Во-первых, сюжет. История Теодора Декера — реставратора, который невольно приносит себя в жертву произведению искусства, созвучна вечному сюжету о жертве Христа. Реставратор мебели — плотник, жертва ради искусства — высокая жертва во спасение всего человечества. К библейскому контексту нас отсылает имя главного героя «Теодор» — «дар божий» (с лат.), славянский же вариант имени — Федор. Достоевского в книге Тартт традиционно много, им же был насыщен первый роман «Тайная история».
Одним из известных критериев «хорошей» (профессиональной) литературы всегда являлась жанровая неоднозначность. Иными словами, решительный крен в сторону детектива или триллера убивает интеллектуальный потенциал книги. Даже несмотря на то, что далеко не каждый читатель осознает жанровые обертоны, чтение романа Донны Тартт становится сверхзанимательным переключением восприятия с одного жанрового регистра на другой. С романа воспитания (и тут срабатывает эффект «полюбившегося героя» из культовых «Над пропастью во ржи»
Но есть в этой книге и нечто такое, что производит эффект съедобного натюрморта. Интуитивно назовем это «привлекательностью» знаков классического искусства: литературы, живописи, музыки.
Страницы романа полны наименований шедевров мировой литературы («Идиот», «Война и мир», «Оливер Твист», «Евгений Онегин», «Макбет», стихотворения Уолта Уитмена и др.), живописи («Урок анатомии» Рембрандта, натюрморты Адриана Коорта, «Мальчик с черепом» Франца Хальса, полотна Ван Гога), музыки (Бетховен, «Четвертая симфония» Шостаковича). Но в «Щегле» они не функционируют как забытые экспонаты, а также действуют и воздействуют («Шостакович — вот это мощага!»). И воздействие набирает силу в соединении с приметами маргинальной культуры — наркотиками и алкоголем.
Такое сочетание не просто отвечает читательскому горизонту ожиданий, а превосходит его, ошеломляет. «Продленный шок» — это как раз то, что ощущает читатель, каждый раз осознавая, что Тео прячет шедевр Карела Фабрициуса в соседней комнате или камере хранения спортивного инвентаря. Нас захватывают парадоксы, которых с развитием сюжета оказывается все больше. И первый парадокс — это сам взрыв, разрушительная сила которого как бы провоцирует созидание: возвращение десятков утерянных полотен, обретение себя и семьи («Не плоть и кровь — сердце делает нас отцами и детьми»).
Но успех книги у широко читателя вызван не самими культурными знаками, а их «объясненностью», подготовленностью к легкому усвоению. «Ключи» к тексту небрежно разбросаны: в эпиграфах из Камю, Рембо, Ларошфуко, Шиллера, Ницше (наиболее демонстративный — «Искусство нам дано, чтобы не умереть от истины»), названиях глав («Мальчик с черепом», «Ветер, песок и звезды», «Идиот» и др.), наконец, само количество глав и частей угадывается как дополнительный знак (5 частей — пятиактная трагедия, какой была, например, трагедия «Гамлет»; 12 глав).
Напоследок «доскажем», что «каждому — свое», и кому-то «просто понравилось заглавие» (птичку жалко)! И все-таки есть в этой книге нечто такое, что выражает всю суть наших дней и вместе с тем является самой нарочитой ее подделкой. Такова новая гениальность. В литературе.
Благодарю!А десятилетнему внуку все-таки рано читать "Щегла"(подарите ему эту книжку на совершеннолетие,он оценит)
Оценка статьи: 1
0 Ответить
За статью спасибо, но поймет ли книгу мой 10-ти летний внук?
Оценка статьи: 5
0 Ответить
Интригующее ревью,написанное на прекрасном литературном русском языке! Надо поискать книгу. Спасибо.
Оценка статьи: 5
0 Ответить
Спасибо! Непременно прочтите
Оценка статьи: 1
0 Ответить
Хм, интересно. Надо прочитать. Спасибо за "наводку"
Оценка статьи: 5
0 Ответить