• Мнения
  • |
  • Обсуждения
Константин Кучер Грандмастер

Как звали белорусского Ильфа и Петрова? Андрей Мрый

В Беларуси часто сравнивают роман Андрея Мрыя «Записки Самсона Самосуя» с «Двенадцатью стульями» Ильфа и Петрова. Действительно, в обоих произведениях есть много сходного. И первое, что объединяет оба произведения — это время.

Андрей Мрый ru.wikipedia.org

Если «Двенадцать стульев» были написаны в 1928 г., то «Записки» опубликованы на год позже, в 1929-м. Правда, эта публикация прошла с большими сокращениями и в полном издании роман смог дойти до своего читателя только в 1988 г., когда был напечатан в первом номере журнала «Полымя». Иначе, вообще-то, и быть не могло.

Ведь главный герой роман Мрыя — Семен Самосуй, от лица которого и написаны «Записки», — руководитель отдела культуры райисполкома небольшого городка Шепелевка. Попав на этот пост во многом благодаря своему классовому происхождению («из крестьян»), он не обладает даже минимальной компетенцией в возглавляемой им сфере. Но вот энергии и активности у него… Хватило бы на весь райисполком!

Правда, практическая польза от этой активности равна нулю или даже уходит в минус. Абсурдные «культурные мероприятия», которые одно за другим неутомимо организует Самосуй, для того чтобы «в кратчайшие сроки поднять уровень шепелевской культуры», с треском проваливаются. На смену им приходят новые, пусть и не менее абсурдные, но имеющие в своей основе благую цель, которая, самое главное, полностью соответствует «генеральной линии партии».

Скорее всего, именно поэтому в финале романа, после того как в районе Шепелевки обнаруживается селение «троглодитов», а постановка пьесы «Мораль тов. Закандырина», в которой наш герой не только выступает в качестве режиссера, но и исполняет главную роль, с треском проваливается, Семена тут же, с повышением в должности, переводят руководить уже окружным отделом культуры. И ничего в этом странного. Ведь Самосуй — человек новой формации. Или, как он сам гордо считает: «Я — современный человек». Человек, соответствующий любым требованиям, которые только могут быть к нему предъявлены. Как в настоящем, так и в будущем.

Поэтому нет ничего удивительного, как в том, что Самосуй органично вписывается в новую, небывалую по размаху планов и замыслов, эпоху, так и в том, что роман сразу же после его публикации (причем публикации в изрядном сокращении и с большими купюрами!) был заклеймен как «злобный пасквиль на советскую действительность». И, соответственно, издание «Записок Семена Самосуя» не могло остаться без последствий для их автора.

21 февраля 1934 г. Андрей Антонович Шашалевич (настоящее имя Андрея Мрыя), которому на тот момент исполнилось 40 лет, был арестован и уже через месяц — 26 марта, как «член антисоветской контрреволюционной организации и подозреваемый в шпионаже», осужден на 5 лет лишения свободы и этапирован в Карагандинский исправительно-трудовой лагерь.

Правда, 21 ноября, после рассмотрения Генпрокурором СССР поданной на приговор апелляции, 5 лет лагерей заменили тремя годами ссылки в Вологодскую область. Наверное, в какой-то мере сказалось боевое прошлое писателя. В 1918−21 гг. он командовал 345-й ротой 14-го полка Красной Армии. А до этого, в 1916 году, мобилизованный с третьего курса Киевской духовной академии, по ускоренной, 4-месячной программе, закончил школу прапорщиков и был направлен в 94-й Енисейский полк Действующей армии.

Но, думаю, для Андрея Мрыя, который так до конца своих дней и не смог вернуться в родную для него Белоруссию, это было слабым утешением. После ссылки, которую он отбывал в г. Вельск (ныне Архангельская область), работая там бухгалтером в леспромхозе, его направили на поселение в Мурманск, куда он прибыл в начале 1938 г. Два с половиной года работы учителем литературы в средней школе, и 2 июня 1940 г. — новый арест, в ходе которого были изъяты все написанные им в ссылке произведения: роман «Живой дом», повести и новеллы, так и затерявшиеся где-то в архивах НКВД.

