Перейти к предыдущей части рассказа
Медленно ползущие мимо компактные Ситроены и Пежо ошалело, но не зло, сигналили, откуда-то напротив доносилась французская мелодия с тоскливыми нотками скрипки и аккордеона, над головой пронзительно прокричала чайка… «Значит, рядом Сена», — сама по себе мысль пришла в голову. И от этой одной мысли он так же невольно улыбнулся, как улыбается ребенок или полоумный, просто так.
«Вот, я снова в Париже. Здравствуй, Франция, здравствуй, Париж, здравствуйте все»… Он медленно шагал и тихо улыбался своим мыслям, ночному городу, оживленным улицам, сам себе. Просто так. Просто потому, что ему было хорошо, независимо ни от чего, ни от кого.
Ту ночь он провел на скамейке. Вернее, где-то полночи он радостно слонялся по ночным улочкам, крутил головой направо и налево на яркие неоновые вывески, вслушивался в шум ночного Парижа, пронзительные звуки клаксонов, визг тормозов, шаги торопящихся мимо него влюбленных парочек, вглядывался в очертания Эйфелевой башни, которая сначала переливалась огнями всех цветов, стреляла в ночную тьму лучом света, а потом вдруг погасла…
Слонялся, пока не притомился и не присел отдохнуть возле входа в метро под знаком «Metropolitan — Anvers». Да там же, на лавочке, под фонарем в чугунных завитушках с подвесными кашпо, из которых свисали желтые лилии, нечаянно и уснул. Привычка «как надо», все просчитывать и планировать, после такой прогулки по городу дала сбой, уступив место полублаженной улыбке на уставшем, но, наверное, с самого детства не бывавшем таким счастливым лице.
Тогда там, свернувшись калачиком на скамейке под желтыми лилиями возле далекой станции Anvers, ему причудилось, что он снова мальчик и что мама жива, и рядом отец, стоит и улыбается. И что они у себя дома, а рядом с домом цветет большое поле с желтыми лилиями. И мама смотрит ему в глаза нежно и гладит теплой рукой по щеке, снова и снова, снова и снова. А потом внезапно размахивается и…
Его разбудил утренний холод. Он протер глаза, огляделся, с трудом вспоминая, где он. Было 5 часов и на улицах, сквозь рассеивающийся туман, еще не было видно людей. Он встал и, кутаясь в легкое пальто, побрел от станции вверх, в сторону Монмартра.
Монмартр, еще недавно деревушка, с его узенькими мощеными улочками, змеей ведущими на самый верх холма, с его уютными кабачками и пивными, уютными садиками и старинными домами со ставнями и мансардами… Монмартр, где в любое время можно было выпить вина и перекусить прямо на улице и понаблюдать за работой уличных художников, без устали рисующих Париж и его обитателей… С его армией непризнанных писателей и поэтов, начинающих артистов цирка и просто бродяг, с желанием послушать уличных трубачей и шарманщиков… Этот Монмартр давно был частью его памяти, еще тогда, в первый раз, когда почти бегом посетил его, чтобы потом навсегда оставить в своем сердце и видеть во снах.
Он свернул направо, на rue de la Bonne, как указывала синяя табличка на углу дома, просто так, по наитию, и зашагал вверх, прикидывая, какой дом ему нравится больше остальных. Вот один — с коваными воротами, буйно разросшимися грушевыми и сливовыми деревьями, крутыми высокими мансардами на пятом этаже. Вот другой — с мансардами нежного фисташкового цвета, под которыми из окна четвертого этажа выглядывает растрепанный старик с сизым носом, достойный самой кисти Моне.
Вот еще один — с витиеватым флигелем и высоким парадным c головой льва на фронтоне и нисходящими вниз волнами лавра, на первом этаже которого расположился ресторанчик с надписью «A la Coupole». Он присел на краешек стула, попросил чашку кофе и поинтересовался, не сдается ли где поблизости комната.
На его удачу, официант показал сразу на две квартиры, где он мог найти приют. Допив кофе, он поднялся на пятый этаж и позвонил в квартиру 35 («Как номер квартиры моего детства», — с улыбкой подумал он).
Дверь открыла сухонькая старушка с копной кудрявых седых волос, типичная мадам пост-бальзаковского возраста. «Мадам…» — начал он.
Ему везло. Мадам провела его наверх, показала мансарду. Одна небольшая комнатушка, метров двенадцать, не больше. Кровать, небольшой туалетный столик с зеркалом на изогнутых ножках, два деревянных плетеных стула. На полу ковер, как у бабушки. Небольшая ванная и туалет. Очень уютно, старомодно и так по-французски изящно.
