О чем молчат бабушкины сундуки?

Новая жизнь очень-очень старого сундука, который достался в наследство от бабушки своей молодой хозяйке, начиналась ранней весной в новом доме, куда, поженившись, переехала молодая семья. Мебели у молодоженов было немного, поэтому для сундука было выбрано почетное место в самой большой и самой любимой комнате — в столовой.

Соседствовал сундук с круглым обеденным столом, стульями, сервантом, в котором хранилась посуда и сладости для чаепития, настенными часами с кукушкой и плитой с грубкой. Зимними вечерами в плите потрескивали дрова, в большом железном чайнике заваривались веточки смородины, малины, вишни, мяты — и по всему дому разносился этот божественный аромат. Сундук очень любил зимы, ведь в это время года семья чаще всего собиралась в столовой и после трапезы кто-нибудь обязательно на него присаживался.

Вскоре у хозяйки родились дети… Один за другим, в доме появилось четыре мальчугана. «Вот это было время!..» — вспоминалось сундуку. Мальчишки часто хулиганили, их излюбленной игрой было пробежать наперегонки по всем комнатам и занять место на сундуке.

Понятное дело, вчетвером сорванцы даже на таком большом сундуке не помещались. Они наперебой визжали, сталкивая друг друга — победители ликовали, побежденные частенько оставались с красноречивыми шишками на лбу…

«Вот ведь было веселье!..» — думалось сундуку, который стоял в уже полупустом доме…

А еще сундуку вспоминалось… Когда мальчишки стали мужчинами и выпорхнули из родного гнезда, построив свои семьи, хозяйка чаще обычного протирала сундук, бережно смазывала петли на крышке машинным маслом, которое использовала для своей швейной машинки. Она была очень доброй, душевной женщиной с очень-очень большим сердцем. Сундук любил, когда она, подолгу перебирая все вещи, хранившиеся в нем, аккуратно разворачивала небольшие свертки из ткани (их было четыре) и целовала разноцветные локоны тоненьких, словно шелковых, волос ее сыновей… Она плакала… Но сундук был уверен, что это были слезы счастья…

А спустя еще немного времени у хозяйки появились внуки — целых восемь! И снова в доме и у сундука, в частности, по выходным, когда приезжали дети и оставляли внуков, забурлила жизнь. Были те же игры с «догонялками» и «приземлялками» на сундук, кто-то сундук разрисовывал, царапал, стучал коваными ручками по бокам сундука, садился на него, не помещаясь за столом с тарелкой сладкой каши.

«Замечательное было время…» — грустилось сундуку.

Прошло еще немало лет, и муж хозяйки умер… Жаль было ее… Она часто плакала, зайдя в дом и присаживаясь на сундук… Иногда сундуку хотелось спрятать поглубже, под вышитыми скатертью да кухонными полотенцами, сверток с выцветшей фотокарточкой и платьем. На фото были хозяйка с пышной косой вокруг головы, в платье, которое хранилось в сундуке, и ее муж, которого больше не было… Она гладила пожелтевшее и мокрое от слез фото сухими, с потрескавшейся кожей пальцами, а сундук… аж скрипел, от того, что не может ничем ей помочь…

Приезжали повзрослевшие внуки. Редко… И у них уже были свои семьи. Чаще других навещала хозяйку младшая из внучек. Особенно радовался сундук ее приходу… После ужина внучка забиралась на сундук, обнимала коленки руками, и до полуночи хозяйка и внучка не могли наговориться. Сундук иногда обижался на хозяйку, ведь любимой внучке та завещала не его, а швейную машинку…

И вот в жизни сундука наступил самый черный день — умерла хозяйка… Никто и не подозревал, что происходило с сундуком — вдруг на его крышке появилась извивающейся серой змеей большая трещина. Это был не какой-то там знак, как тогда говорили домочадцы, сундуку казалось — разорвалось от боли потери его сердце…

Дом вскоре после похорон выставили на продажу. Не очень ладившие между собой невестки хозяйки делили небогатое наследство, но никому не был нужен сундук. Еще раз заскрипели его давно не смазанные петли, когда кто-то из детей заинтересовался содержимым и… все…

Сундук остался стоять на прежнем месте в пустом и тихом доме… Он одиноко стоял в темной столовой с холодными, сырыми стенами, в окошко едва-едва пробивался лунный свет. Ему снова и снова вспоминались какие-то громкие и веселые эпизоды из жизни семьи, он поскрипывал и думал: «Люди бросают людей, что им за дело до нас, сундуков, ведь это мы считаем их своей жизнью, дряхлеем и умираем без них, а мы для людей — даже не история… А реликвия с треснутой крышкой, и вовсе не имеем права на жизнь».

Он не хотел, чтобы новые жильцы дома оставили его себе, не сможет он без своих. А своим он был больше не нужен… Он умирал…