Но не прошло и четверти часа, как она выбежала к Николаю вся раскрасневшаяся:
Ты представляешь, что придумал этот старый дурак? Только я вошла к нему в кабинет, он весь расплылся в доброй улыбке: «Ощень хорошо, Юля, что вы пришли. Садитесь, садитесь вот сюда на диван. Я уже прощитал все ваши замещательные стихи. И мы их непременно напещатаем. (У Щипачева был дефект речи, он произносил вместо ч — щ.)
Он сел рядом со мной на диване. Я отодвинулась от него, а он снова сблизился и обнял меня за талию. Я стала отстраняться. И тогда он произнес такую дурацкую речь: «Ну, щего вы боитесь, нашей близости? Но ведь об этом никто не узнает. А зато у вас на всю жизнь останутся воспоминания о том, что вы были близки с большим совеским поэтом!..»
Я вскочила с дивана и стрелой вылетела на улицу от «большого совеского поэта…
К этому остается добавить, что стихи Юлии не появились в «Октябре», ибо «большой совеский поэт» был разгневан и так отреагировал на несговорчивость юного дарования.
Лишний раз ее твердость и принципиальность поэта-фронтовика подтверждает событие, происшедшее в 1952 году. От журнала «Сельская молодежь» ее командировали в Белоруссию, в село Озаричи. Здесь работал заслуженный учитель-фронтовик, о котором нужно было написать очерк. В гостинице ее встретила приветливая девушка, найти орденоносца помогли мальчик и его дедушка. Однако встреча с ветераном разочаровала: он оказался надменным, кичащимся своими заслугами стариком, к тому же постоянно заискивающим перед поэтессой. Друнина наотрез отказалась писать о нем, но с нежностью вспоминала мальчика и его дедушку.
Тяготы послевоенного быта Друнина переносила стойко. Никто не слышал от нее ни жалоб, ни упреков. Но постепенно накапливались усталость, изможденность, она искала поддержку и не могла ни в ком ее найти. К этому времени отношения с Николаем Старшиновым сошли на нет… Вскоре они разошлись.
И именно в это нелегкое для нее время она встретила третью и самую яркую свою любовь, человека, который удивительно трогательно и трепетно к ней относился — Алексея Яковлевича Каплера, знаменитого сценариста, ведущего «Кинопанорамы», первую любовь Светланы Алиллуевой.
Юлия стала его последней любовью и последней женой. Он был старше Друниной на 20 лет, но никто этого не чувствовал. Алексей Яковлевич сумел окружить ее такой теплотой и заботой, что Юля ощущала себя счастливой каждый час, каждую минуту. Он оградил ее от всех бытовых забот, и это было очень ценно и трогательно, потому что в быту Юлия Владимировна была совсем беспомощна.
Он знал, что она нуждается в особых небанальных и ярких знаках внимания, что каждую минуту ей надо говорить, что она красива, любима, талантлива, и делал это. Мог, например, зная, что она возвращается из-за границы, поехать встречать ее из Москвы в Брест. Когда поезд остановился, все ахнули: на перроне стоял Алексей Яковлевич с огромным букетом цветов. Или посылать ей в самолет телеграммы — просто, чтобы сказать, как он ее любит. В то время как люди вокруг расходились и разводились, их семья оставалась островком семейной стабильности. Он понимал каждое ее слово, каждое дыхание.
Когда Каплер заболел, Юлия забросила все — стихи, общественную работу — и занималась только им. Когда врачи сказали, что жить ему осталось недолго, сделала все, чтобы муж об этом не узнал. Возможно, он догадывался, что его дни сочтены, но Юля ни словом, ни жестом не дала ему этого понять. В его присутствии она всегда держалась, а плакала только тогда, когда он не видел.
Само присутствие Алексея Яковлевича как будто облагораживало людей, находящихся рядом с ним и Юлию тоже: без него она была бы другой — более жесткой, даже черствой. Муж во многом ее смягчал, делал добрее, нежнее.
Лишившись опоры, Юлия Владимировна осталась один на один с реальной жизнью:
Как страшно теперь просыпаться!
