают совместимы. По сути, Майе пришлось выбирать между мужем и растущей популярностью. Она выбрала второе, сохранив с Аркановым до конца жизни теплые, дружеские отношения…

Она осталась одна. Впрочем, у нее были песни. Какое-то время ей этого вполне хватало. А потом болезнь, ощущение дыхания смерти, а от того еще острее одиночество…

Одно время она встречалась с одним из журналистов «Огонька» — красивым и, можно сказать, «лощеным». Но он воспринимал доброе к себе отношение со стороны певицы чем-то должным. Словом, позволял себя любить. А кроме этого был любителем «хватить лишку», и если ему в таком состоянии удавалось где-то встретить Аркадия Арканова, то бой-френд Майи тут же бросался в драку, стараясь намять бока бывшему мужу.

Спаситель появился неожиданно…

Но однажды в ее судьбе появился Он.
Сначала Майя не замечала, что ей после каждого концерта кто-то дарит огромный букет красных роз. Потом, когда это стало повторяться с завидной настойчивостью, решила узнать автора «импровизации». Им оказался Эдуард Барклай, один из самых стильных московских архитекторов.

Он вытянул свой счастливый билет, когда ему поручили установить памятник Серго Орджоникидзе. Он долго беседовал с дочерью Серго о том, как лучше выразить портретное сходство пламенного большевика. Он был молод и красив, она одинока (в 1937−8 годах были расстреляны даже врачи, установившие официальную причину смерти Серго, не говоря об его родственниках). Девочка нужна была Сталину для того, чтобы показать заботу о детях своих соратников (что не помешало расстрелять жену Серго). Молодые люди поженились. Этот брак, как и брак Кристалинской, оказался очень коротким.

Но супруга успела ввести Эдуарда в московский бомонд, основу которого оставляли «сильные мира сего». И эта «сопричастность к касте избранных» очень скоро сделала Барклая весьма популярным. В заказах он не знал нужды, пользовался большим успехом у женщин.

Когда они познакомились с Майей, она почти сразу же призналась, что неизлечимо больна и жить ей осталось, может быть, два-три дня. Зачем такому успешному и симпатичному мужчине связываться с больной, измученной многочисленными сеансами химиотерапии женщиной?! «Зачем я Вам? Славы Вам и без меня хватает. Оставьте меня в покое», — часто говорила Майя. «А как же два берега одной реки? Я ждала и верила сплетням вопреки: мы с тобой два берега у одной реки? — парировал Эдуард. — Умоляю, поверьте мне, я Вас на руках носить буду!»

Любовь отодвигает смерть…

Она поверила после того, как он решительно согласился переехать из своих «апартаментов» в ее скромную однокомнатную квартирку, как всегда завалив ее шикарными розами. Он оказался искусным кулинаром и шеф-поваром, кормил ее такими блюдами, что и в ресторане не найдешь. Рядом с ним она почувствовала, что такое настоящая женщина и почему ее нужно носить на руках! А еще у него было очень много друзей, которые не переставали говорить Майе: «Вы даже не представляете, как у вас замечательный муж! Таких мужчин на свете почти уже не осталось!».

Майя знала, она чувствовала это. Следуя предписаниям врачей, она должна была принимать лекарство в строго отведенное время. И всегда рядом с ней находился Эдуард Максимович, который был самой внимательной «сиделкой». Поил ее с ложечки…

К сожалению, он тоже не отличался богатырским здоровьем, врачи у него обнаружили признаки сахарного диабета. Их квартира скоро начала напоминать госпиталь: лекарства, микстуры, стойкий запах химии…

Однажды, в середине июня 1984 года, они собрались на отдых на Черное море. Эдуард предложил устроить «отвальную». К ним пришло много друзей, пиршество закончилось около полуночи. А рано утром Майю разбудил муж: «Майечка, мне очень плохо. Вызови скорую». И потерял сознание.

Неотложку она вызвала, врачи приехали быстро, сделали нужный укол. Но буквально через несколько минут сердце Эдуарда остановилось!

После похорон мужа Майя потеряла всякий интерес к жизни. Ей теперь не нужно было пить лекарств, она хотела лишь одного — умереть. Но ее уговорили лечь на очередной сеанс облучения. После чего болезнь стала прогрессировать не по дням, а по часам. Кристалинская потеряла голос, но звонила друзьям. Сказать она ничего не могла, а только плакала в трубку.

В июне 1985 года она легла в больницу. Однажды потеряла сознание, потом впала в кому. Все усилия врачей оказались тщетными. Она умерла 19 июня, как раз в тот день, когда, за год до того, похоронили Барклая…