В чём секрет очарования сказок Вильгельма Гауфа?

Для Гауфа занимательность сюжета и яркие образы гораздо важнее философской глубины и романтической устремлённости. Может, именно поэтому написаны эти сказки столь изящным и простым языком, что до сих пор воспринимаются легко и без напряжения (чего не скажешь о Гофмане).

Второй особенностью сказок Гауфа является их стилистическое оформление. Он один из первых стал выпускать сказки сборниками в форме альманаха. Своё решение он аллегорически объясняет во вступлении «Сказка под видом Альманаха», где дочка Сказка жалуется матери Фантазии, что её считают «старой девой» и не «впускают на порог» литературы. Действительно, во времена Гауфа сказка стала считаться «немодной», зато в большом почёте были роскошно иллюстрированные ежегодные сборники новелл — альманахи. Гауф не собирается идти против вкусов моды, а берёт и использует её в своих целях.

В. Гауф «Сказка под видом Альманаха»:
«- …дочь моя; кто творит добро, тому не пристало унывать. …Если взрослые, обольщенные Модой, пренебрегут тобой, обратись к детям, — вот поистине мои любимцы; …только я тебя как следует приодену, чтобы ты понравилась малюткам и чтобы взрослые тебя не прогнали; знаешь, я наряжу тебя альманахом».

За свою жизнь писатель успел подготовить три «Альманаха сказок». 1-й и 2-й написаны под сильным влиянием сказок «Тысячи и Одной Ночи» с обилием арабской экзотики, но постепенно Гауф всё чаще обращается в сторону европейского фольклора.

В каждом альманахе есть своя «хитовая» сказка. В 1-м таковыми являются «Маленький Мук» и частично «Калиф-аист», откуда в народ пошло знаменитое заклинание «Мутабор» (по популярности уступающее только разве «Сим-сим»). Во 2-м сборнике это, безусловно, «Карлик-Нос», а в 3-м — «Холодное Сердце». Однако стоит предупредить, что те, кто читает сказки Гауфа «вразброс», многое теряют.

Дело в том, что «Альманахи» у писателя не просто сборники, а связное повествование. Все истории как бы нанизаны на одну нить, которая сама по себе является отдельной историей. Обычно герои «обрамляющей» истории — это рассказчики — будь то участники, бредущего по пустыне, каравана, или рабы Александрийского шейха, или постояльцы харчевни в Шпессарте.

Приём этот, конечно, не нов — достаточно вспомнить «Декамерон» Бокаччо или сказки Шехерезады. Но у Гауфа герои, рассказывающие сказки, не просто «передают друг другу мяч». Например, постояльцы харчевни в Шпессарте оказываются сами вовлечены в авантюру с разбойниками и похищением графини. Этот приём (в урезанном, конечно, варианте) был сохранён в советской экранизации Гауфа «Сказка, рассказанная ночью» 1981 года с участием И. Костолевского и А. Калягина.

Чтобы сохранить интригу и достоверность повествовательного жанра, история у Гауфа может оборваться на самом интересном месте и продолжиться после другой истории (как это было со сказкой «Холодное Сердце»). А в сборнике «Александрийский шейх и его невольники», один из рассказчиков-рабов неожиданно оказывается сыном этого самого шейха.

Ещё более хитрую вязь писатель сплёл в альманахе «Караван», где развязка «Рассказа об отрубленной руке» содержится не в самом рассказе, а в завершении «обрамляющей» истории. Если читать рассказ отдельно, остаётся непонятным — что за незнакомец и почему заставил доктора отрезать голову спящей девушке. И лишь в конце альманаха мы узнаём незнакомца в одном из участников каравана и слушаем его пояснения. Мало того — этот незнакомец оказывается благородным разбойником Орбазаном — героем уже другой истории — «Спасение Фатьмы».