Как тягостно из Небытия
В Отчаянье вновь возвращаться —
В страну, где прописана я. Весь мир превратился в пустыню,
Все выжжено горем дотла.
Какой я счастливой доныне,
Какой я счастливой была!..
Это строки из поэмы «03», посвященной Каплеру. Поэма звучит как реквием по самой себе, будто уже тогда похоронила себя вместе с мужем под черной гранитной плитой на старокрымском кладбище…
Мир вокруг продолжает рушиться. Все, что было понятным, исчезает, разрывается. Юлия Друнина оказывается лишним — беспомощным и беззащитным — существом.
В 1990 году Друнина была избрана депутатом Верховного Совета СССР, хотя не любила заседания и совещания… Хотела защитить интересы и права участников войны. Не могла видеть, как страдают фронтовики ее поколения, как просят милостыню в переходах покалеченные в Афганистане мальчишки.
Когда Друнина поняла, что реально изменить ничего не может, она вышла из депутатов. Вечный Дон Кихот, она обломала не одно копье в политических битвах. Но слабели руки, ломались копья, а ветряные мельницы новой истории по-прежнему издевательски вертелись. И Юлии Друниной становилось страшно. Даже на войне не было так страшно, там, по крайней мере, все было понятно, где свои и чужие. А сейчас в мире все перемешалось и в дьявольской этой мешанине маленькому Дон Кихоту не было места…
У нее была еще одна фобия — она очень боялась стареть. Это, увы, беда всех женщин, но красивые переносят ее болезненно. Юлия Владимировна запрещала печатать поздравления, где указывался ее настоящий возраст. И в официальных биографиях долго отсутствовал год рождения Друниной. Ей хотелось выглядеть не просто моложавой, но и молодой, но ведь время не обманешь.
Как потом выяснилось, она замыслила самоубийство чуть не за год до того, как совершила его, — продумала и предусмотрела каждую деталь. Да, она не могла принять новую страну и себя в ней. Но, возможно, будь рядом с ней любимый человек, и не было бы того ужасного ноябрьского дня 1991 года, когда Юлия Владимировна зашла в гараж, где стоял старый «москвич», и, выпив снотворное, отравилась выхлопными газами.
Письма с объяснениями своего поступка она оставила дочери, зятю, внучке и единственной подруге — вдове поэта-фронтовика Сергея Орлова — Виолетте. Также оставила письмо для милиции.
С зятем Юлию Владимировну связывали очень теплые, доверительные отношения, они питали друг к другу безграничное уважение. Именно ему была адресована прощальная записка, которую Друнина прикрепила к двери гаража:
Андрюша, не пугайся! Вызови милицию, и вскройте гараж!
Подругу и дочь она попросила отвезти урну с ее прахом в Старый Крым и похоронить в одной могиле с Каплером, где в свое время оставила на могильном камне место и для ее имени.
«…Почему ухожу? По-моему, оставаться в этом ужасном, передравшемся, созданном для дельцов с железными локтями мире, такому несовершенному существу, как я, можно, только имея крепкий личный тыл…» — писала Юлия Друнина в одном из последних писем.
Крепкого тыла у нее уже не было. Оставалась хрупкость и ранимость. Сломанное копье одинокого Дон Кихота.
…В августе 1979 года я с родителями и Майей посетили могилу
Ты — рядом, и все прекрасно:
И дождь, и холодный ветер.
Спасибо тебе, мой ясный,
За то, что ты есть на свете. Спасибо за эти губы,
Спасибо за руки эти.
Спасибо тебе, мой любый,
За то, что ты есть на свете. Ты — рядом, а ведь могли бы
Друг друга совсем не встретить.
Единственный мой, спасибо
За то, что ты есть на свете!
без трудностей кем мы станем-тепличными растениями, так что становимся сильнее благодаря врагам
Оценка статьи: 5
0 Ответить
Спасибо за красивое произведение, посвященное удивительной женщине.
Сложно представить, что те, кто работали под началом персон, допускавших давление на женщину, шантаж женщины, не восстали бы против таких начальников. Юлия была сильно неправа, когда убегала на улицу к мужу, а не звала на помощь мужчин из соседних кабинетов. Среди них, наверняка, были фронтовики, которые научили бы начальство хорошим манерам.
