Николай Сандунов: как выйти из тени старшего брата, совмещая несовместимое?

Старший сын Зандукели, по имени Силован (его звали просто Сила), сделал блестящую карьеру, сначала в театре, где запомнился в самом начале скорее не по сыгранным ролям, а тем, что сумел пленить сердце фаворитки императрицы Лизаньки Урановой. Своей любимице Екатерина II подарила на свадьбу несколько бриллиантов, которые новоиспеченный муж актрисы — Сила Сандунов — сумел использовать с блеском. Он недорого купил участок земли на берегу речки Неглинной, а потом потихоньку скупил земельные участки соседей, после чего построил здесь же общественные бани. Здания получились настолько прочными, что их даже не смогли спалить французы в 1812 году, хотя и намеревались. Сегодня за банями сохранено историческое название — Сандуновские бани.

Но любили москвичи Силу не только за бани, он был вхож во многие аристократические дома Москвы, что, учитывая социальный статус Сандунова (он был хотя и блестящий, но все-таки актер-комик), что в те времена было большой редкостью.

Хотел в артисты, попал в профессора…

Николай же рос если и в тени старшего брата, то очень честолюбивым. Тем более, отец очень не хотел, чтобы младший тоже стал «Петрушкой» на потребу московским зрителям. Нужна была другая профессия, иной путь. И одной из самой перспективных виделась юриспруденция. Ведь когда хорошо знаешь законы, свои права, то тебя, как минимум, не обманут.

Было еще одно очень важное обстоятельство — 24 июля 1783 года в русской крепости Георгиевск был подписан трактат о вступлении Грузии под российский протекторат. И людей, которые в совершенстве знали российские законы, в этой древней стране были считанные единицы. Поэтому перед 13-летним Николаем Сандуновым задача стояла только так: доскональное знание законов!

Молодой человек был очень образован, стал студентом Московского университета в относительно юном возрасте — достаточно сказать, что он окончил с золотой медалью Московский университет в 1787 году, когда ему еще не было и 18 лет! (По другой версии это случилось позднее, в 1794 году). Случай из ряда вон выходящий, но не гарантирующий работу в департаменте прав Сената. Пришлось Николаю Николаевичу начинать обычным учителем гимназии, но это было весьма кстати. Дети не любят фальши, их нельзя обмануть, приходилось выкладываться на всю катушку, чтобы простыми словами объяснить сложные понятия…

И потом, Николай Николаевич был весьма трудолюбив и терпелив, твердо веря в свою планиду. И не ошибся: его заметили, пригласили обер-секретарем в департамент прав Сената. Начальству понравился этот деловой молодой человек прежде всего тем, что в его изложении все было лаконично, четко и предельно грамотно. Он не любил «цветистых предложений» и словесной клюквы, предпочитая подавать суть дела сразу, без каких-либо подпорок. Чувствовалась школа Захария Горюшкина, с которым Сандунова свела судьба на последних курсах университета.

С кем сводит нас судьба?

Но есть еще одна сторона медали — в то время, когда в Московском университете учился Сандунов, директором этого высшего учебного заведения был назначен Денис Фонвизин, знаменитый российский драматург. Он-то и пригласил Горюшкина в университет для практических уроков законоведения. Они вращались в одном кругу, Фонвизин и Сандунов, пусть не очень продолжительное время. Однако и этого оказалось достаточным для того, чтобы Николай Николаевич приобщился к стихосложению и написанию театральных пьес.

В 1811 году уже самого Сандунова Захарий Горюшкин пригласил возглавить кафедру гражданского и уголовного судопроизводства, потому что был уверен: Николай Николаевич сумеет сохранить лучшие традиции, которые за четверть века заложил сам декан. И, по большому счету, не ошибся. Их имена в истории МГУ стоят рядом…

В чем была притягательная сила лекций Сандунова? Каждую из них Николай Николаевич разыгрывал как спектакль. Аудитория превращалась в судебное присутственное место. Между студентами распределялись роли от писца до губернатора, часть студентов готовили «дело», которое потом по полочкам разбирали. Ох, и доставалось же тогда тем, кто пытался склонить чашу весов в свою пользу с помощью словоблудия. Председательствующий, а эту роль Сандунов всегда брал на себя, частенько останавливал «зарвавшегося Цицерона» — ты здесь не годишься, шел бы ты, батенька, в стихотворцы…

Сенатор-поэт. Редкий случай…

Но почти каждый из студентов знал, что их интеллигентный профессор (к слову, еще и сенатор) сам стихотворец, что он переводит на русский язык европейских поэтов. Его перу принадлежит первый перевод шиллеровских «Разбойников», пьес «Отец семейства» и «Царский поступок». Особую роль сыграли именно «Разбойники». Благодаря переводу Сандунова в университетах и в училищах в Петербурге и в Москве составлялись «братства освободителей человечества», которые «клялись преследовать злодейство и несправедливость».

Конечно, далеко не все могли присутствовать на лекциях, и тогда Николай Николаевич пошел на беспрецедентный шаг — он начал принимать всех желающих у себя на квартире, помогая разрешать сложные судебные ситуации. Когда самостоятельно, а иной раз поручая это делать своим ученикам. И в некоторые дни у него бывало больше народу, чем в Сандуновских банях, не зря профессора называли «оракул Москвы».

Его любили и за то, что и сам Сандунов любил Россию, был проникнут духом чистейшей русской народности. Он любил говорить пословицами, и сам был как живая русская пословица, ответствующая на все вопросы кратко, сильно и верно. К сожалению, я не разыскал ни одного из стихотворений Николая Николаевича, разве что одно четверостишие, о котором вспоминал один из его знакомых, называя образчиком дурного вкуса:

Чернобровы, белокуры,
Не откажут ни одна:
Денег не клюют лишь куры,
А любовь до них жадна…

А по мне так образно…

История не сохранила отношения к данному четверостишию супруги Николая Николаевича, которая, по воспоминаниям современников, была очень красива собой. Она по праву гордилась тем, что является женой профессора и сенатора. Кстати, смерть Николая Николаевича последовала несколько неожиданно — 19 июня 1832 года. Своего декана хоронил весь университет. Как и его старший брат Сила, Николай Сандунов, Николай прожил чуть более полувека. И никто так и не удосужился нарисовать хотя бы его портрет…