• Мнения
  • |
  • Обсуждения
Константин Кучер Грандмастер

Как нас воспитывали наши отцы?

Ни один мужчина не может стать хорошим отцом,
пока не научится понимать своего отца.
Торнтон Уайлдер

Наверное, это естественное желание каждого отца: чтобы сын у него настоящим мужиком вырос. Вот и мой не являлся исключением из правил.

Фото: Depositphotos

А он, между прочим, был серьезным товарищем. Потомственным сплавщиком, можно сказать. До того, как в Воркуту свинтить, после Великоустюгской речнухи, поводил плоты. Да и потом старался отпуск взять в такое время, чтобы в родные края попасть как раз тогда, когда на Лузе самое половодье. А сплавное начальство батю ценило и без каких-либо вопросов ставило его на катер, благо документы, подтверждающие специальность, тут же, у деда с бабулей на сохранении лежали.

В общем, поводил отец у меня плоты. А Луза, хоть и не Волга, но река своенравная: в верховье изобилует каменистыми перекатами, а ближе к устью — песчаными отмелями и крутыми изгибами. Когда-то она была судоходной от устья вплоть до границы с Республикой Коми, но с годами всё мельчает, так и река. Поэтому огроменные плоты с лесом водили только по большой воде, весной в половодье.

Но и тогда плоты вели три катера: впереди — побольше, винтовой, а сбоку и на хвосте — поменьше, водометные. Винтовые на лето оставались в низовьях реки в районе лесозавода, так как вверх им уже было не подняться, поэтому основной трудяга — это КС-100, водометный катер с совершенно плоским днищем, который даже в самые засушливые годы мог на брюхе проползти до самой Коржи: коми-поселка на границе Коми и Кировской области.

Винтовой катер — самый мощный, поэтому именно он и тянет караван с плотами, а водометы — на подхвате. Тот, что сбоку, должен работать на повороте, помогать ведущему плавно заводить плоты в речную излучину. Ну, а катер на хвосте каравана не только помогает заводить плоты на повороте, но и работает как тормоз, чтобы ведущему катеру было удобнее управлять караваном. Он всегда держит заведенный на него с последнего плота трос в натяг, чтобы сдерживать ход всей этой плотной древесной массы.

И вот как-то раз батя с помощниками на своем катере подвыпили и задремали малость. Так, самый чуток. Но и этого хватило, чтобы трос от плотов на хвостовой катер дал слабину, опустился под воду и уже там, где-то на дне, зацепился то ли за какой камень, то ли под корягу попал. И вся масса древесины в плотах встала, удерживаемая тросом, а учитывая скорость реки в половодье, с огромной силой потянула отцов катер на себя. Он и встал в момент, как поплавок, на попа… А потом ушел под воду. Но, как говорится: пьяниц Бог бережет. И отец, и помощники его выплыли. А катер потом достали. Что ему, дизелю, будет?!

Второй раз катера не смогли удержать плоты на излучине, но тогда батя был уже ведущим. Так возле впадения в Лузу реки Лалы снесло полберега! Когда мы прибежали, не сразу узнали привычную местность. Вроде вот тут мы, но… Что-то не то. Или не так…

Долго не могли сообразить, что полберега нет! А всё, в том числе, и потому, что плот в тот раз они вели тяжелый: береза-осина. Их в основном старались плотами по весне гнать, иначе при молевом сплаве, который начинался сразу после спада половодья и длился практически до конца сентября, они тонут, как только напитаются водой, поэтому с Коми могут до нас и не доплыть.

В общем, что на шахте (а там он буровзрывником работал), что на реке — работа у отца была тяжелая и опасная, потому и он у меня был не особо ласковый. Ну, и воспитывал меня… Так, как сам понимал, как это делать надо.

Из воспоминаний о детстве: летом, в каникулы, мы, естественно, практически всё время вместе с отцами на реке пропадали. Частью занимаясь своими делами — рыбалка, ягоды, подработка на заготовке ивовой коры, частью у мужиков на подхвате — костер развести, воды принести, поутру сгонять на «Вихре» в Аникино, купить в деревенском магазине что-то на опохмел души.

Но частенько бывала у нас и работенка по нашим, ещё пацанячьим силам: песок откатать от обсохших древесин, съездить «кочку» разобрать.

Кочка — это нагромождение бревен. Одно-два бревна застрянут на пне, камне или мели, и начинает под них набивать плывущие по реке молем бревна. Если вовремя такую кочку не разобрать, может и затор случиться — всю реку тогда перекроет, и от начальства влетит по самое не балуй. В том числе и за бревна, что течением вынесло на берег, и они лежат на песках, неподалеку от уреза воды.

Вот тогда мы работали с багром, по пояс в воде, в отцовых броднях — высоких таких сапогах, которые иногда (были и такие модели) вверху сходились воедино, а от пояса шли помочи, закидывающиеся на плечи, чтобы бродни не спадали. В коротких-то сапогах на сплаве много не наработаешь. Бродни у мужиков, естественно, были большого размера — на них. Ну, а нам-то что? Схватил первые попавшиеся, что на данный момент свободны, и вперед.