В углу подрагивала паутина с напуганным французским пауком на тонких лапках, сквозь прикрытый ставень бил яркий весенний луч, на улице вдалеке раздавались сигналы клаксонов, голоса. Он неимоверно хотел спать и был так счастлив…
За комнату мадам попросила 50 евро в сутки и потребовала деньги вперед на неделю. Торговаться он не стал, заплатив 350 евро, и, улыбнувшись, закрыл за мадам дверь.
Когда мадам ушла, он настежь распахнул ставни, высунулся по пояс из окна и втянул ноздрями нагревающийся воздух. Едва уловимые ароматы лаванды, свежей выпечки и надвигающейся грозы витали в воздухе. Как же на сердце было хорошо, спокойно! Как, наверное, никогда не было. Набежали тучи, грянул гром и по весеннему Монмартру побежали пенящиеся ручейки.
Он лег на кровать, как был, в одежде, закрыл глаза, вслушиваясь в гудение человеческого роя за окном, и медленно поплыл в сон…
В полудреме-полусне ему снова привиделось его детство. Вот он мальчиком идет с мамой в школу, и все ему так рады, с такой любовью смотрят на него, так рады за него. Вот он на каникулах у бабушки, вот плавает на лодке, а вот едет верхом на лошади… А вот он в летнем саду. Цветут яблони, жужжат пчелы, рядом раздается заливистый смех…
Когда он проснулся, было около пяти часов. Он умылся, пригладил мокрыми ладонями волосы. Ему даже показалось, что он чем-то похож на Ричарда Гира, с такими же седыми волосами и прищуром глаз.
Вышел во двор и пошел не торопясь вниз по улице, приветствуя по пути совсем незнакомых ему мадам и месье. В ближайшем кафе он заказал полноценный обед: багет, луковый суп, говядину по-бургундски в красном вине, десерт, бокал белого вина. Не торопясь и поглядывая на поток прохожих, съел сначала одно, потом второе. Запил все вином и счастливый откинулся в кресле, наслаждаясь запахами, видом, погодой, всем, что его окружало.
Подумать только, а ведь он так редко бывал доволен собой. Все время что-то мешало. То школа, то работа, то мама была недовольна, то потом жена, то начальник… И так всегда. Всегда находилась тысяча поводов для недовольства и редко хотя бы один повод быть собой довольным, счастливым. А вот теперь… Теперь все будет по-другому, и ему не нужно ничье одобрение…
Выйдя из ресторана, в ближайшем магазине он купил лезвия для бритья, резиновый жгут и блокнот с ручкой.
Ах, Париж, ах, Монмартр… Как же он по ним скучал, сколько раз представлял в своих грезах, видел во сне, как он возвращается туда, где его душе уютнее всего, где мир и красота, весна и цветущие фиалки…
Он шел по ярко освещенным улочкам, и ему снова показалось, что он родился не в то время и не в том месте. Что всегда должен был быть частью Парижа, Монмартра. Родиться здесь, лет сто назад, когда Монмартр был еще бедной деревушкой поэтов и художников, писателей и девиц легкого поведения. Родиться там, где пахло лавандой и летним дождем. Сейчас вся жизнь его казалась унылой ошибкой, конвейером, бесконечным бегом белки в колесе…
Ах, Монмартр, ты не понимаешь, что есть моя жизнь. Ты даже не знаешь, что я здесь и что ты делаешь меня счастливым, как никого другого. Ах, мой дорогой Монмартр, Монмартр… Мы нигде никому не нужны…
Вернувшись обратно, он набрал ванну горячей воды, постоял недолго у широко распахнутого окна, мимо которого проносилась жизнь во всем ее разнообразии, потом прикрыл один ставень, достал купленные лезвия, жгут, вошел в ванную и плотно захлопнул за собой дверь.
Следующее утро выдалось еще прекраснее предыдущего. Лучи солнца прорывались сквозь ставни, птицы выводили оды весне и любви, по улочкам Монмартра снова засновали люди, машины, мотороллеры…
Ну разве не прекрасен Монмартр весенним днем? Разве может быть на земле место лучше? Лучше его извилистых мощеных улиц, раскидистых садов, фисташковых мансард и плотно закрытых ставень? Разве есть место на земле, где так хочется жить?
