• Мнения
  • |
  • Обсуждения
Работа, карьера, бизнес
Виктор Жигунов Профессионал

А от чего входят в штопор авторы? Часть 2-я

Закон гласит, что редакция не имеет права что-либо менять без согласия автора. Но гласит-то гласит, а если не показывают свою правку, то попробуй напомнить… Скажут: «Ах, не доверяет! Умнее нас? Мы его осчастливить хотели, а он… Да пусть катится! Других полно, сговорчивых».

Отправлять изуродованную рукопись автору — это усилия и расходы, и потом ещё надо тратить время на споры с ним. А номер журнала или тем более газеты не ждёт. Проще гордо напечатать со своими «усовершенствованиями», а дальше: «Чего уж теперь, после драки… Тираж, что ли, пускать под нож из-за какого-то Утнапиштима? Да и докажи, что у тебя было не так». Не станешь же каждую заметку заранее заверять у нотариуса. Можно, конечно, подать в суд. Я хотел было за приписанный мне вытрезвитель, но как прикинул, сколько понадобится времени, поездок, денег, справок (из каждого вытрезвителя России, что я там не бывал)… А знакомый сказал: «Да ладно, народ пьяниц любит». Я и плюнул.

Так что от закона мало толку. Тем более тому, кто пишет: если даже он выиграет дело, то путь в эту редакцию будет навсегда закрыт. Кроме того, авторы — чаще всего не юристы. Поэтому подойдём с более привычной, с человеческой стороны. Представим себе среднего редактора, который попал на своё место в общем-то случайно (нередко потому, что не получилось самому стать писателем), а мог бы, скажем, учительствовать или стоять за прилавком. Но там строгий режим работы и должности такие, что ниже только малыши или пьяные грузчики, с теми и другими морока. Совсем иное в редакции, когда ты чуть не вседержитель. Режим довольно свободный. Не забудем также, что у редактора — всё как у всех: дети-обормоты, жена толкает подрабатывать, пёс изгрыз диван (был случай, у одного собака разодрала и частью съела мою рукопись, он извинялся).

Давным-давно я заметил: если написать что-нибудь обыкновенное, чего и читать-то, может, не будут (какой-нибудь отчёт о мероприятии), то никто его не тронет. Если же удалось что-то интересное, с мыслями, каких сам от себя не ожидал, — тут все просыпаются, каждый хочет либо сделать «ещё более лучше», либо вычеркнуть то, чего раньше не говорили. Даже корректоры — туда же, творить. В одной моей статье (у неё потом были такие последствия, что хвастаться неловко) типография вместо «подвиг» набрала «повиг», корректорам это оказалось «по фиг», зато на остальной текст будто высыпали знаки препинания из мешка — куда какой попадёт. А редактор кое-что вычеркнул и хотел выбросить ещё две-три строки. Так и вижу, как он ходил вокруг них, точно кот возле горячей плошки. Но я там схитрил: построил абзац таким образом, что без этих строк его надо было бы переписывать целиком и связь с окружающим текстом пропадала. Редактор махнул рукой: авось пронесёт. Но уже в день выхода газеты хвалился мне, что на планёрке его отметили в первую очередь за эти строки, и рвал на себе волосы, зачем он другие-то выкинул. Волос у него оставалось немного.

Один писатель, чью книгу я готовил, потом признался: «Меня ведь никогда раньше не редактировали. Зыбин спросит: тебе за свою книгу не стыдно? И подписывает, не читая». У другого я много чего подчеркнул: «мемориальный памятник» (всё равно что «гидроводяная жидкость»), «килограмм помидор», потом «ветви абрикос» (я написал на полях: «Эта абрикоса похожа на ту помидору») и прочее. Отправил рукопись за тысячу вёрст и, когда она вернулась, обнаружил проведённую автором «работу»: он стёр замечания, даже не полюбопытствовав ознакомиться. Опытный был, понимал, что редактор не станет читать толстую кипу второй раз. Откуда он мог знать, что попал на ненормального…

Итак, посредственный редактор предпочитает рукописи, с которыми нет хлопот. Он пугается непривычных мыслей и слов, а то, чего не постигает, переписывает по своему разумению. Тут ещё и национальный характер: у нас ведь страна советов — попробуй у всех на виду начать что-нибудь делать и каждый прохожий будет учить и поправлять. Значит, цель автора — создать у редактора впечатление, будто в рукописи — ничего особенного. Но в то же время надо дать ему возможность показать, что он работает.