В тот день утро выдалось теплое, ясное. Мужики только позавтракали, опохмелились, вышли на крылечко избы, где у нас была временная база, расселись на крылечке, повернув лица к солнышку, вытащили свои цигарки, засмолили. И тут батя поворачивается ко мне и говорит:

 — Костя, ну-ка, сходи-ка на песок, что напротив Антипина бора. Видишь, там пара бревен на песке лежит. Скати их в воду, а то бензин не охота тратить. Да там ещё какой-то чудак на песке сидит. Чего сидит? Может, самолов поставил, караулит? Так если что поймал, не позычит ли нам чуток, чтобы ты тут ушицу к обеду организовал? Ну, а мы ему за это и нальем граммульку, если он потом подойдет той ушицы с нами похлебать.

Песок от избы просматривался, правда, далековато и не разобрать — кто там сидит у самой воды. Ну, я, понятно, возгордился поставленной мне задачей, надел бродни 43-го размера, можно сказать, на босы ноги, взял багор и пошагал. И пока шел, напрочь у меня этот рыболов из головы вылетел. Вышел к берегу, иду себе по кромке воды, там, где песок влажный и, соответственно, легче идти. Одно бревно спихнул, второе…

Тут — тоже наука! Если бревно просто столкнуть в воду, эта зараза обязательно чуть ниже опять к песку пристанет. Бревно надо обязательно что есть сил направить под углом против течения, тогда его развернет и вынесет на середину реки. На худой конец, здесь его уже не прибьет к берегу.

В общем, столкнул я в воду одно бревно, другое и тут только вспомнил за рыбака. А где же он? Поднимаю глаза и… Екарный бабай! Вот он, метрах в двадцати от меня. Но не рыбак это совсем. А здоровенный… Медведище! Сидит на своем седалище, а задние лапы в воду опустил и дремлет (или спит) на утреннем солнышке, только головой кивает, покачивает, как старый дед на завалинке.

Как я бежал оттуда! Наверное, больше никогда так не бегал… Да ещё в броднях 43-го размера и с багром. Не помню, как у избы очутился. А эти остолопы — взрослые, вроде бы, мужики — ржут, как лошади: чего, мол, испугался? Летом медведь сытый. А этот уже не первый раз там сидит.

Ну, думаю, гады, подождите, я вам устрою! Будете похмельем поутрени страдать, попросите, чтобы я в Аникино на «Вихре» слетал… Я вам «слетаю»! Хорошо, если к вечеру меня дождетесь.

Вот так мы и жили-поживали на сплавщицкой вахте. Я и три взрослых сплавщика. Батя, правда, попросил про медведя матери не говорить.

Вообще-то, он как бы старался по-своему, по-рабоче-крестьянски, что ли, воспитать во мне мужика. Правда, когда я, сдав хвосты и практику за второй курс, приехал к деду с бабулей, оставалась у меня ещё пара-тройка месяцев до призыва, и устроился я на «караванку». Это когда под самый конец молевого сплава идет зачистка реки с самих верховий Коми, где сбрасывают лес в реку, и до запани лесозавода. Задействуются катера, трактора, прочая техника, работают без выходных.

Наемные рабочие живут в так называемых «брандвахтах» — это три баржи: две для спанья и отдыха, а посередине — столовая. Заработки очень хорошие. Ну, я и решил подзаработать, чтобы перед срочной уж погулять, так погулять. А то ведь потом — когда? Только если через два года.

Так вот, когда я устроился на эту «караванку», батя начальника сплава уговорил, чтобы я в воде не стоял, а работал лебедчиком на катере. Мол, молодой — ещё наломается. Так и воспитывал он меня. Где-то мог и к медведю за рыбой послать, а где-то… А где-то и поджаливал. Своя ведь кровь, родная. И кто по непростой и сложной жизни, что ждет впереди этого обалдуя (меня, то есть), подстрахует и, по возможности, побережет его, если не отец?..

Хорошо помню, как они с бабулей меня в армию провожали. Вышли к автобусной остановке поздно вечером, а меня военком, видно, как студента, типа, как грамотного, назначил старшим команды. На всех десять человек документы у меня. Родители плачут, мужики с перепою — тоже. Как будто на войну нас провожают. Только батя стоит в стороне, курит молчком, хотя тоже был порядком выпивши. Подошел ко мне, обнял и говорит:

— Ну, что, Костя… Главное, не будь бабой. Служи. Не могу я смотреть на эти сопли, пойдем мы с бабулей домой.

Так и попрощались. А большинство провожающих ещё и на железнодорожный вокзал с нами поехали. И там вся эта байда — сопли, слезы — продолжилась. Кое-как, пинками, собрал я свою команду № 300 (погранвойска), и покатили мы на областной сборный пункт, в город Котельнич.

И вроде что там мне батя сказал на прощание? Пару слов. Но вот запомнились они мне. И не только на те два с небольшим года, что я служил. А и сейчас помнятся. И если когда потом выпадет нам с батей встреча… Уже не здесь, не в этом мире. Надеюсь, что смогу посмотреть ему в глаза, не отводя своих в сторону, и сказать, что всё пучком. Похоже, не подкачал я его и не был тем, кем, очень он боялся, могу стать.

Статья опубликована в выпуске 26.04.2019
Обновлено 12.10.2023

Комментарии (2):

Чтобы оставить комментарий зарегистрируйтесь или войдите на сайт

Войти через социальные сети: