Как Уинни-Фу превратился в Винни-Пуха? Ко дню рождения Бориса Заходера

Б. Заходер:
«Наша встреча произошла в библиотеке, где я просматривал английскую детскую энциклопедию. Это была любовь с первого взгляда: я увидел изображение этого симпатичного медвежонка, прочитал несколько стихотворных цитат — и бросился искать книжку. Так наступил один из счастливейших периодов моей жизни — дни работы над «Пухом».

Правда, мало кто знает, что первая попытка перевести «Пуха» на русский, была сделана задолго до Заходера. В первом номере журнала «Мурзилка» за 1939 год была опубликована глава сказки Милна — «О медведе Винни-Пу и пчёлах» — в переводе А. Колтыниной и О. Галаниной. Я не ошибся — героя там, действительно, зовут Винни-Пу — точно также, как оно звучит в английском оригинале. Но буквальность не всегда означает точность.

В предисловии к сказке Милн объяснял, что словечком «Pooh» Кристофер Робин поначалу прозвал «знакомого» лебедя. И всё потому, что «если ты зовешь лебедя, а он не откликается, то ты всегда можешь сделать вид, что просто подул себе на нос». То есть, второе имя медвежонка точнее было бы перевести как «Фу-у!». Но вариант «Винни-Фу» звучал бы по-русски слишком грубо, поэтому сначала Заходер решил полностью переиначить имя медвежонка. И вот, в 8-м номере «Мурзилки» за 1958 год появляется, так сказать, «пробная» глава из сказки, где героя зовут «Мишка Плюх».

Как мы знаем, в итоге Заходер всё-таки решил вернуться к оригинальному имени главного героя, заменив неблагозвучное «Фу» на «Пух» (тут тебе и связь с лебедем и имитация выдоха). Но в целом подошёл к оригиналу очень творчески.

Так, в «Мурзилке» 1939 года имя поросёнка просто дублировало оригинал — Пиглет. Один из комментаторов английского оригинала — О. Дьяконов — предлагает такие переводы имени Piglet, как «Свинчик» или «Поросюнчик», но это всё равно звучит несколько коряво. И пусть вариант Заходера — «Пятачок» — и далёк от оригинала по букве, зато близок к нему по духу и вполне подходит этому пугливому «маленькому существу».

Два имени практически не изменились — Rabbit остался Кроликом, а Eeyore — Иа-Иа. Tigger стал у Заходера забавным Тигрой. Самую же сильную трансформацию испытал персонаж по имени Owl. Дело в том, что в сказке Милна он мужского рода (т.е. либо Совёнок, либо хотя бы Филин). Но у Заходера он превращается в Сову, что заметно меняет весь образ. Вместо пародии на студента-недоучку, который бросается заумными словечками, а на самом деле толком и читать-то не умеет, в русской версии появилась некая псевдообразованная тётушка (которая в мультике Хитрука окончательно превратилась в некую пожилую «училку»).

Также в английском оригинале все поэтические опыты Винни-Пуха названы просто hum — то есть некое мычание себе под нос. А все эти Шумелки, Кричалки, Пыхтелки — целиком изобретение Заходера.

Борис Владимирович прекрасно осознавал, что вложил в перевод частичку самого себя, поэтому долго боролся за то, чтобы его версию «Пуха» назвали «пересказом». Тем не менее, лично мне кажется, что «Винни-Пуха» Заходера всё-таки точнее назвать «вольным переводом». Как бы не вольничал Борис Владимирович в частностях, в целом он не отходит от канвы оригинала, а уж атмосферу сказки и вовсе передаёт очень удачно.

В результате, мы получили всё-таки «русского Милна», а не «версию по мотивам», как это было в случае с «Алисой в Стране Чудес», пересказанной тем же Заходером.