Оценка статьи: 5
0 Ответить
Карл-Август Аванти, спасибо Вам большое.
Что же касается до давления на женщину...
Думаю, здесь имел место определенный гендерный шовинизм, определенный историческими данными.
Красивая женщина в мире мужчин - всегда под прицелом.
Тем более, после войны, когда одиноких женщин было много. Мужчины были, что называется, на вес золота.
И в сознании крепка была мысль: почти каждая женщина после войны тоскует о мужчине.
Конечно, возникает вопрос: Ведь были такие, у которых, как у Друниной был муж. Как быть с ними?
Вот в этом, как мне кажется, и гнездится подленький гендерный шовинизм:, раз пишет стихи, значит, женщине, мягко говоря, нечего делать... И с мужем ей... нехорошо. Это очень мягко сказано...
А раз нечего делать, и всякие мысли отвлеченные в голову лезут и воплощаются в стихи, значит ей чего-то реального в жизни не хватает, вот и ударилась в поэзию...
Пресловутое женщина - это 4 К - дети, церковь, кухня, платья - очень крепко в мужском сознании.
И если женщина как-то стремится вырваться из этого круга, пробует себя в творчестве, значит, тоскует...И как только ее приласкать, то вся тоска, а равно как и томные стихи разом выветрятся...
Простите, но так думают очень многие мужчины. Говорю, исходя из собственного опыта и из опыта многих знакомых...
Думаю, что и в случае с Друниной было так же.
А почему она не позвала на помощь, а бросилась к мужу?..
Думаю, это как раз и закономерно. Любая уважающая себя и мужа женщина в первую очередь побежит за помощью к мужу, а не будет звать на помощь посторонних людей
0 Ответить
Ляман Багирова, среди мужчин есть как ценители хранительниц домашнего очага, так и искатели встречи с амазонкой, красивые женщины всегда в почете, но все вышесказанное только подтверждает тот факт, что настоящий мужчина никогда не напугает женщину и не доведет ее до слез. Он будет искать встречи с женщиной мечты и, да, после войны в амурных делах все было очень просто. А еще после войны настоящих мужчин хватало, они всегда готовы были вступиться за слабого, пострадавшего от произвола. Думать о Юлии что угодно мог каждый, но довести женщину до бегства в слезах мужчина не мог.
Женщина, которая не зовет на помощь мужчин, помогает шантажисту, насильнику, преступнику.
В версию "Юлия все неправильно поняла и закатила истерику" не верю. Она прошла войну, была психически здорова. Испугать ее могла только реальная угроза и реальное унижение.
Оценка статьи: 5
0 Ответить
Карл-Август Аванти, Это да. Вы правы.
Но творческие люди реаируют на все по другому. Особенно поэты. Обостренная совестливость, ранимость, максимализм в известной степени.
1 Ответить
Ляман Багирова, вот это и самое обидное в этой истории - беззащитность поэта. Я даже не пытался давать оценку поведению мужа Юлии, так как она наверняка ничего ему не рассказывала, а он боялся ее ранить лишними вопросами. Слезы у поэта может вызвать и злобная критика в адрес его творений, а она не криминальна и не аморальна.
Оценка статьи: 5
0 Ответить
Карл-Август Аванти, а может она по другой причине не рассказала мужу. Побоялась, что он не пойдет и не набьет морду этому поэту известному, как бы это сделал нормальный мужчина, а еще и ее обвинит, что она неправильно с ним вела, что поступило такое предложение. Вы знаете, я согласна с вашим предположением, что она прошедшая огонь и воду, так растерялась. Я бы сама ему морду набила на месте Юлии и вышла с хищною улыбкою, что муж даже ничего не понял, что случилось. Ведь она была красивая, а значит такое уже было в ее жизни наверняка. Короче, это только наши предположения и никто свечку не держал.
1 Ответить
Лидия Богданова, совершенно согласна.
