Но пока до нобелевских лавров далеко, и предложение старого приятеля пришлось как нельзя кстати: сколько можно копаться скальпелем в заспиртованных «подопечных», пора уже экспериментировать по-взрослому. Меркантильный нюанс сделки доктора не волнует, мало ли наука изнасиловала пациентов ради светлого будущего. Всего-то и надо извлечь из головы сумасшедшего математика утерянный конец формулы. Правда, болячка неожиданно оказалась заразной и теперь уже самому Мартину мерещится всякое, что впору завязывать рукава за спиной и мечтать о комнате с мягкими стенами.
Сними этот параноидальный бред Дэвид Линч, и все вопросы отпали бы сами собой. Но последний в начале 90-х корпел над «Твин Пиксом» и к дебюту Адама Саймона непричастен. Случайность ли, совпадение ли, но начинающий режиссер, чья карьера в Голливуде двигалась исключительно по нисходящей траектории, параллельно Линчу нащупал ту тонкую грань, что разделяет сны и реальность. Только в отличие от коллеги, который распахнул калитку настежь, Саймон лишь украдкой заглянул в замочную скважину. Пока автор «Синего бархата» в творческом исступлении прятал под каждым кустом «пасхальные яйца» и фаршировал кадры ребусами, его невольный протеже, не питая иллюзий насчет собственной гениальности, превратил весь фильм в один большой-большой секрет со столь же эффектной, сколь и предсказуемой концовкой. И если у мастера аллегорий есть шоссе, ведущее в никуда, то Саймон отважно и смело, как и полагается новичкам, не знавшим поражений, нарезает круги по кольцевой дороге, стараясь увлечь зрителя загадочными маневрами. Словно не замечая, как сам запутывается в череде зигзагов.
Игра воспаленного воображения сценаристов с воспаленным же мозгом главного героя завораживает и интригует, но постепенно превращается в самоцель, нежели служит средством передачи какой-либо полезной информации. Авторы с таким энтузиазмом расписывают шизоидные галлюцинации протагониста, что в какой-то момент окончательно теряют нить повествования, плюют с высокой колокольни на якобы главенствующую роль логики и фокусируются на визуализации беспилотного полета мысли. Мозги доктора Мартина начинают жить собственной бурной жизнью, а фантазии и реальность смешиваются в однородный поток сознания, очевидно, мешая трезво оценить «ху из ху» и почему мы видим на экране именно то, что видим. Разумеется, фишка не новая: ничтоже сумняшеся Саймон позаимствовал эффект вложенных друг в дружку, как матрешки, сновидений из «Кошмара на улице Вязов» Уэса Крейвена. С той лишь разницей, что душегуб Крюгер был хозяином снов, а герой Билла Пуллмана стал их заложником.
При желании сам факт глобального цитирования конкурента по жанру, а «Мертвый мозг», несмотря на драматические нотки, по-прежнему остается искусным триллером/хоррором, можно было бы списать на неопытность режиссера-дебютанта. Однако Адам Саймон был всего лишь послушной марионеткой в руках куда более осведомленного в кинематографических тенденциях человека. Речь, разумеется, о легендарном Роджере Кормане, руководившим проектом через свою супругу. Корман ошибся лишь в одном моменте, но фатально — он так долго придерживал выигрышный сценарий Чарльза Бомонта, одного из бессменных авторов популярного сериала «Сумеречная зона», что в итоге проспал момент выхода на сцену.
Текст сыграл, но отнюдь не так ярко, как планировалось. Виной ли тому «малоформатность» писательского таланта Бомонта, отчего при просмотре не покидает ощущение, что эпизод телевизионного шоу растянули до полнометражки по принципу «просто добавь воды», иль нежелание продюсера выходить за рамки уютной категории Би-муви, но «Мертвый мозг» так и не стал откровением. Если не считать того факта, что награда нашла своего героя и спустя семь лет Дэвид Линч в полной мере раскрыл потенциал Пуллмана в своем «Шоссе в никуда».
Хорошо, с юмором написано. И вспомнил, как отец моей тёти (жены папиного брата) в 1956 году рассказывал о лекциях Жуковского по...