​Стоит ли в общаге варить бульон на мясной сахарной косточке?

Одна на гитаре любила бренькать. Нет, так-то неплохо играла, и репертуар у неё, в большей части, подходящий был. Но вот вы представьте: если тебе целый день по ушам той гитарой елозят. Утром встаешь, чайник ещё вскипятить не успел… Нуууу, началось! На занятия ушел, за стенкой — играют. Пришел — играют. Спать пора ложиться, а за стенкой все то же самое: брень да брень. Ну, не выдержишь:

— Ирка!!! Да заткнешься ты, наконец-то?! Думать мешаешь. О великом…

Чтобы тут же услышать из-за стенки в ответ:

— А ты, Костя, не думай. Для того Господь наш лошадь создал. С большою головою. А ты живи себе и радуйся. Песенки, как я, пой. Про жену французского посла, например. Вот отобьешь её у дипломата… Может, он тогда и на меня внимание обратит. Выйду за него замуж… И тогда три… Нет, четыре пластиковых пакета с АББой у меня будет! Все девчонки обзавидуются просто.

А то возьмет, да и заголосит:

— Милый мой, приходи ко мне, да с гитарою…

И на что, спрашивается, козе барабан?! Как будто одной гитары ей мало!

А вторая, мелкая такая, постоянно нас с Витькой заставляла мусорный бак из кухни выносить:

— Вы что, бугаи, «Нарзаном» до невозможности измученные, на хрупкие плечи маленьких девочек все эти тяжести переложить собираетесь?

Ага, нашла бугаев. У Витьки хорошо если метр с кепкой, пусть и без прыжка. Ну, подумаешь, в плечах он широкий, сибиряк, как-никак. Но это же не значит, что мусорные баки одни молодые должны таскать. Вон график дежурств на стенке. Сама, между прочим, рисовала. Мы (посмотри, посмотри!!) всю прошлую неделю этот бак таскали, хоть ничего в него, кроме бумажного пакета из-под чая, и не бросали.

Но толку-то, если человек железобетонных аргументов не понимает? «Хрупкие плечи, хрупкие плечи«…Вон какие сумищи домашних заготовок из своей Псковской области прошлым месяцем приволокла! Ничего, не переломилась. И все в два рыла, с Ирочкой своей любименькой, сожрали. Нам только три бутера с салом и обломилось-то…

Ага… Вот и бутеры уже вспомнила! Да не в палец! Не в палец толщиной. Нет, хлеб — может, и в палец, а сала-то… Витька только понюхал. И мы один голимый хлеб потом ломтили!

Нет, без толку с ней. Возьмешь этот бак, от греха, да и вытащишь на помойку. Благо она не так уж и далеко.

Вот эта, вторая, уж до чего хозяйственная была. Постоянно нас с Витькой холодильник, что на общей кухне стоял, мыть заставляла. А ещё… — ну, практически каждый день! — варила бульон на мясной сахарной косточке.

Запах от него… По всему блоку стоял. И такой… мощный запах. Концентрированный! Да к тому же ещё и аппетитный. Из-за него невозможно просто сосредоточиться на чем-то серьезном и глобальном! Тем более — на великом.

Помните заветы наших современников: «Думайте о великом!»? Вот мы с Витькой и думали. Почти постоянно. Но когда эта мелкая начинала варить бульон… Какие тут думы?! Тем более — о великом!

Уж сколько мы с девчонками ругались. Ну, не варите вы этот бульон! Невозможно же! Нет, «варили, варим и будем варить».

Ну, ладно. Наше дело маленькое. Мы же предупреждали!

В общем, как только мелкая снимала с бульона пенку и благополучно сваливала к себе в комнату, один из нас пробирался на кухню, поближе к кастрюльке, а второй… А второй тоже выходил из комнаты и начинал наводить порядок во встроенном шкафчике, что у каждой комнаты был в коридоре.

У нас, правда, кроме трех корочек хлеба, что мы берегли на черный день, в том шкафчике ничего не было. Но ведь с ними тоже надо порядок навести. Как они должны лежать? Все три на верхней полке? Или на нижней? Или на средней? Или на каждой полочке по одной корочке? Или на одной полке две корочки, а на другой одна? Но тогда… Какую полку оставить пустой — среднюю, верхнюю или нижнюю?

Вот Витька их и раскладывал. То так, то эдак. Разложит, отойдет на пару шагов, полюбуется минуты две-три. А когда и пять, если обстановка позволяет.

Но если вдруг у девчонок из комнаты кто-то выходил, чтобы проверить, как там и что с бульончиком, Витька вспоминал заветы своих предков, которые ещё при товарище Столыпине снялись с насиженных мест и подались на восток, где земли было немеряно, а народу… С гулькин нос. А где и того, меньше.

В общем, Витька начинал какую-нить песенку из репертуара своих давних предков, в которой он знал хотя бы пару строчек, исключительно благодаря устным преданиям своей бабушки (добрая ей память, уж какие она пельмени лепила, когда приехала к нам в общагу в конце первого курса и убедилась, что я не обижаю её Витеньку!!)…

Как только на горизонте появлялся кто-то из наших соседок, Витя начинал голосить что-то типа:

Дывлюсь я на нэбо, тай думку гадаю:
Чому я нэ сокил, чому нэ литаю?

Или:

Выйды, коханая, хоть на хвылыночку,
и над панамы я пан…

И тем самым давал мне знать: «Эй, на кухне, будьте бдительны!»

А бдительным — было с чего! Не поверите, но ей-бо не вру! Без всяких тряпок, ложек и вилок… (Какие ложки-вилки?! Девчонки сразу же догадаются, что ты тут на кухне делаешь!) Одной рукой тот, что на кухне, поднимал у кастрюли крышку, второй доставал из неё сахарную косточку, опускал крышку и, перекидывая из одной руки в другую горячую кость, обгладывал с неё то мясо, что на ней ещё оставалось после того, как Витька делал с нею всё то, что сейчас делаешь ты, в то самое время, когда была твоя очередь стоять у шкафчиков и громко ругаться на тех мышей, что вот, всё-таки съели те три корочки хлеба, что вы ещё с ноябрьских заначили. А какие были корочки! Вспомнить — и то приятно. Если бы их ещё и погрызть… Счастье просто. Неземное!

Ну, а когда мяса на косточке не оставалось от слова «вообще», она благополучно возвращалась на своё законное место. В кастрюльку.

Если бы кто видел удивленные лица девчат, когда мелкая доваривала суп (щи, рассольник или что-то ещё), они садились кушать и дело доходило до косточки… А на ней… Ни-че-го! И вот они, каждый раз… Каждый раз (!!) удивлялись: «И где?!»

Ирка-то — ничего. Но вот мелкая… Которая к тому времени уже успела поменять фамилию и, как она считала, начала прилично разбираться в мужской психологии… Вот она. Всегда что-то подозревала.

Брала на подмогу Ирку и всех остальных девчонок из тех, кто на тот момент без дела слонялся по кухне. И они все-все-все… Человек десять, не меньше! Как только они влазили в нашу с Витькой комнатушку? Ума не приложу! Но влазили как-то, чтобы уточнить: «Не вы ли это?!»

Но!.. Поглядев в наши честные, добропорядочные рожи и такие же бесхитростные глаза, они тут же понимали: нет, это точно не мы. Видимо, мясо на косточке просто уварилось. Ну, уварилось. Бывает… Мясо такое. Городское. Быстроуваривающееся.