Никто точно не знает всех нюансов этого омерзительного события. Ведь этот эпизод известен нам уже из воспоминаний самих героев. А время - мощная лупа. С ее помощью, можно, нет, не исказить, но несколько смоделировать события. Бог его знает, как было скрупулезно по минутам. То, что муж остался ждать ее под окнами редакции говорит о нем, как о воспитанном, но не прозорливом человеке. Будучи поэтом, он не мог знать, какие подчас "шалости" творятся в богемном мире, и как они мило списываются на "искания творческих натур". Возможно, он должен был разведать, что за человек Щипачев, ибо хороший поэт(а у Щипачева есть действительно очень неплохие стихи) еще не определяет высоконравственного человека. Не может быть, чтобы о Щипачеве не ходило каких-то слухов; Старшинов мог бы навести справки и, по крайней мере, предупредить супругу. Но, мне кажется, люди военного поколения, несмотря на ад, который им пришлось пройти, сохранили удивительную чистоту и наивность. Я не случайно отметила, что в поэзии своей Друнина очень долго обращалась к войне, и даже в шеоесте любимых лесов слышала скрежет танков. Война для ее поколения была делом страшным, но понятным. Все было разделено на черное и белое. Если враг, то это враг, а друг - друг. Щипачев и по статусу своему, и по нише, которую он занимал в литературе, был для них Другом. Они (и муж и жена) просто не подозревали, что Друг может таить какие-то далеко недружеские мысли.
1 Ответить
И в статье и в этом посте Карла-Августа поставлен на ребро интересный вопрос.
Почти что философский.
В условиях патриархата (у нас - госсоциализма, у них - госкапитализма) служебный рост женщин (путь к озвездеванию) проходил через постель. Часто - через множество постелей.
Вы просто уже не помните, в 90е было множество статей на тему о том, что спать с начальником за повышение по службе - это нормально.
В пример приводили супермоделей Запада, Синди Кроуфорд на каждой ступени своего профессионального роста давала очередному начальнику, причем уже потом сама, писала/говорила об этом и без какой-то там изнасилованности, ибо пользовалась тем, что имеет.. Помнится, она перечислила с десяток таких "ступеней", просто постель была частью ее работы манекенщицы/модели
Клавдия Шиффер говорила то же, но в более мягкой форме.
А в последнее время многие из этих (простите мой французский) давалок - вдруг вспомнили, что делали карьеру через постель и обозвали те эпизоды "изнасилованиями", за что одного из тысяч тогдашних потребителей женской красоты даже показательно засудили. Вопреки фактам, предоставленным защитой.
Так сказать - перед нами реализован показ "колебаний линии американских партий" -- от безусловного применения через изображение несуществования феномена - к его осуждению.
Оценка статьи: 5
0 Ответить
Игорь Вадимов, дело совсем не в патриархате. Можете поинтересоваться тем, как часто могущественные женщины делали богатые подарки своим любовникам. Карьеру через постель во все времена делали как женщины, так и мужчины, просто культурные стереотипы положительно оценивают историю об удачливой куртизанке.
В силу вышесказанного, человек, занимающий высокий пост, обладающий материальными благами, не будет испытывать нужду в желающих закрутить с ним роман за умеренную плату. В силу этого он не должен проявлять негатива по отношению к тем, кто не входит в категорию желающих попасть к нему в постель.
Если женщина убегает от какого-то персонажа, да еще и плачет при этом, то этот персонаж ведет себя недостойно мужчины.
Оценка статьи: 5
0 Ответить
Ох уж эти донкихоты...
Такое можно уважать. Но надо ли такому следовать?
Подражатели обрадовались - бис!
Над собою чуть не взвод расправу учинил
Для чего же увеличивать число самоубийств?
Лучше увеличь изготовление чернил!
Есенин, тот же Маяковский, Фадеев, Друнина... вывих сознания, позволяющий творить? Воспаление совести?
Оценка статьи: 5
0 Ответить
Игорь Вадимов, возможно. Обостренная совестливость и ранимость душевная, конечно же...
Творческие люди очень ранимы, очень
И, да, многое, если не все воспринимают сквозь призму своего творческого видения.Особенно поэты...
0 Ответить
Игорь Вадимов, скорее всего так. Обостренное чувство совестливости. И, конечно, эмоциональность, накаленные нервы.
0 Ответить