Один способ упомянут выше: сколотить текст так крепко, чтобы из него было слова не выкинуть. Другой — самые необходимые мысли излагать как бы мимоходом. Можно даже предварять формулировками типа «Понятно, что…» — раз понятно, то кто же признается, что ему непонятно? А рядом сделать какую-нибудь явную ошибку, которая отвлечёт внимание. Редактор ведь порой вообще не разумеет, что читает. Одна такая сказала мне с удивлением, когда уж тираж напечатали: «Я думала, это о физике, а оказывается, о литературе». Она обманулась названием, потом ей кто-то объяснил. Если речь идёт о сборнике, то в рукопись надо включать и неудачные сочинения. Редактор их выкинет и будет доволен.

Сошлюсь на классиков. Чернышевский начал роман «Что делать?» с загадочного преступления, и цензор, лениво полистав, решил: сидит человек в крепости, от скуки сочинил детектив, отчего ж не дозволить. Только потом уразумели, в чём смысл. Гениальный ход применил Гайдай, приклеив в конце «Бриллиантовой руки» атомный гриб. Чиновники на просмотре записывали: проститутку вырезать, скандал в ресторане тоже, но как увидели взрыв, который там ни к селу ни к городу, про всё забыли. Дня три уговаривали отрезать, наконец Гайдай «скрипя сердцем» согласился.

А вообще-то никогда ведь не угадаешь, на кого попадёшь. Хитрости могут даже повредить: изложишь мысли поглуше, а редактор окажется такой, что пропустил бы и в настоящем виде. Но редактор «от бога» — редкость: как и любым творческим человеком, редактором надо родиться. Между тем профессия крайне нужная, прилавки не были бы завалены макулатурой, если бы всякая дребедень не выпускалась зачастую не глядя — как автор настрочил, так со всеми опечатками и отшлёпали. Эта вторая часть статьи появилась благодаря редактору: я ведь хотел только написать, от чего авторы срываются в штопор, но последовала подсказка о продолжении.

Вот только безошибочного способа не знаю. Самый надёжный — иметь «свою», знакомую редакцию — и тот даёт осечки. В две редакции, в которых я даже работал и не раз тыкал носом в малограмотность, я давно зарёкся ходить: обязательно придумают что-нибудь новенькое, вроде запятой в «так что», потому как «перед „что“ всегда запятая». Слава богу, век бумажных изданий истекает, а в электронных очень просто ознакомить автора с правкой, и если всё же проскочила ошибка, то поправить задним числом. Будем надеяться, в новых изданиях дело будет поставлено так же, как в «Школе Жизни».

Статья опубликована в выпуске 31.08.2008
Обновлено 21.07.2020

Комментарии (24):

Чтобы оставить комментарий зарегистрируйтесь или войдите на сайт

Войти через социальные сети:

  • Читаю корректорскую правку научных статей. Было у автора:

    "речь... о кладбище возле церкви Димитрия "на крови", где были связанные с местным почитанием Димитрия захоронения умерших "до срока", видимо, при трагических обстоятельствах детей и женщины-роженицы с останками младенца".

    Стало: "речь... о кладбище возле церкви Димитрия "на крови", где были связанные с местным почитанием Димитрия захоронения умерших "до срока", видимо, при трагических обстоятельствах детей и женщин-рожениц с останками младенца".

    Было: "болотниковцы еще раз, потерпев поражение, были загнаны в "осадное сидение"."
    стало: "болотниковцы, еще раз потерпев поражение, были загнаны в "осадное сидение"."

  • Ай, да Виктор!..:)

    Спасибо, Виктор, берет за живое! Готов подписаться под каждым Вашим словом в этой статье.

    Почему? Приведу из недавних своих примеров;)

    Приехала к нам в газету новым и.о. редактора;) Елена Ивановна Несмачная. То ли с руками проблема, то ли не проблема, но просто чешутся, а оперативки не хватает... Не знаю...

    Я делал к Дню физкультурника материал с мужиком, который, кроме прочих своих подвигов, на 70-м году жизни выиграл лыжную гонку на 50 км. Я спрашиваю, зачем ему это? Ведь в его возрасте далеко не каждый отважится не то что пробежать - просто пройти такое расстояние! Он мне отвечает, что шлаки выходят, организм молодеет, да и себя, свои силы проверить хочется...

    Потом на полосе читаю, что... "для него не проблема пробежать 50 км". А спорт он, оказывается, любит всю свою жизнь не потому, что неиссякаемая потребность в движении и т.д., а потому, что шлаки из организма выходят...