13 августа 1940 г. Андрей Мрый был осужден на 5 лет лишения свободы и этапирован в Усть-Вымский лагерь НКВД Коми АССР. Но через два с половиной года — 1 марта 1943-го, освидетельствованием, проведенным медицинской комиссией, он признан инвалидом, вследствие чего 23 сентября 1943 г. освобожден и отправлен умирать по месту жительства. До Мурманска Андрей Мрый не доехал. Он умер 8 октября 1943 г. где-то в Мурманской области. По иной версии — убит в поезде рецидивистами.

Но это всё о писателе. А хотелось бы, хоть немного, о его романе. И о том, почему его сравнивают с «Двенадцатью стульями» Ильфа и Петрова.

Как я уже говорил, первое, что объединяет эти произведения — время. Как время их написания, конец 20-х годов прошлого века, так и время, в котором разворачиваются действия романов. Соответственно, уже оно порождает сходство обстоятельств, мотивации, языка и, в конечном итоге, самих героев.

Может быть, поэтому Самсон в чем-то напоминает голубого воришку Альхена из «Двенадцати стульев». Да, вполне возможно, что Шепелевка достаточно далеко от Старгорода, но первый, так же как и второй, краснеет и стыдится своих, зачастую отнюдь не крестьянских, мужицких желаний. Что, впрочем, не мешает им обоим настойчиво продвигаться по тому пути, который, как они считают (и небезосновательно!), приблизит их к реализации этих желаний.

Но Альхен — это ещё полдела. Полное же дело (или, правильнее, совпадение по многим параметрам) у Самсона с главным героем «Двенадцати стульев» — сыном турецко-подданного и великим комбинатором Остапом Бендером. Оба они активны, предприимчивы и неистощимы на выдумки или великих комбинаций (как второй), или мероприятий в деле повышения культуры (как первый). Хотя, конечно, есть между ними и различия.

Если Остапом любимы деньги, то по поводу подобной страсти Самсона — большой вопрос. Похоже, что со значительно большим пиететом он относится к тому статусу, который наделяет его как «современного человека» правом изменять всё и вся вокруг. А со статусом всегда и везде расставаться значительно труднее, чем с теми же «бразильскими мечтами».

Поэтому Остап совершенно спокойно входит в предстоящие покорению им города в штиблетах на босу ногу, а вот Самсон, выезжая из отчего дома в Шепелевку, грузит целый воз «причиндалья»:

«Две шубы, …шинелька очень даже пролетарского покроя, прострелена в нескольких местах; происхождение этих дыр я хорошо знал и всем говорил, что пули белогвардейской сволочи прострелили ее на деникинском фронте. …пальто доимпериалистической эпохи … много штанов: галифе различных цветов и фасонов, рейтузы, клёши, шаровары и даже белорусские подштанники…».

И это не просто «причиндалье». Это определенный символ респектабельности «современного человека», который, по образному выражению известного современного белорусского журналиста Ольгерда Бахаревича, «в течение десятилетий потихоньку трансформировался в ондатровую шапку, черную „Волгу“ и серую тройку». Иначе говоря, Самсон — представитель новой, взявшейся из ниоткуда элиты, а тот же Остап — «никогда не был замечен в порочащих его связях».

Ну, и ещё один элемент, объединяющий и «Записки», и «Стулья» — это… Язык! Канцеляризмы, штампы, советский новояз: всего этого в обоих произведениях — более чем. Причем персонажи и Мрыя, и Ильфа и Петрова так органично и непринужденно на нем говорят, что складывается впечатление, будто какого иного языка, который мы привыкли называть великим и могучим, они просто-напросто не знают. В самом деле, не могли же они его забыть за те десять лет, что отделяют их от краха империи? Но… Что есть, то есть.

Правда, чтобы в этом убедиться, надо раскрыть томик «Записок» и прочитать их. Сделать это несложно. Роман Мрыя — не очень большой и совсем не толстый. Проблема — в другом. Мрый — классик белорусской литературы. Само собою, он писал на родном для него языке. А перевода романа на русский — пока нет.

