В чём величие пьес Уильяма Шекспира? Укрощение строптивой

Перейти к седьмой части статьи

Как пишет А. Смирнов,

чередование эпизодов и развитие действия в обеих пьесах одинаковы. Тем не менее, самый текст всюду различен, и на всю пьесу приходятся лишь шесть строк, в точности совпадающих. И это различие текстов таково, что комедию Шекспира мы должны признать шедевром комедийного искусства, тогда как анонимная пьеса — ремесленное изделие.

«Укрощение строптивой» — одна из наиболее любимых кинематографистами комедий Шекспира (можно вспомнить фильм итальянского режиссера Дзеффирелли с Элизабет Тейлор и Ричардом Бертоном в главных ролях), и это не случайно.

Всё дело — в конфликте между представителями двух разных планет, сынами Марса и дочерьми Венеры, положенном в основу пьесы. Как будто Марс победил — строптивица Катарина признала главенство мужа. Но так ли всё просто на самом деле?

«Мужчины и женщины обычно не понимают друг друга потому, что они говорят на разных языках», — пишет Джон Грэй, автор популярной книги «Мужчины с Марса, женщины с Венеры».

Место действия «Укрощения строптивой» — Падуя, город в Италии, чем, по-видимому, и объясняется преувеличенная живость характеров главных литературных персонажей. Катарина, дочь богатого горожанина Баптисты, «богата, молода, красива, воспитана как знатная сеньора», за ней дают богатое приданое, однако «девица на выданье» обладает одним изъяном — она «сварлива просто нетерпима, строптива и груба сверх всякой меры», а вдобавок ещё и остра на язык.

Младшая дочь, «красотка Бьянка», напротив, благовоспитанна и обладает кротким нравом. Один из женихов Бьянки решает привлечь к делу своего знакомого, дворянина из Вероны Петруччио, человека не робкого десятка и с большим опытом в отношениях мужчины и женщины, который строит планы выгодной женитьбы. Но сумеет ли он сладить с Катариной?

Кандидат в женихи с энтузиазмом берётся за ухаживания; строптивый нрав невесты его как будто нимало не смущает, и не обращая внимания на её выходки, он назначает день венчания. Впрочем, саму свадьбу он превращает в фарс и в дальнейшем показывает себя форменным сумасбродом.

Так, встретив по дороге старика, он говорит жене, что это юная девица («Кет, милая, по совести скажи. Не правда ли, прелестная девица? Румянец щёчек спорит с белизною!»), и не успокаивается до тех пор, пока она не соглашается с ним, после чего вдруг снова меняет точку зрения («Опомнись, Кет! В своём ли ты уме? Ведь это же мужчина, дряхлый старец, а вовсе не прелестная девица»).

Молодая жена, столкнувшись с характером ещё более вздорным и строптивым, чем её собственный, удивлена и начинает постепенно проявлять уступчивость, стараясь утихомирить мужа. В финале пьесы она выигрывает импровизированный конкурс, показав себя самой послушной из жён, а её кроткая сестра Бьянка, воспользовавшись слабостью мужа-подкаблучника, меняется с ней местами и превращается в строптивую жену («так ты ведёшь себя ещё глупее, коль ставишь деньги на мою покорность»).

В диалоге, завершающем действие пьесы, звучат следующие слова:

«Строптивая смирилась. Поздравляю… Но как она сдалась — не понимаю».

Существует несколько трактовок замысла «Укрощения», в том числе в феминистском духе. Так, шекспировед Смирнов считает, что Катарина — «даровитая девушка со смелым и сильным характером, задыхающаяся в кругу пошлых ничтожеств… Она рождена, чтобы встретить такого же сильного и смелого, такого же живого человека, как она сама», и в лице Петруччио находит достойного противника — и партнёра.

С этим, а особенно со словами, что «Катарина обнаруживает такое же богатство внутренней жизни, как и Петруччо», согласны далеко не все. Строптивость как качество женского характера имеет больше общего с эгоизмом, чем со стремлением к свободе и самореализации. Равенство равенством, но зачем же лютню-то разбивать о голову учителя?

В какой-то мере «чертовка» Катарина — это мини-Яго в юбке, просто она более открыта и лишена его подлой расчётливости. Её раздражает всё — красота и кроткий нрав младшей сестры, мягкость отца, приличия, которые принято соблюдать, необходимость замужества и отсутствие женихов, и даже её собственный пол. Может быть, её следует отнести к разряду существ, которых принято называть модным словечком «стерва»? Но едва ли такое поведение соответствует нормам «стервологии», во всяком случае, современной.

