В те долгие три года самые законопослушные обыватели могли расстаться с жизнью в любой момент. Оккупационными властями практиковались расстрелы заложников, которых набирали без всякого разбора, устраивая облавы на рынках и в других людных местах.
Комендантский час, установленный с десяти вечера до пяти утра, было позволено нарушать рабочим некоторых специальностей — например, железнодорожникам и пекарям. Им выдавались специальные пропуска, но ночные патрули не всегда утруждали себя проверкой документов, попросту расстреливая всех встречных мирных жителей.
Из городов бежали в деревню. Наряду с прямой опасностью для жизни этому способствовало тяжелое экономическое положение. Чересчур высокие цены и мизерные зарплаты совмещались с огромными налогами, а владельцы городских частных подворий были обязаны сдавать продукты, наравне с сельскими жителями.
Не мудрствуя лукаво, оккупанты вернули «привычные» советские налоги, дополнив их некоторыми новыми. Даже государственные займы, практиковавшиеся советской властью, были возрождены, вычеты производились в прежних размерах.
Впрочем, оккупанты подходили к организации производства «без шаблонов» и копировали мирные советские порядки избирательно. Так, рабочий день был увеличен до 14−16 часов.
Даже после освобождения горожане еще долго вспоминали поговорку, родившуюся «под немцами»: «Смерть немецким оккупантам, слава минским спекулянтам!»
В глазах советского общества спекулянты выглядели этакими монстрами, перепродающими дефицитные товары и жиреющими за счет трудящихся. Вряд ли с наступлением мрачных времен торговый люд стал действовать под влиянием каких-то иных стимулов, кроме стремления получить доход. Но из изгоев спекулянты с началом оккупации вдруг в одночасье превратились в спасителей, снабжавших народ самыми необходимыми товарами.
В дефиците было все, и оборотистые нелегальные торговцы взялись за снабжение горожан самым необходимым: спичками, мылом, лекарствами. Кроме профессиональных перекупщиков, на «толкучках» встречалось немало крестьян, обменивавших сельхозпродукты на «городские» вещи.
Подавляющая часть населения прозябала ниже самой низкой черты бедности, вынося на рынки вещи, накопившиеся за годы мирной жизни. Преобладал натуральный обмен, но в ходу были и деньги.
Оккупационная марка приравнивалась к десяти советским рублям. Удивительно, но рубли имели вполне официальное хождение, хотя обменный курс был явно грабительским. Ценность рублей изменялась в зависимости от положения на фронте. А после Сталинграда некоторые предприимчивые граждане стали запасать их впрок.
Рабочему самой высокой квалификации платили 60 марок, директору завода до 100, зато рядовому полицаю был положен оклад 120—150 марок. Что это были за деньги? Килограмм сала стоил столько же, сколько две бутылки водки и сколько же зарабатывал рабочий за целый месяц. Литр молока можно было купить за две марки, как и бокал пива.
Спровоцированные плохим питанием болезни обходились недешево. За вызов врача приходилось платить полторы марки, да еще дополнительно оплачивать дорогу. Работали кое-какие больницы. Сутки пребывания в них обходились в марку при своих постельных принадлежностях и питании. Даже роддом «гостеприимно» распахивал перед роженицами свои двери при оплате в 100 марок за неделю пребывания.
3 июля 1944 года Минск был освобожден от оккупантов. Выжившим горожанам предстояло совершить еще один подвиг — трудовой, возродить столицу из руин. Это уже другая история…
А кто считался работодателем на оккупированной территории и собственником местных предприятий? Оккупационные власти? Правительство Рейха? Кто-нибудь из капиталистов Германии? Какой-нибудь трест типа Товарищества Тодта?
Оценка статьи: 5
0 Ответить
В оккупйии жила почти вся Европа, но большинство не знает, как люди тогда жили. И не знают, как жили на неоккупированной территории СССР, как жили в самой Германии...
Таки и сегодн в России 45% детей живут в семьях, имеющих доход ниже прожиточного уровня.... Не зря Кара-Мурза говорит, что Россия и сегодня в рккупации. А в Минске, видать, сегодня живут получше...
Оценка статьи: 5
0 Ответить