Также причудливо переплетены в альманахах Гауфа и стили. Ведь если внимательно присмотреться, некоторые истории плохо вписываются в жанр сказки. Да, истории «Спасение Фатьмы», «Рассказ об отрубленной руке» или «Молодой англичанин» имеют очень необычный сюжет, но в них нет ничего волшебного. В «Истории Альмансора» даже встречается вполне реальный «маленький капрал» Наполеон, а «Молодой англичанин» (в более точном переводе — «Обезьяна в обличье человека») — и вовсе сатира над немецкими бюргерами, принявшими переодетую обезьяну за иностранца и пытающимися перенять её «манеры».
Предвидя вопрос, почему столь разные жанры объединены вместе, Гауф поясняет это уже в тексте.

В. Гауф, из 2-го «Альманаха сказок»:
«- …Я думаю, надо делать известное различие между сказкой и теми рассказами, которые обычно зовутся новеллами. …в конечном счете очарование сказки и новеллы проистекает из одного основного источника: мы переживаем нечто своеобразное, необычное. В сказках это необычное заключается во вмешательстве чудесного и волшебного в обыденную жизнь человека; в новеллах же все случается, правда, по естественным законам, но поразительно необычным образом.

 — Странно, — воскликнул писец, — странно, что естественный ход вещей в новеллах привлекает нас так же, как и сверхъестественное в сказках! В чем тут дело?

 — Дело тут в изображении отдельного человека, — ответил старик, — в сказке такое нагромождение чудесного, человек так мало действует по собственной воле, что отдельные образы и характеры могут быть обрисованы только бегло. Иное в обычных рассказах, где самое важное и привлекательное — то искусство, с каким переданы речь и поступки каждого, сообразно его характеру".

Недаром исследователи отмечали, что новаторство Гофмана и состоит в том, что старую форму сказки он обогатил реалистичностью новеллы. Если у Гофмана чудесное вторгается в привычный мир как бы из другого мира и на этом контрасте строится вся интрига, то у Гауфа всё необычное вписано в сюжет вполне естественно. Ну, нашелся у калифа свиток с заклинанием, превращающий людей в животных, ну, бродит по Чернолесью (так переводится «Шварцвальд») демонический великан Голландец Михель — почему бы и нет?

Да и по стилю изложения сказки выглядят вполне реалистично. Именно для этого служат и ненужные сюжетные излишества. Зачем, например, Саид сбегает из плена, если через абзац его вновь ловят? Да для того, чтобы мы почувствовали реальность повествования. Гауф — один из редких писателей, где подобные излишества не утомляют и зачастую даже не замечаются — настолько это живо и интересно написано.

Критики нередко указывают на то, что именно занимательность — основное кредо сказок Гауфа, а каких-то особых моральных проблем писатель не поднимает. Действительно, сама по себе мораль там вполне традиционна — и близка по своей простоте к народным сказкам. Но именно насыщенный сюжет, тщательная психологическая прорисовка героев, изящная ирония служат для простой морали той приправой, которая придаёт ей неповторимый вкус.

И мы верим, что даже с каменным сердцем и сундуком денег Петер Мунк способен сделать правильный выбор, ибо он понимает, что без живого человеческого сердца от этого сундука денег никакой радости. Как нет радости от самых высокоморальных, но скучных и пресных сказок.

В. Гауф, из 2-го «Альманаха сказок»:
«- …в каждом человеке живет стремление вознестись над повседневностью и легче и вольнее витать в горних сферах, хотя бы во сне. Сами вы, мой молодой друг, сказали: „Мы жили в тех рассказах, мы думали и чувствовали вместе с теми людьми“, — отсюда и то очарование, которое они имели для вас. Внимая рассказам раба, вымыслу, придуманному другим, вы сами творили вместе с ним. Вы не задерживались на окружающих предметах, на обычных своих мыслях, — нет, вы все переживали: это с вами самими случались все чудеса, — такое участие принимали вы в том, о ком шел рассказ. Так ваш ум возносился по нити рассказа над существующим, казавшимся вам не столь прекрасным, не столь привлекательным, так ваш дух витал вольней и свободнее в неведомых горных сферах; сказка становилась для вас явью, или, если угодно, явь становилась сказкой, ибо вы творили и жили в сказке».