Каким был первый самый страшный день войны?

Она соприкоснулась со смертью в первые минуты войны, чудом осталась жива. И не только в том жарком июне, но и долгих два с лишним года, пока фашисты находились на территории Украины.

Об этом Октябрина Николаевна не очень любит вспоминать. Но накануне майского победного салюта 2009 года ей вдруг приснился страшный сон. Из того самого зимнего вечера 1943 года, когда однажды их, 16-летних девчонок, ухаживающих за ранеными, вызвал вдруг начальник госпиталя под Сталинградом и как-то обыденно сказал: «Девчонки, надо отвезти умерших на кладбище!»

Время на дворе приближалось к полуночи, но у них не было страха: надо бояться живых фашистов, а не мертвых красноармейцев. Безжизненные тела погрузили в несколько рядов на сани, накрыли брезентом, девочки умостились на самый краешек и поехали.

Хорошая примета?

На улице стоял мороз, но не очень сильный — луна пряталась в вате облаков. Как поется в песне: «Они ехали долго в ночной тишине…» Задремали. Проснулись от крика: «Эй, на телеге, у вас раненый вот-вот свалится!» Кричала женщина, невесть откуда взявшаяся на ночной дороге.

Октябрина спрыгнула на землю и увидела, что из-под брезента свесилась чья-то голова, скорее всего, офицерская головушка, потому что на ветру развевался длинный русый чуб. Этот чуб лег на дорогу, и было полное ощущение, что он заметает за ними снег.

Вот тут-то и прошиб девчонок страх. От этой неестественности. Чуб заметает след. У Октябрины зубы сразу же начали выстукивать дробь, да и ее подружка переполошилось.

Остаток пути до кладбища они не проронили ни слова. И только тогда, когда последний умерший был уложен в могилу, девчонка вдруг спросила у старика, который работал могильщиком:

 — Дедуня, а что это означает, когда чуб мертвого заметает за тобой следы?

Старик ответил не сразу. Пожевал своими тонкими, как нить, губами, поднял на нее выцветшие глаза и тихонько произнес:

 — А ты не бойся, девонька. Это все к победе! Это значит — разобьем мы Гитлера-супостата, погоним с родной земли. Вот увидишь. Прямо в нонешнем году и попрем! Помяни мое слово…

Они имели право быть счастливыми…

К чему он приснился, тот умерший от ран лейтенант с пышным русым чубом, заметающий след, в мае 2009 года? Этого Октябрина Николаевна в толк взять не может. Эх, года, годочки, да воспоминания!

Тогда не было и 17, нынче уже 83-й идет, жизнь просвистела, как метель-завируха, оглянуться не успела. Много было в ней: и легкого, словно пух одуванчика, и тяжелого, с мельничный жернов. Уже давно ушли из жизни родители, сестры, братья, а сама Октябрина все так же бодра, энергична. Да еще стариков-пенсионеров, которые так или иначе были связаны со строительством, поддерживает: то книжки для них собирает, то словом добрым поддержит. А оно в нынешние времена дороже всякого золота…

Золото… Когда-то ее отец, Николай Древин, работал горным инженером на прииске в Сибири. Очень уважаемый был человек, любили его все. Рано овдовел, дети остались без матери. Девчонку себе присмотрел, шуструю да работящую — Ниночку. На работу «не пыльную» ее пристроил — помогать месье Жюлю, кулинару-французу. Его хозяин прииска выписал из Парижа, чтобы баловаться изысканными блюдами. Чтобы все видели: чай, не серый мужик, картошкой да грибами питаться. У француза были свои «изюминки»: соусы готовил — пальчики оближешь! Так возле него и Ниночка кое-чему научилась.

Давно это было, еще до Советской власти. А после Гражданской войны вызвали Древина в ревком и распорядились: «Оставь за себя помощника, а сам поедешь на Украину. Есть там такой город — Овруч, будешь гранит добывать». До конца дней своих Николай гордился тем, что именно гранит, добытый его рабочими, пошел на облицовку мавзолея Ленина.