Но я перевел кое-что. Немного совсем. Но, надеюсь, и того, что есть (см. ниже, в комментариях), будет достаточно, чтобы сформировать какое-то представление о языке произведения, характере его главного героя и тех абсурдных мероприятиях, которые он старательно претворял в жизнь…

Статья опубликована в выпуске 1.10.2015
Обновлено 22.07.2020

Комментарии (12):

Чтобы оставить комментарий зарегистрируйтесь или войдите на сайт

Войти через социальные сети:

  • Пришел еще начмил (1) Какоцька и, задержавшись на минуту у Крейны, прошел в кабинет председателя.
    Я тоже пошел туда. У меня появилось много вопросов, которые надо было тотчас же решить.
    Тов. Сом слушал отчет начмила.
    - Мною проводится в жизнь такое постановление, - начал говорить начмил, - чтобы к 1 мая все граждане нашего городка поставили перед домами фонари, чтобы на улицах проложили тротуары. На коммунальные средства и частично за частные думаем весной замостить улицу к РИК. Во-вторых, необходимо запретить коровам ходить по тротуарам. В городке насчитывается около 30 штук таких интеллигентных коров, которые считают ниже своего достоинства идти по улице. Мы думаем ослушниц штрафовать и первый раз брать у коровы 1 р., второй раз 2 р. и третий раз 3 р.
    Тов. Сом чуть улыбнулся и обратился ко мне:
    - Какого вы мнения относительно этого?
    - У меня будут такие дополнения и изменения к сказанному тов. Какоцькой, - сказал я. - Необходимо еще и свиней напрочь лишить права показываться на улице. Беспризорных побродяжек загонять на исполкомовский двор и брать по 1 р. за экземпляр, если найдется собственник животного. Кроме этого, необходимо зарегистрировать в 3-дневный срок всех собак и кошек и тем самым дать возможность статорганам знать число собачьего и кошачьего населением в целях экспортных возможностей.
    Председатель взглянул на меня и забарабанил пальцами.
    - Впрочем, - сказал я, милиции необходимо заострить внимание и на таком факте: на селе появились ребята, даже комсомольцы, которые толкутся среди народа и записывают старый быт. В этом нет установленной плановости. Записывают все, что под руку попадет - песни, пословицы, предрассудки и всякую ненужную глупость. Необходимо, чтобы милиция осуществляла за этим надзор и позволяла это делать только тем, у кого будет от культотдела бумажка.
    Тов. Сом громко рассмеялся и сказал:
    - Ваши приложения и изменения еще рано вносить. А насчет ваших, - сказал он, обратившись к начмилу, - пока что потрудитесь о тротуарах, фонарях и за мощение улицы. Все остальное бросьте.
    Меня это удивило.
    А коровы, а свиньи, собаки? - Подумал я. - Никакой культуры. Даже дороги не уступают. Полное равноправие с людьми!


    1 начмил - начальник милиции
    (А. Мрый "Записки Самсона Самосуя", отрывок из главы II "На новом месте")

    И вот такого абсурда в романе Мрыя - вагон и маленькая тележка. Поэтому по степени абсурдности ситуаций, в которые, сам же их и создавая, попадает герой произведения, я бы соотнес "Записки" не столько с "Двенадцатью стульями", сколько с фильмами Эмира Кустурицы. Но если Ильф и Петров и Кустурица мягки в своём юморе и доброжелательны к героям своих произведений, зачастую смеясь вместе с читателями, то от улыбки Мрыя, по выражению того же Ольгерда Бахаревича (см. эссе "Завтра нас оправдают" в его книге "Гамбургский счет Бахаревича") "становится как-то неуютно, как туристу в Северной Корее".

  • После долгих уговоров я дал согласие. Я набросал план атаки на собак, установил на плане городка место для каждого застрельщика, выделил ударные единицы, предложил включить в состав застрельной команды двух санитаров на случай ранения и т.д. Я предусмотрел все.
    По данным местной статистики, таких собак было не менее 73 лиц - цифра в наших условиях ужасная.
    В состав нашей застрельной команды входили, кроме председателя союза охотников Дулянки и меня, получившего верховную власть, еще 7 милиционеров, во главе с начмилом Какоцькой, начпочты Белабрыська, учитель Игнат Михайлович, комсомолец Дусик, учитель Сашок и другие члены союза охотников, всего числом до 30 лиц.
    Перед облавой было совещание, на котором подробно рассматривалась боевая задача, и каждому было дано определенное задание.
    Операция проходила блестяще, все игралось как по нотам. Главный удар мы нанесли около городской бойни, где обычно в это время – на рассвете, как только развиднется - бродят, задрав хвосты, собаки. Положив там около десятка убитыми, мы главную собачью массу погнали по улицам городка, где их ждали застрельщики. И тут поднялась страшная стрельба, разбудившая граждан. Их испуганные лица высунулись из окон и кричали: «Ой-ай, спасите! Режут!».
    Мы успокаивали народ, как умели, некоторые санитары даже давали валерьяновые капли - так хорошо все было предусмотрено мною.
    Только одного я не мог предвидеть. Когда я в стратегическом восторге бежал по Больничной улице, то у дома No.5 на меня набросилась какая-то желтая сученция и, ни слова не говоря, начала рвать мои совершенно новые брюки. У неё были такие острые зубы, что через минимально короткий момент одной штанины как не бывало. Я треснул ее по собачьей морде. Тогда она с неслыханным гавом укусила меня за обе голени и даже вырвала изрядный кусок мяса. Я едва не потерял сознание и нечеловеческим голосом заорал:
    - Спасите! Умираю! Бешеная собака!