Поначалу своего «Винни-Пуха» Заходер предложил «Детгизу», но перевод отвергли, почему-то посчитав сказку «американской». Поэтому книга вышла в другом издательстве — «Детский Мир» — в 1960 году и называлась тогда «Винни-Пух и все остальные». Спустя пять лет «Детгиз» опомнился и переиздал сказку под несколько другим названием — «Винни-Пух и все-все-все». С этих пор сказка крепко вошла в классику советской детской литературы, а после серии мультиков 1969−72 гг. режиссёра Ф. Хитрука и вовсе стала культовой.

К сожалению, режиссёр и писатель (они были и соавторами сценария) настолько не сошлись в трактовке «Винни-Пуха», что работа над мультфильмом прекратилась на третьей серии… Заходер считал большой ошибкой исключение из сценария Кристофера Робина, ему принципиально не нравилось, что плотно набитый опилками и вечно задумчивый тугодум-медвежонок превратился у Хитрука в мягкого плюшевого дурачка-гедониста. Тем не менее, переводчик признавал, что даже так советский мультик вышел несравнимо выше и художественнее «ужасающих изделий фирмы с торговой маркой „Дисней“».

«Пересказ» Заходера считался настолько сильным, что конкурировать с ним долго не осмеливались. Однако кроме частных «вольностей» (особенно в плане стихов) был у этого варианта ещё один недостаток. Точнее, упущение.
Если в оригинале сказка Милна состояла из двух книг, то в пересказе они слились в одну. И ничего бы страшного, если бы: 1) не исчезли предисловия и посвящения; 2) от главы «Банкет» осталось лишь несколько абзацев, включённых в главу про наводнение; 3) не была переведена целая глава «Снова Слонопотам».
Прежде чем эти досадные пропуски Заходер восполнил, нашлись желающие заново «переоткрыть» сказку Милна.

Перевод В. Вебера с Н. Рейн, впервые вышедший в 1999 г., расстроил Заходера еще при жизни. Выслушав обвинения в «искажении» реального «Винни-Пуха», он, тем не менее, заметил в новом переводе имена и принципы, «почерпнутые» именно у него. Об этом хорошо сказала супруга Заходера — Галина: «Я так и вижу, как они усаживаются за стол, положив слева книгу „Винни-Пух и все-все-все“, а справа „Winni-the-Pooh“, начинают сравнивать, придумывать, чем и как заменить слова Заходера».

Так имя Пух осталось без изменений, да и Сова почему-то осталась Совой. Зато Пятачок превратился в неблагозвучного Хрюку, а многослойное слово Heffalump (у Заходера — Слонопотам) упростили до Хоботуна! И, как это часто бывает в неудачных переводах, первыми пострадали легкость и юмор.

Второй перевод — В. Руднева — это, по сути, не перевод, а приложение к его же работе «Введение в прагмасемантику «Винни-Пуха», о которой я уже как-то упоминал. И первое и второе писалось, прежде всего, с целью потешить интеллектуала-постмодерниста.

В. Руднев:
«Основная задача аналитического перевода — не дать читателю забыть ни на секунду, что перед его глазами текст, переведенный с иностранного языка, совершенно по-другому, чем его родной язык, структурирующего реальность».

Но, как это характерно для постмодернизма вообще, в переводе Руднева невозможно отделить точность от вольности. Реальность здесь «структурирует» вовсе не Милн, а концепция переводчика (где, опять-таки, зёрна здравого смысла теряются среди провокаций, стёбов и перегибов).

К примеру, Сова вполне логично названа Сычом, зато Винни-Пух охарактеризован как «медведь с низким IQ» (в оригинале «с маленькими мозгами», у Заходера — «с опилками в голове»). Стихи и вовсе переведены, как пишет автор, «в зависимости от смыслового контекста». Например, знаменитое «Мишка очень любит мед» превратилось в… японское хокку, которое «отвечает медитативному настроению».

Конечно, такие переводы тоже имеют право на жизнь, но заставить читателя «влюбиться» в сказку Милна они явно не в силах. Так что, спите спокойно, Борис Владимирович, Вашему «Пуху» суждена еще долгая жизнь…