А еще он гордился своими сыновьями — Иннокентием и Николаем, да дочерьми — Тоней, Ниной, Капитолиной и Валентиной. Ну и само собой, больше всех любил своего «последышка» — Октябрину.

Так получилось, что мама начала ее рожать аккурат в то время, когда у Древиных за столом собрались гости — пришли отмечать девятую годовщину Великой Октябрьской социалистической революции. А потому, когда девочка впервые в жизни закричала, придя в этот мир, кто-то возьми и предложи: «А назови ты ее, Николай, Октябриной. Как раз к празднику подоспела».

Вот так и назвали Октябриной. Имя красивое, да только не всегда девочке нравилось. Впрочем, далеко не все звали ее именно так: люди постарше просто кликали Революцией. Им так казалось красивее. Но девчонки в классе Октябрине немного завидовали: «Ее назвали в честь Великого Октября, а меня — просто Маша. Разве есть в жизни справедливость?!»

Жизнь на пороховой бочке

В 1934 году неожиданно исчез отец. Он не давал спуску лодырям, может, кто-то «настучал» в органы, что золотишко для царя намывал. Ниночка одна осталась воспитывать дочек (сыновья к тому времени уже выросли и разъехались).

Первой выпорхнула из родительского гнезда Тоня. Она окончила пединститут, и ее направили в Коростень учительницей. Две сестры помладше, Капа и Нина, вышли замуж за лейтенантов, обоих зятьев направили на западную границу.

В 1940 году у Капы родилась дочь. Поэтому Нина Александровна взяла младшую — Октябрину — и отправилась с нею в Перемышль (ныне — погранпереход между Польшей и Львовской областью). Это был небольшой городок, в котором проживало около 40 тысяч человек, но очень важный со стратегической точки зрения. Советские и гитлеровские войска разделяла только речка Сан, не очень широкая. Октябрина помнит, как они бегали на реку смотреть на фашистов. Самые смелые пацаны переплывали речушку, а возвращались с немецкой стороны с галетами и шоколадом.

Но Великая Отечественная война застала Древиных не в Перемышле, а в Хотине, небольшом городке Черновицкой области. Мужа Капы перевели именно на эту заставу, куда мама с дочерью переехали вместе со всеми.

22 июня 1941 года

…Утром 22 июня 1941 года Октябрина проснулась от раскатов грома. Очень удивилась, потому что небо было безоблачное. Она выскочила на крыльцо и увидела далеко-далеко в небе черные точки — самолеты. Они вдруг заложили вираж и стремительно начали снижаться. А вскоре большие серые птицы со свастиками на хвостах оказались над Хотиным на высоте бреющего полета.

«Маневры, — подумала Октябрина. — Сейчас покажутся краснозвездные истребители, и самолеты устроят показательный воздушный бой. Но почему так рано, на улице и утро еще толком не наступило…»

Задрав голову, девушка разглядела в кабине немецкого летчика. Тот был в огромных защитных очках и шлемофоне. И тут же рядом с Октябриной что-то дробно застучало, как градинки или крупные капли дождя. Самолет же, пролетев до конца улицы, развернулся, сделал круг и снова снизился. Октябрина опять посмотрела на летчика и увидела, как тот махнул рукой: мол, убегай! Что за непонятливая русская девчонка!

На своих плечах девушка почувствовала сильные мамины руки. А еще через секунду мама втянула ее в хату и заставила лечь на пол. Под стену. Чтобы пулеметная очередь ненароком не достала. Только там, под стеной, Октябрина вдруг осознала, что этот летчик запросто ее мог убить, вот только пожалел почему-то…

А ближе к обеду прибежал на секунду Капин муж. Наскоро поцеловал Капу, свою дочь, Нину Александровну и похлопал по плечу Октябрину.

 — Первые атаки фашистов мы отбили, сейчас они затихли. Вон в начале улицы грузовая машина. Собирает семьи комсостава. Берегите себя! Дай бог, свидимся!