    Ну, и дальше, "по-мелочи". Противно просто... И стыдно перед этим человеком и его друзьями, среди которых и мои друзья есть.

    И еще. Я как-то спрашиваю, опять уже "по факту": "Вы зачем такой-то абзац вырезали? И почему именно его?"
    Мне ответила редахтур: "Я там слово одно у вас не поняла..."

    Как говорится, без комментариев!

  • Здорово...Интересные случае у вас в жизни были).
    Только вот всё равно же молодым надо будет всё самим изучать, как вы и написали в конце. А вдруг какойнить "ненормальный редактор" попадётся;).

    Оценка статьи: 5

    • Пример Михаила Светлова

      Известный поэт Михаил Светлов приводил такой пример работы бдитетельного редактора:
      У него была такая строчка строчки:
      Осторожнее, мы идем
      По могилам моих друзей.


      После редакторской правки они стала звучать менее мрачно:
      Осторожнее, мы идем
      По дорогам моих друзей.

      • Ох, сколько ещё подобных примеров я мог бы привести даже из собственного сравнительно небогатого опыта! В моей первой книжке было юношеское такое стихотворение, начинавшееся с мини-юбок, а дальше ввысь и вширь: «От безделья ссорятся министры, и сапёр минирует мосты». Конечно, я не имел в виду наших министров: они сколько бы ни ссорились, война не начнётся. Редакция поняла правильно. Но после неё влезла цензура. Без меня переписали: «Но упрямо трудятся министры». И попробуй понять связь с контекстом!

  • Атомный взрыв... Мухаха! Вот покажу я редакторам свой рОман - что они с ним будут делать?

    • Муки творчества

      (БЫЛЬ)

      Я робко постучал в дверь и вошёл в кабинет. Редактор гордо восседал за столом и начальственным тоном беседовал по телефону. Кивком головы он разрешил мне присесть. Виктора Александровича распирало от собственной значимости, от отдельного кабинета, который, впрочем, был меньше каморки папы Карло и находился на 12-м этаже.
      Наконец он освободился и лениво обратился ко мне: "Ну, что там у тебя?" Я достал мелко исписанный листочек и робко протянул редактору, с ужасом думая, к чему он придерётся на этот раз. Виктор Александрович буквально впился глазами в текст. Казалось, что под его взглядом мой материал растворится, как в серной кислоте. Обрадовшись, что есть, за что зацепиться, он схватил ручку и обрушился на меня: "Вот ты пишешь: "Меня стали узнавать на улицах". А как можно находиться на нескольких улицах одновременно?" Его вопрос, честно говоря, поставил меня в тупик, а редактор продолжал: "Ты не обижайся, я хочу, чтобы ты учился. С самого первого абзаца материал должен привлечь внимание читателя, понятно?" Я кивнул и вышел.
      Приближалось 9-е мая. Об этом событии редактор вспомнил как раз вовремя - накануне праздника: "Ты знаешь, у меня есть на примете один ветеран. Короче, записывай адрес!" Он был, как всегда, озабочен, и лицо его не выражало никаких эмоций. Несмотря на то, что я являлся нештатным автором и не был обязан сломя голову бежать по первому требованию шефа, я всё же нехотя поплёлся выполнять задание. По указанному адресу ветерана не оказалось: он уехал копать картошку. В ход, как всегда, пошёл телефон. "Виктор Александрович на проводе. Мне нужен ветеран, а лучше - два. У вас есть? Записываю!" Со стороны казалось, что редактор звонит на овощную базу или продовольственный склад. Он победно посмотрел на меня, но почему-то не заметил восхищения на моём лице: "Сейчас пойдёшь к ветеранам. Материал нужен срочно, понятно?"
      Из ветеранов "вытрясти" что-либо путное не удалось. Редактор снова был вне себя: "Если они и не рассказали ничего интересного, то ты сам должен был написать. Подключить творческое воображение, фантазию. (А я-то думал, что работаю в газете, а не в фантастическом журнале). И что это ты пишешь: "...Шли в одном ряду". Я себе так и представляю длинную шеренгу, где маршируют солдаты". Ну, это было слишком, так как данная идиома появилась задолго да моего рождения. А редактор распалялся всё сильнее и сильнее: "И как ты посмел в праздничном номере разводить критику?" Отвечать было бессмысленно, да и бесполезно. Я тихонько вышел и вдруг увидел, что кто-то робко постучал в дверь и вошёл в кабинет.

  • А "Гайдай «скрипя сердцем» согласился" - это тоже приманка для редактора? .