Пробовали спрашивать, только отмалчивается. Добрые люди донесли, будто слюбился он с вдовушкой Мариной, что живёт в доме белокаменном на деньги, оставшиеся от мужа. Нехорошее поговаривали о вдовушке, мол, ведьма ведьмой, не иначе — приворожила парня.
Пантелеймон Макарович с Анной Гавриловной не одну ноченьку шептались, решили засылать сватов к девице, которую давно уже в невестки прочили. Да и Ванюша будто выделял её раньше, а как не засмотреться: лицо белее снега первого, глаза яснее речной волны, стан гибкий, девичий. А уж до рукоделья мастерица, золотым шитьём приданое себе собрала.
Не стали осени дожидаться, сосватали, родители Любушки только рады с таким семейством породниться, да и Ванюша будто оттаял, ночует дома, о свадьбе заговаривает.
На другой день после рукобитья отправился он в дом к невесте с гостинцами да припозднился. Отвечерили, Богу помолились, а его всё нет. Не спится Пантелеймону Макарычу, бродит по двору, за ворота посматривает. Заполночь явился Ванюша, коня во дворе бросил, вошёл в избу. Смотрят родители, парень не в себе: лицо как мел, а глаза — ямы могильные, мечется по дому, будто ищет кого.
«Что с тобой, Ванюшка?» — спрашивает Анна Гавриловна, а парень лишь хохочет дьявольски да руками шарит по стенам.
Хотел было Пантелеймон Макарыч его остановить, а Ваня зарычал по-звериному, оттолкнул отца, а сам к амбару бросился. Родители за ним, видят — дело худо, послали к соседям, на постоялый двор, позвать извозчиков, что там ночевали. Пока звали подмогу, Иван с амбара на сеновал бросился, всё руками шарит и скулит зверем загнанным.
Тут и соседи подоспели, человек пять извозчиков и ломовых. Мужики здоровые, а насилу с сеновала стащили, держат руки-ноги, а Иван вырывается. Среди них один чуваш оказался, он и присоветовал: надо, мол, по поверью, хомут ему на шею надеть, а хомут тот должна держать баба на сносях.
Марфуша, сноха соседская, пятым ребёнком тогда ходила, её и позвали. Бабонька боится, молитву творит, а держит. А Ванюша всё тише, тише, упал и забылся сном беспокойным. До вечера проспал, а как проснулся, рассказал родителям, что, когда возвращался от Любушки, в переулке Марину встретил, решил подвезти. Дальше уж не помнит ничего.
***
Коротки ночи летние, намаялось тело, а не спится Миньке, тянет его к борту, посмотреть на волны волжские, вдруг увидит свою красавицу. Волга тёмным пологом с расшитыми звёздами, красота.
Смотрит Минька, на лунной дорожке вроде головка девичья показалась, а потом и шея белая, груди полные. Что за диво? Не поёт, будто плачет, и так жалобно-жалобно, рукой призывно машет.
— Куда? — Игнат Савельич ухватил паренька, когда он ногу за борт перекидывал.
— Так…
— Вижу, вижу, ишь кикимора столетняя, сгинь нечистая! — косной часто-часто закрестился. — Теперь глаз с тебя не спущу, пока из мест этих проклятых не уйдём.
***
Широко гуляли на свадьбе Ивана и Любушки, не скупились родители на угощение, а гости на подарки. А Марина, между тем, лежала в горячке, рвала на себе рубаху белую, бежала из дому голой. Скручивали её, силой держали, но не уследили: в ночь, когда Иванушка повёл свою жену на ложе брачное, вырвалась вдова да в Волгу бросилась, аккурат напротив дома молодых.
Долго искали, неводом, снастями реку прочёсывали, да так и не нашли.
А Любушка, между тем, в новом доме обживалась, к хозяйству привыкала. Свекор со свекровью на невестку не нарадуются — кроткая, домовитая, на Ванюшку солнышком смотрит. Да и сына будто подменили: отцу первый помощник, да всё с шутками-прибаутками, и с жены молодой глаз не сводит.
