Чем прославился «киевский пешеходец» Василий Барский? Часть 2

Следуя зову души и ума, он посетит Родос и Кипр, Иордан, Вифлеем и Синай, Триполи, Дамаск, Александрию, Каир и многие другие города. И до Иерусалима тоже доберется, правда, не сразу. Извилистые маршруты путешествия изобиловали опасностями: его то ограбят, то побьют или даже приставят нож к горлу, то разденут донага. И волчий вой посреди ночного пути он тоже запомнит навсегда. Но с удивительным упорством Барский продолжал путь, несмотря на изрядно подорванное здоровье и тяготы пешего пути. И подробно описывал места, в которых побывал, как и события, в которых довелось участвовать.

В Дамаске в 1734 году пилигрим принял монашеский постриг от антиохийского патриарха Сильвестра, и, как ни рассчитывал тот оставить при себе с любовью принятого «пешеходца», через год отпустил в дальнейший путь, — об этом с глубокой благодарностью писал как в дневнике своем, так и в письме на родину Василий.

Александрия особенно запомнилась древними обелисками, которые путешественник дотошно измерял. Столп Помпея он охарактеризовал так: «…зело великий в высоту и толстоту, вне града яко поприщем отстоящ, делом и художеством изрядный». Каир оставил неоднозначные впечатления из-за грязных улиц и наличия беспокойных мест, в которых можно лишиться головы, в том числе, от сиюминутных подозрений стражников, т. е. блюстителей порядка. Египетские пирамиды странник назвал фараоновыми горами, которые «иже суть четверограничные, всякая граница на стоп 75, высота же их есть на стоп пятьсот».

На протяжении всех двадцати четырех лет скитаний путешественник постоянно учится. В числе приоритетов знаний на первое место он поставил греческий язык. Чтобы овладеть им, поступил и закончил Греческое православное училище в Триполи, а затем несколько лет продолжал обучение на острове Патмос.

В 1741 году Василий получил известие о смерти отца и вновь решил вернуться домой. Он написал письмо в Киев с просьбой предоставить должность учителя в открывшемся греческом училище, но что-то не сложилось у него с отъездом. А затем, в мае 1743 года русский посол в Константинополе А. А. Вешняков вызвал Барского к себе и предложил стать посольским священником — к тому времени известность «пешеходца» достигла признания на уровне императорского двора. Предложение посла было продиктовано указом Екатерины II. Но странствующего монаха все больше тянуло на родину, и он отказался от этой милости, сославшись на полученную учительскую должность.

Однако прежде отбытия в Киев еще раз отправился на Афон — поработать в библиотеках греко-православных монастырей. Там время теряло свое значение, новые знания притягивали и с трудом отпускали… И лишь по возвращении в Константинополь оно заявило свои права, беспристрастно заявив, что прошло больше года, а на смену прежнему явился уже новый посол России — А. И. Неплюев. По его приказу Василия Барского надлежало арестовать и отправить в Россию. Чудом избежав заключения, монах через Афины и Бухарест добирается до Киева. Но занять ожидавшую его кафедру греческого языка в родной Киево-Могилянской академии ему не суждено, — через несколько недель после прибытия домой Григорович-Барский умер.

Хоронили Василия под колокольный звон в Киево-Братском монастыре, соблюдая самую торжественную церемонию. А на могиле поместили благодарственную эпитафию:

Церквей, монастырей и градов
красоту,
Удолий глубину, гор знатных
высоту,
Ступением своим и пядию
измерил;
И чрез перо свое отечество
уверил
О маловедомых в подсолнечной
вещах.

Почил странник, но остались его записи. Их хранила мать, позволяя переписывать рукопись желающим, и таковых оказалось немало. При подготовке первой публикации этих дневников, осуществленной по указанию и на средства Г. А. Потемкина в 1788 году, издатель В. Г. Рубан отмечал: «В Малой России и в окружающих оную губерниях нет ни одного места и дома, где бы не было <…> списка. Почти во всех российских семинариях для епархиальных архиереев по нескольку раз ее [т.е. рукопись] переписывали, благочестивые же люди из духовных и мирских состояний за великие деньги доставали оную».

Впрочем, этот издатель позволил себе вносить поправки и сокращения в книгу, так что подлинная рукопись вышла в свет гораздо позднее, в издании Православного Палестинского общества под редакцией Н. П. Барсукова (1885−1989). Благодаря этому труд странника почти четвертьвековой продолжительности сохранен для многих поколений потомков. И хоть имя Василия Киевского ныне почти забыто, хочется верить, что известность его вернется — по праву и по достоинству.