Открыв популярную книгу под названием «Хочу быть стервой! Пособие для настоящих женщин», я прочел следующее:

«Я не советую женщинам становиться злобными чудовищами… Женщины, которых я описываю, добры, но сильны… Каждая такая женщина знает, чего хочет, но не идёт на компромиссы, чтобы это получить. И при всём том она остаётся женственной, как „стальная магнолия“ — цветок снаружи, сталь внутри. Она использует женственность в собственных интересах… У неё есть одно качество, которого не хватает „хорошим девушкам“: трезвый ум. Она не отдаётся романтическим фантазиям».

«Цветок снаружи, сталь внутри» — это скорее замужняя Бьянка, но уж точно никак не её старшая сестра. Сопоставив эти милые рекомендации с картиной поведения героини Шекспира, можно сделать вывод: речь точно не идёт о «стерве», во всяком случае, в её осовремененном, «гламурном варианте»; впрочем, быть может, живи Катарина в наше время, она с лёгкостью бы приняла и усвоила такую философию (во всяком случае, её слова «из женщины нетрудно сделать дуру, когда она боится дать отпор» ничуть не противоречат жизненному кредо «стервы»).

«Пытаясь укротить Катарину, Петруччио прибегает к исключительно физическим способам воздействия и поэтому предстаёт совершенным хамом. Мы не понимаем, с чего вдруг она должна его полюбить. Страдания Катарины происходят из недейственности её протестов. Её последний монолог, в котором она покоряется… — неубедителен или жалок», — пишет Уистен Хью Оден.

Возможность того, что в данной ситуации сошлись две родственные души, а все их конфликты и перебранки есть не что иное, как забавы в стиле «милые бранятся — только тешатся», исключать не стоит. И все-таки, на мой взгляд, на эту ситуацию можно посмотреть и под другим углом зрения.

Один из гуру современного пикапа (искусство соблазнения существа противоположного пола) Дэвид ДиАнджело писал следующее:

«Женщины испытывают внутреннее презрение к слабым мужчинам, которые дают им всё, чего бы они не пожелали… У большинства из них есть „теневая“ или тёмная сторона, которая заключается в тайном желании иметь мужчину, который контролировал бы не только себя и свою реальность, но и её. Но они никогда не признаются в этом — зачастую, даже себе».

Собственно, в этом и состоит укрощение героини: строптивая Катарина встретила своего мачо, мужчину, который сам создаёт свою реальность, пусть и достаточно сумасбродную (тем самым позволив ей взглянуть на собственное сумасбродство как бы со стороны), и который сумел держать её под своим контролем — пусть грубо, бесцеремонно и по-шутовски, но всё-таки сохраняя определённую долю мужского обаяния и не переходя некоей, пусть и достаточно условной, «красной черты», и не совершая слишком уж грубых и злых поступков, как это делал герой старой пьесы, откровенно тиранивший свою жену и убивший на её глазах любимого коня.

Эту идею, далеко не столь очевидную, как может показаться некоторым, умница Шекспир мимоходом очертил за сотни лет до появления новомодного вида досуга. Катарина ведёт свою игру, Петруччио свою и, как более искусный игрок, побеждает (отметим, что именно такое название — «Игра» — носит классическая книга, хорошая знакомая всем любителям пикапа).

Стоит обратить внимание на то, что даже приёмы, которые использовал Петруччио, обхаживая будущую жену («Начнёт беситься — стану говорить, что слаще соловья выводит трели; нахмурится — скажу, что смотрит ясно…») близки к тактике, используемой в современном пикапе (мужчина, чтобы удивить девушку, поступает обратно тому, что от него ожидают).

Жанр пьесы, как мы уже упоминали — комедия, поэтому действие заканчивается благополучно: злая и строптивая невеста, которой посчастливилось встретить «хорошего парня», который мог при необходимости стать плохим («Я на досуге оправдаюсь так, что все останетесь довольны»), превращается в образцовую жену.

И в завершение — слова литературоведа Марка Ван Дорена:

«Шекспир сотворил мир, который до него не существовал, и не покинул его, а создал ещё множество миров внутри него… Нас затягивает туда быстро или плавно — чаще всего быстро, — и, оказавшись в этом мире, мы погружаемся в него полностью. В этом тайна власти Шекспира над нами — и она остается неразгаданной. Автор создаёт вокруг нас особый мир, о котором мы даже не подозревали. И этот мир поглощает нас без остатка».