Нет, нет такого места больше на земле. Его просто нет на земле. Зато оно есть у каждого в его памяти, его воспоминаниях молодости и бесплодных стремлениях к счастью…
Ветерок заигрывал с шелковой занавеской, весеннее солнце пригревало все сильнее. И только кровать в фисташковой мансарде еще долго оставалась нетронутой…
Помесь русских привычек и французской кр-р-р-расоты...
Оценка статьи: 4
0 Ответить
Мне понравилось про французского паука. Свежо и неожиданно.
А с квартирной хозяйкой очень уж подло герой поступил. Сразу во всех словах про его любовь начинает звучать лёгкая фальшь. Пардон.
3 Ответить
А чего такого с квартирной хозяйкой, Наталья Осокина?
Заплатил за неделю вперед. Тут небольшая нестыковка по деньгам, но, может быть - я и ошибаюсь.
А в целом - всем людям кажется, что все такие, как они.
И автор этими эссе демонстрирует как раз именно это.
Чуть кольнуло - как это 100 лет назад Монмартр был деревенькой?
Оценка статьи: 4
0 Ответить
Что же вы всё деньгами измеряете, Игорь Вадимов. А ещё советский человек.
Нанёс старушке моральную травму, в принципе её и удар мог хватить от испуга.
Беспокойство, полиция, дача показаний.
Разговоры пойдут — клиентов распугают, а она может только сдачей квартир и живёт.
Это не про любовь.
0 Ответить
Наталья Осокина, ей французское правительство во главе с Макроном компенсировали моральный ущерб. За хозяйку не беспокойтесь. Она то здесь совсем не при чем.
(Думается, это именно от советской привычки, когда самоубийцы приравнивались к душевнобольным, а те, кто оказывался рядом надолго стигматизировались).
0 Ответить
Игорь Ткачев, недавно в каком-то фильме (американском) видела момент - агент продаёт дом, показывает покупателям. В ходе осмотра те случайно узнают, что бывший хозяин покончил с собой - меняются в лице. Агент начинает оправдываться: "он не в доме это сделал, когда не в доме, закон штата разрешает не сообщать об этом покупателям, я не нарушила закон...". Но покупатели всё равно сбегают.
Вряд ли это советская привычка - избегать мест, связанных с нехорошей смертью. Скорее оно в самой человеческой природе.
0 Ответить
Наталья Осокина, вот вы о чем...
то есть бедный музчина испортил хозяйке квартирную карму... теперича ей будет сложно найти себе постояльцев.
Очень надеюсь, что Вы сказали это, не подумав до конца.
В противном случае, мне точно не жаль ни хозяйку, ни даже, простите, Вас.
0 Ответить
Игорь Ткачев, "квартирную карму" - возможно. Моральная травма - наверняка.
А почему меня должно быть жаль?
0 Ответить
Наталья Осокина, потому что, Вы красивая, умная, а выдали такую пошлость...
Je suis dessapointe-(((
0 Ответить
Игорь Ткачев, ну нельзя же всегда быть полным совершенством, согласитесь)
0 Ответить
Наталья Осокина, Вам виднее.
Я совершенством никогда не был-)
0 Ответить
Игорь Ткачев, да и я пошутила)
0 Ответить
Ну-у-у-у, Наталья Осокина, Вы и загнули!
Ну какой я "советский человек"? СССР нету аж с 1991 года, тому уж скоро 30 лет.
А насчет моральной травмы - про то, чтобы французы с моральными травмами по судам бегали, я особо не слышал, это конек американцев.
Ежели на какую особь женска пола мужчина то ли посмотрит(значит - вожделеет, гад) то ли не посмотрит(значит - брезгует, гад) - то она бегом к адвокату - и мужика сразу в суд за моральный ущерб.
В европах такого, навроде бы, нету.
Оценка статьи: 4
0 Ответить
Игорь Вадимов, то есть, если человек не идёт в суд, значит у него по определению не было моральной травмы? Ну вы и загнули.
0 Ответить
А-а-а, Наталья Осокина, вы просто стебом занимаетесь.
А меня вначале всерьез интересовало - чего такого наш ГГ потенциально "нанес".
Оценка статьи: 4
0 Ответить
Игорь Вадимов, я вам серьёзно и ответила. О чём вы теперь говорите, ускользает от моего понимания. Адью.
0 Ответить
Извините, Наталья Осокина, я полагал, что Вы из России. Те, кто последние лет 20-30 живут в нашей языковой среде, те поняли бы, что сказано.
