Почему плачет старая тетушка?

Жила она одна. Муж ее умер, друзья и подруги постепенно растворились в бурных водах прошедших лет, детей не было, и одиночество, слегка скрашенное старой тощей кошкой, стало почти привычным в ее маленькой квартирке, туго забитой полурассыпавшейся мебелью и различным хламом, который неизбежно скапливается, когда человек долгие годы живет на одном месте.

Была у тетушки одна особенность: она и в старости оставалась ребенком. Может, именно поэтому у нее и не было детей: детям не положено рожать, для них — куклы. Зато племянники ее обожали: она прыгала с ними по лужам, запускала кораблики в весенние ручьи, лепила снеговиков и качалась в осенних лиственных кучах.

Ну, а поход с тетушкой в парк развлечений всегда был особенной радостью: все аттракционы, к которым так стремятся дети, были к их услугам, ведь она бросалась к ним с тем же щенячьим восторгом, как и любой малыш. Они ели мороженое и пирожные, а не скучные котлеты и унылый суп. Они хохотали, гоняясь друг за другом по аллеям, и были совершенно счастливы.

Вот только одна беда: племянники росли, а тетушка — нет. И они постепенно забывали тетушку, как забываются с возрастом куличики, которые дети лепят в песочнице. Не то что они переставали ее любить, нет. Но они взрослели, и взрослые дела и заботы наваливались на них, а тетушка оставалась там, в удаляющемся неотвратимо детстве. Там, где были весенние кораблики, лужи, снеговики и кучи ярких желто-красных листьев в парках.

Тетушку еще приглашали понянчить внучатых племянников, но с годами все реже и реже. Ведь она не взрослела, но старела, и ей уже тяжело было бегать по весенним лужам и лепить снеговиков, ну, а о том, чтобы качаться в осенних листьях и речи быть не могло. А ведь дети любят бегать и качаться. Увы, из просто тетушки она стала старой тетушкой, и о ней вспоминали все реже и реже, разве что в семейные праздники и Новый год.

Но однажды одна из племянниц вспомнила про старую тетушку. Что-то случилось, и она захлебнулась воспоминаниями детства, парковыми аллеями, по которым бегала вместе с тетушкой, пломбиром на палочке, который они кусали по очереди, чередой снеговиков, слепленных вместе…

И она забрала тетушку к себе, благо в ее квартире было достаточно места не для одной, а для целой стаи старых тетушек.

— Я дома одна целыми днями, — объяснила она тетушке. — Муж на работе, а я вот одна сижу. Скучно. Ты тоже одна. Тебе тоже скучно. Как думаешь, может, вместе скучать веселее?

Муж племянницы был рад переезду к ним тетушки, он всегда голосовал за то, что хотела его жена, обеспечив себе таким образом славу подкаблучника и спокойную счастливую семейную жизнь. Если же ему становилось тяжеловато под увесистой туфелькой жены, он напоминал себе старую истину: «Ты хочешь быть прав или счастлив?» — и туфелька сразу становилась практически незаметной пушинкой.

Сначала все было замечательно. Тетушка наслаждалась своей новой ролью: компаньонки и подруги племянницы. Племянница тоже радовалась — ей уже не приходилось целыми днями сидеть одной, к тому же, тетушка была любительницей хорошо поесть, и племянница изрядно развлекалась, готовя разнообразные деликатесы, чтобы порадовать ее. Муж племянницы, обнаружив приятное разнообразие в питании и настроении жены, тоже был счастлив. Но однажды все изменилось.

Виной тому, что рухнуло семейное счастье, оказались запеченные бутерброды. Бутерброды, надо сказать, планировались великолепными: с куриной грудкой, маринованными огурчиками, капелькой майонеза и чудным эдамским сыром. Целый противень таких бутербродов отправился в духовку.

— Через пять минут выключи, — сказала племянница тетушке и отправилась к телевизору.

Прошло часа три, и тетушка робко заглянула в комнату племянницы.

— Что случилось? — спросила та, отрываясь от сладкого ничегонеделания.

— По-моему, с бутербродами что-то не так, — сообщила тетушка. — Они очень жесткие, и я их есть не буду. У меня ведь и зубов-то уже нет.

— Как это — жесткие? — поразилась племянница и бросилась на кухню.

На противне лежали не бутерброды, а черные угольки, едва сохранившие первоначальную форму. Плита была отчаянно горячей, но огонь в духовке не горел. Мгновенно сложив два и два, племянница обратилась к тетушке:

— Ты забыла выключить духовку!

— Ничего подобного! — запротестовала та. — Я ее выключила так, как ты сказала! Через пять минут!

— Да как это может быть? — возмутилась племянница. — Плита же горячая, не дотронуться!

— Я выключила! — уперлась тетушка.

Начался безобразный скандал, причем тетушка упрямо стояла на своем: она выключила духовку еще три часа назад, а почему плита все еще горячая — понятия не имеет. С работы пришел муж племянницы и включился в происходящее с тяжелым вздохом и не менее тяжелым сердцем. Тетушка плакала, племянница рыдала, муж племянницы глотал валокордин, но тетушка все равно утверждала, что выключила духовку вовремя. Не помогли и угрозы вызвать мастера, заменить плиту и прочее, и прочее, и прочее…

— Я выключила! — плакала тетушка и обещала убить себя, потому что такая жизнь для нее невозможна.

В конце концов от нее отстали.

— Выключила так выключила, — вздохнула племянница. — Я ж тебя вовсе не собиралась съесть, — попыталась она объяснить тетушке. — Ну, сгорели бутерброды, да и фиг с ними, другие сделаю. Просто нужно ведь знать, что случилось, а?

Тетушка плакала без остановки. Она не могла сознаться в том, что попросту забыла выключить духовку. Она ведь старая, старая тетушка. А тетушки, тем более старые, никому не нужны. Она хорошо помнила, что такое быть никому не нужной и сидеть в одиночестве в своей квартирке, питаясь воспоминаниями о лучших временах и рассказывая своей старой кошке о том, как когда-то было весело в парке развлечений с племянниками. Она боялась, что племянница, узнав о такой ее дряхлости, просто отправит ее обратно — в маленькую квартирку. И ее, и старую кошку, которая уже привыкла к креслу мужа племянницы.

А племянница не могла понять, чего же так боится ее тетушка? Ведь бутерброды — это такая мелочь!

С тех пор племянница по ночам нередко слышит, как в своей комнате плачет ее старая тетушка. Плачет от страха ненужности, но племянница об этом не догадывается. А когда она утром спрашивает тетушку о причине слез, та молчит или говорит, что не плакала. Она ни за что не признается в слезах, ведь тех, кто плачет, никто не любит, они никому не нужны, их могут отправить обратно — в тоскливое одиночество…

Прислушайтесь, может, и у вас где-то поблизости плачет старая тетушка. Плачет от страха остаться совсем одной. Одной — перед лицом неизбежной смерти, которая все ближе и ближе, ведь она такая старая! Может, не стоит доискиваться причины, по которой сгорели бутерброды? Лучше сводить старую тетушку в парк. Конечно, она уже не сможет кататься на электрических машинках, но по крайней мере посмотрит на них, а еще — съест чудесный пломбир на палочке, как в давние, давние времена. И ей уже не захочется плакать…