    (А. Мрый "Записки Самсона Самосуя", отрывок из главы Х "Смерть Миледи" (1))
    1 Миледи - так звали ту самую "желтую сученцию", что рвала штаны Самсону, и которая, как потом выяснилось, была совсем не бродячей, а принадлежала тов. Лину -бухгалтеру райисполкома (РИК) и сопернику Самсона в его ухаживании за машинисткой секретариата РИК Крейной Шуфер


    Вчитайтесь в отрывок. Он вам ничего не напоминает? А "Собачье сердце" М. Булгакова? Как там Шариков охотился за кошками. Там кошки, здесь собаки, но абсурдность ситуации - примерно одинакова, что там, что здесь. Может, и здесь сказывается объединяющее свойство времени? Ведь и в этих двух произведениях описывается примерно одно и то же время. С присущими именно ему обстоятельствами и приметами.

  • Константин, спасибо огромное за познавательную и глубокую статью. Хотелось бы, чтобы ваш перевод как можно скорее увидел свет.
    Вы проделали большую работу,Константин. И очень нужную. Перевод на русский язык нужен, он будет интересен, привлечет большое количество читателей.

    Константин, какое породистое лицо у вашего героя. Сначала чуть было не вздрогнула! Похож на Ленина- гимназиста ст.классов.
    Потом, приглядевшись уже нашла иные черты.
    Спасибо!

    Оценка статьи: 5

    • Породистое лицо? Ой, Ляман, я как-то и не заметил... Или просто - не обратил внимания. Наверное, потому, что уже знал краткие биографические сведения об авторе:

      Шашале́вич Андрей Антонович (псевдоним Андрей Мрый), брат драматурга Василия Шашалевича. Родился 13 сентября 1893 в селе Палуж Могилёвской губернии (сейчас — Краснопольский район Могилёвской области) в семье волостного писаря. Окончил духовное училище и Могилевскую духовную семинарию (1914).
      (Вики-Беларусь (https://be.wikipedia.org/wiki))

      Спасибо Вам за отзыв.

      • Ляман Багирова Ляман Багирова Грандмастер 1 октября 2015 в 11:06 отредактирован 1 октября 2015 в 11:07 Сообщить модератору

        Константин Кучер, скорее всего, поэтому.
        Когда знаешь биографические данные на портрет не сразу обращаешь внимание.
        Но я женщина - в первую очередь, посмотрю на лицо.


        Спасибо вам за прекрасный очерк.

        А брат его, драматург? Ведь он тоже был репрессирован. Какова судьба его произведений?

        Оценка статьи: 5

        • Вам, Ляман, большое спасибо за теплый отзыв.
          Что касается произведений Василия Шашалевича, то им были написаны пьесы: «Преисподняя» (второе название «Разрушенная тьма», 1925), «Сумерки» (1927), «Третья сила» (1926-1928), «Волчьи ночи» (1927-1929), «Рой»(1931), «Симфония гнева» (1935) и «Судьба Прометея». Тексты «Третьей силы» и «Судьбы Прометея» (написана уже в лагере, 1941 г.) не сохранились. Пьеса «Симфония гнева» поставлена на сцена Белорусского государственного театра имени Янки Купалы (премьера состоялась ​​3 марта 1935 г., сама же пьеса опубликована в журнале «Театральная Беларусь» 1992, № 4). Пьеса «Преисподняя» была поставлена Белорусской театральной студией В. Смышляева в Москве 16 мая 1925 на III съезде Советов СССР. В 1926 и 1927 годах ставилась на сцене Белорусского государственного театра имени Якуба Коласа в Витебске. Полный текст произведения тоже, к сожалению, не сохранился.