Еще раз прошу прощения за мою ошибку.
Оценка статьи: 4
0 Ответить
Игорь Вадимов, если правильно помню, только в 1859 (или около того) Монмартр стал частью Парижа.
До этого он был деревней, местом, где, в основном обитали, рабочие и чуть позже бедные художники и писатели.
0 Ответить
2019 - 100 = 1919
1859 + 100 = 1959...
chi capisce - capisce
Оценка статьи: 4
0 Ответить
Игорь Вадимов, деревней он оставался и после того, как его присоединили. Еще долгое время (там и сейчас очень все местечково).
Математической точности я придерживаться не старался-)
0 Ответить
Наталья Осокина, а он, что, любил хозяйку квартиры?-)
Какие экивоки выдает женский мозг однако, экскъюземуа - никогда бы не подумал-)
0 Ответить
Игорь Ткачев, она была для него частью страны, как и все прочие мадамы и месье, частью того целого, что он вроде как любил. Он именно что не выделял этого человека из массы остальных. Поэтому мне кажется, что поступок по отношению к хозяйке - это как по отношению к стране в целом. Может и экивок, не знаю.
1 Ответить
Наталья Осокина, это не поступок к хозяйке. И даже не стране.
Это высший момент счастья, апогей, ознаменованный полной свободой...
Например...
Не расстраивайте меня дальше, Наталья. Вы мне пока кажетесь здесь одной из самых адекватных...
0 Ответить
Игорь Ткачев, да нет, я понимаю, что не до мыслей о других ему было. И что не в каждом моменте вообще есть место для мыслей о других. Только часто бывает, что когда у одного апогей и полная свобода, кому-то другому достаётся разбираться с последствиями. И у каждой стороны своя правда, и у того, кому разбираться, она тоже есть, хоть и не такая красивая, а корявенькая и приземлённая, но есть.
0 Ответить
Наталья Осокина, это не его вина. Это просто усердных болванов вокруг множество.
0 Ответить
Скажу так, надумано и неубедительно. )
1 Ответить
Татьяна Пучкова, убедительнее было бы, если бы он спился где-нибудь под Смоленском. Или работал до инфаркта в 65-)))
Когда-то, некто из номенклатуры, просмотрев, скажем "Человека-амфибию", со знанием жизни изрек то же самое: неубедительно и надуманно.
"Это же наши жены, наши мужья!"
-))))))))))))
2 Ответить
Игорь Ткачев, не в том смысле, что лучше б спился. Решиться на самоубийство - это больше, чем трагедия. Не буду касаться причин, изложенных как-то вскольз, как малозначащие. Хороший прием с перечислением чисто механистических действий последних дней героя. Был бы хорошим, если бы подчеркнул опустошение, неизбежность конца.
Но восторг любви к Парижу, прогулки по улочкам с блаженной улыбка, основательная трапеза в кафе... И трагический финал. Всё это притянуто из серии "сделайте мне красиво".
Ещё красивее было бы, если бы герой ночью долго стоял на мосту Мирабо и с улыбкой смотрел на Эйфелеву башню, на огни ночного города, отражающиеся в темных водах Сены. Вот оно, счастье и смысл всей жизни. А потом со словами, Париж я остаюсь с тобой, он решительно перемахнул бы через перила... И только тихий всплеск и круги на темной воде...
Ну, или из Гийома Аполлинера пару фраз прощальных прочитал бы. Тоже красиво.)
2 Ответить
Татьяна Пучкова, может разница в том, что герой самоубийство рассматривал не как трагедию, как вы, а как величайшее счастье, высвобождение, а? -)
То, что вы описали, со стихами и мостом, на взгляд автора, как раз банально и старо. Это вы, как и я, сто раз в романах читали - вот это для меня малоубедительно.
Советы авторам, читателями, как стоило бы написать... это примерно, как сказать "думай, чувствуй и делай, как я, а не как ты сам". Совершенно бесполезное и порой жутко застереотипизированное занятие.
Я уверен, что если я сам решу спрыгнуть с моста, или перерезать себе вины, вокруг соберутся "знатоки", которые раскритикуют, как неправильно я все сделал-)
И в конце, вы не заметили, я оставил герою надежду...
Вполне возможно, что он побрился, принял ванну и вышел в Мулен-Руж, что поблизости-).
1 Ответить
Игорь Ткачев, теперь меня мучает вопрос: что он со жгутом-то делал?? а то у меня надежды не получается.
1 Ответить
Наталья Осокина, -)
Жгут можно убрать из повествования. Вены неплохо режутся и без таких подручных утенсилий. Но тогда ведь останется название, присвоенное здесь Увидеть Париж, и умереть, не правда ли?
В любом случае, конец сказки вполне себе счастливый. И не конец, а, может быть, начало-)))
ПС Вы никогда не допускали, что можно покончить с собой таким в этой юдоли на радостях, а не в печали?
Думаю, навряд ли-)
0 Ответить
Игорь Ткачев, не, название как раз под вопросом, с ним всё нормально.
Я вообще сначала подумала, что он хотел побриться, чтобы в приличном виде работу искать. Мне такой конец больше нравится)
0 Ответить
Наталья Осокина, это слишком конформно. И скучно.
Не будьте уже роботом.
0 Ответить
Игорь Ткачев, скучно и конформно — иногда лучший из возможных вариантов, увы. Вы бы сами что для себя выбрали: банальное "жить долго и счастливо и умереть в один день" или романтично и увлекательно покончить с жизнью на пороге Большой Невзаимной Любви? Вот честно? Из этих двух предложений.
А если для литературы, то да, небанальный финал интереснее конечно. Но у меня эстетическая оценка сама по себе, а сочувствие героям само по себе. Что поделать, эмпатия). Кстати, поэтому я и не робот, что она у меня есть.
1 Ответить
Наталья Осокина, некорректно Вы сравниваете. Ведь, возможно, речь не о "жить долго и счастливо", а как раз "скучно и несчастливо". От хорошей жизни дей-но не хочется бежать.
Я как раз пытался показать, что жизнь была никакой, нелегкой. Отсюда уход из нее, на фоне романтических и утопических пейзажей - как освобождение, волне себе счастливый финал.
Шаблонность Вашего подхода, как и большинства других, и почти всех женщин (не ерошьтесь, это так-) может быть в том, что добровольный уход из нелюбимой жизни = априори плохо. Грех, там. Психическая неуравновешенность, И т.д.
Обыватель не рассматривает другие интерпретации. Он четко знает, что такое хорошо и что такое плохо-)
0 Ответить
Игорь Ткачев, нет, возможность лёгкого ухода из жизни, когда она становится действительно невыносимой, я считаю большим благом, и мне бы очень хотелось эту возможность иметь если вдруг что. И в грех я не верю. А вашему герою мне как раз захотелось пожелать, чтобы наконец банально "долго и счастливо". А вы упорствуете — нет, счастья не дам и мучиться не позволю, пусть романтически умрёт)). Я думаю, сам он мой вариант бы выбрал). Хотя он конечно ещё утопичнее вашего.
0 Ответить
Наталья Осокина, все мы трусы - все выбрали бы Ваш вариант-)
Но спасибо за жизненную надежду-)
0 Ответить
Игорь Ткачев, а смысл в чём - на радостях? на них обычно наоборот жить хочется. Потому что на радостях она уже не юдоль, а вполне терпимое место, иногда даже неплохое. Нет, это уже больше похоже на извращение)
0 Ответить
Игорь Ткачев, ну-ну. Хотелось бы посмотреть хоть на одного счастливого самоубийцу.
"...герой самоубийство рассматривал не как трагедию, как вы, а как величайшее счастье, высвобождение, а? -) "
Высвобождение от чего? Мама не долюбила, в военное училище отдала? И вообще в жизни оказывается надо на работу ходить. На минуточку, герою не 16 лет, а 62.
Это подросткам в силу возраста жизнь копейка. Они считают, что смертью смогут что то кому то доказать. Умрут и посмотрят, как все будут плакать, сожалеть, поймут, как были неправы...
Считать, что самоубийство в принципе может быть счастьем, это фантазии незрелых юнцов.
Здесь я просто высказала мнение о произведении.
Но Вы не волнуйтесь, в жизни советовать Вам ничего не собираюсь. ) Надеюсь, что Вы будете счастливы в любом случае.)
2 Ответить
О зрелости и незрелости, Татьяна Пучкова, +1.000.000!!!!
Есть же люди, которые и будучи возрастом за 50+, реагируют, будто им вечно 16-- ...
Но самое главное - ничего не советовать. А то ведь...
Оценка статьи: 4
0 Ответить
Зачем придираться? Изложено феерично, цветисто, даже просится на экранизацию с наложением кадров. Такое состояние героя вполне возможно и не только при посещении Монмартра. За свободный полёт мыслей и чувств Оценка:5
1 Ответить