К осени понесла Любушка долгожданного первенца. А ещё через месяц случилось первое горе. Прямо напротив дома в Волге перевернулась лодка с рыбаками. Спастись удалось только самому старому, но и он после той ночи сошёл с ума, всё твердил о русалке, которая лодку их раскачивала, да перевернула в ледяную воду. А кто плыть пытался, тех за волосы на дно утаскивала.
С тех пор стали поговаривать, что это Марина вернулась русалкой, выплывает ночами на берег, садится на огрудок, расчесывает свои волосы длинные, посматривает на окошки Ванюши Курчавого, да поёт жалобно-жалобно:
Ах ты, Ванюшка,
Ты мой батюшка,
Ты меня разлюбил,
Ты меня погубил!
Ненаглядный ты мой,
Дорогой ты мой!
От этого пения замирала жизнь в доме молодых. Старики крестились, Любушка тайком слезы утирала, а Ванюша в полночь повадился на берег ходить со своей бандурой. До самого ледостава ходил.
Той зимой многих затянуло волжское дно: то ребятишки заиграются — под лёд уйдут, то баба пойдёт бельё полоскать — да сгинет, а перед Масленичной неделей и сам Пантелеймон Макарыч с санями провалился. Вытащить-то его вытащили, но прожил недолго, постом от лихорадки помер.
Затих дом, темно, мрачно, Анна Гавриловна сутками поклоны бьёт у образов, на Любушке вся домашняя работа, а Иван всеми днями лишь из угла в угол бродит, глаз не поднимая. А как вскрылась Волга, стал он опять ночами на берег ходить, плавает в лодке да поёт зычным голосом:
Иссушила меня молодца
Зла тоска жестокая!
Сокрушила меня, молодца,
Моя милая, сердечная,
Моя милая, да задушевная.
Ты возьми, возьми, моя милая,
В Волгу-матушку глубокую,
Обойми рукою белою
И прижми к груди близёхонько…
Услышит пение Марина, вынырнет из глубин речных, бросится в лодочку и ну миловаться, да с жутким хохотом на всю округу.
Ходил-ходил Иван Курчавый на ночные свидания с русалкой да и сгинул. Нашли и лодку его, и бандуру, а самого и след простыл.
С тех пор Любушка по берегу днём и ночью бродила, звала своего суженого, вглядывалась иссушенными глазами в речную рябь. Как-то ночью всколыхнулась волна, и вышел из неё Иван Курчавый, подошёл к жене и говорит: «Не тужи по мне, жёнушка. С Мариной я, милой русалочкой, у царя водяного во дворце изумрудном. И так уж нам там весело, угощает меня царь кушаньями изысканными, играю я для его русалочек. Только ты про меня никому не сказывай».
Хотела Любушка о дитятке сказать, что под сердцем бьётся, а Ивана уж и нет. Наутро на берегу нашли её бездыханное тело…
***
У могилки Любушки многолюдно. Оробела Ксюха, подойти боится, спряталась за молодку с младенчиком на руках.
— Первый раз? — обернулась к ней молодая мать.
— Первый…
— Да не робей, Любушка всем помогает, кто к ней с чистым сердцем. Я вот за ребёночка благодарить пришла, — горделиво кивнула мать на младенца.
Рванулась Ксения к оградке, упала на колени, быстро-быстро зашептала. В это время налетел тёплый августовский ветерок, закружил, заплёл кудри в ветвях берёзки, что росла у самой могилы, и мягкий шёлковый лист опустился в ладонь странницы.
****
- Шишка — бригадир артели бурлаков.
- Косной — бурлак, замыкающий движение и следящий за тем, чтобы бечева не цеплялась за кусты.
- Огрудок — груда щебня, камней на дне реки.
Уважаемая Алина. Почему-то нет на сайте Вашего комментария, прочла в рассылке. Автор я ))) Это одна из новелл сборника "Когда отверзаются небеса".
0 Ответить