• Мнения
  • |
  • Обсуждения
Татьяна Грибанова Мастер

Дмитрий Горчев. Почему так рано?

В своих произведениях он резкий и безжалостный, а сам при этом был молчаливым, вежливым и поразительно скромным.

Дмитрий Анатольевич Горчев родился 27 сентября 1963 года в Казахстане. Окончил Алма-Атинский педагогический институт иностранных языков. Работал учителем, токарем, системным администратором, переводчиком.

В 1999 году переехал в Санкт-Петербург. До 2005 года работал главным художником и дизайнером издательства «Геликон Плюс» и журнала Бориса Стругацкого «Полдень, XXI век».

Его первая книга рассказов вышла в конце 90-х. Читатели наслаждались его едким сарказмом, меткой наблюдательностью и желчными шутками.

Дмитрия Горчева называют наследником Гоголя, Хармса, Ерофеева и немножко Жванецкого. Но все же Горчев — он один такой, у него узнаваемая манера и свой стиль.

Он всё очень правильно чувствовал и умел так владеть словом, как мало кто умеет. В его прозе все обнажается до основ, она иронична, но это ирония одиночества и безнадежности.

Из его рассказов мы узнаем, что случилось, когда «ушли коммунисты», кто такие влюбленные, зачем нужна справедливость, что за черт живет в телефоне, уточняем «план спасения» и находим ответы на вечные вопросы. Его манера описывать все превратности жизни — останется навсегда.

Читая Горчева, улыбаешься, но в то же время думается тяжело и много, что-то тихо вибрирует внутри и расходится легкой печалью.

Горчев добрый сказочник и грустный шутник. Его не все понимают, да — юмор многие любят тяжёлый, не всегда до всех доходит тонкая ирония, с помощью которой автор пытается донести что-то очень важное… Кто-то видит только цинизм и акцентирует внимание на мате. Такие люди обычно и в жизни ничего хорошего не видят. Часто это неудовлетворенные и несостоявшиеся люди.

Те же, кто умеет видеть, видят богатую фантазию и удивительную изобретательность автора. У Горчева даже ненормативная лексика вплетается в текст виртуозно и очень к месту.

«Я вообще люблю, когда простыми словами о простых вещах понятные мысли. А все остальное мне неинтересно».

Издательства печатают Горчева «с сохранением авторской орфографии». И она того стоит. Помимо свободного обращения со словами, Горчев не любил кавычек и редко писал имена собственные с большой буквы. Он умел дать потрясающие характеристики обыденным вещам и явлениям.

Безмерно уважаю людей, которые клеймят пороки, высмеивают идиотов, говорят возмутительную правду, и не боятся за свою репутацию и душевный комфорт.

Читаешь его — и становится стыдно за все, что мы говорим и делаем в жизни, в которой мы же сами конструируем несправедливость и горечь. И уже не хочется говорить никаких слов, ибо чувствуешь их неполноту и слабость. А ведь мир может быть устроен просто и мудро, — вот что выносишь из прозы Горчева. Можно где угодно быть счастливым, если ты решишь быть счастливым. Просто нужно принять это решение. Писатель и был счастливым с любимой женой и с маленьким «мальчиком с длинными ресницами», в деревушке, где было всего около двадцати домов, на отшибе, и даже райцентр в полусотне километров.

Нет во мне сейчас ничего, кроме грусти и благодарности, ведь читая его, нет ни единого способа обмануться.

Среди последних книг — «План спасения» (2005), «Жизнь в кастрюле» (2006), «Милицейское танго» (2007), «Дикая жизнь Гондваны» (2008).

За месяц до смерти в своем доме, в псковской деревне, Дмитрий Горчев закончил писать новую книгу. Последнюю запись в Живом Журнале писатель сделал 24 марта, за день до смерти…

Вчера еще живой, а сегодня нет — самая странная и непредсказуемая штука, которая может случится с человеком. И эта новость, как обухом по голове…
Спешите жить, — говорил Дмитрий. И спешил…

13 января Дмитрию стало плохо, когда он парился в бане, он описал это так: «О, как я одевался! Одни кальсоны я натягивал полчаса наверное, не говоря уже про все остальное… Добрел до дому, хорошо, хоть там со вчера не топлено, влез в спальник, накрылся кошкинским халатом. „Проснусь или не проснусь?“ — подумал я с интересом. Проснулся. Через шесть часов, правый глаз не открывается. Выпил таблетку от головы. Жить буду. Некоторое время, как и все, потом все равно умру».

У него была невероятно короткая жизнь, но насыщенная, наполненная, по преимуществу, простой человеческой радостью и красотой обычных вещей.

Дмитрий Анатольевич был не только писателем, но и отличным художником. Все иллюстрации к своим книгам он рисовал сам, и также оформлял книжные обложки других авторов.

С июня 2001 года Горчев вел блог в Живом Журнале, читателями которого были тысячи человек. А блоги такая штука. Если тебе все близко и понятно, незаметно человек становится родным. Где-то посмеешься с автором, там — всплакнешь, что-то он подскажет, и чувствуешь, что предстоит простить, переосмыслить и начать все заново.

Я знаю, что никто не умирает, просто человек уходит в другой мир, кто-то там наверху отключает изображение, но голос человека остается.

Вот он, невысокий худой мужчина — мальчик в кардигане поверх футболки, рассказывает нам о жизни, не стесняясь в выражениях, о счастье, о том, как это прекрасно, когда выходишь из глупых игр, придуманных людьми.

О том, как здорово, когда по вечерам смотришь из своего окна на деревья, на кур, роющих землю, на темный закат, порезанный на неровные кусочки кронами берез и тополей.

О том, что можно всё отдать за возможность жить вдали от людей, когда тебя никто не тревожит и не дергает, когда ты никому ничего не должен; за чувство уюта и свободы от проблем, неизменно возникающих, когда живешь в мегаполисе, среди огромного количества людей; за ощущение, когда всю ночь писал, а утром перечитал, выключил старенький компьютер и пошел спать довольный и чистый.

Сокрушительный матершинник и мизантроп, но прекрасный стилист, и очень добрый и чуткий человек. «Я не хочу в телевизор», — говорил он. И шел писать, например, «Рецепт приготовления чего угодно в русской печке»:
«Протопить русскую печку. Положить, насыпать, нарубить или напилить в казан что угодно, но желательно съедобное. Можно и не рубить — главное, чтобы влезло. Посыпать или залить чем угодно. Можно также ничем не посыпать и не заливать. Поставить в печь и забыть. Вспомнить, достать и есть. Время воспоминания может быть любым — хоть две минуты, хоть двое суток.
Если есть невозможно, отдать собаке-степану. Все».

И слышно на окончаниях слов и фраз, как он тихонько улыбается, и не может перестать улыбаться…

Статья опубликована в выпуске 2.04.2010
Обновлено 2.04.2010

Комментарии (4):

Чтобы оставить комментарий зарегистрируйтесь или войдите на сайт

Войти через социальные сети: