Сколько людей задавили в Тулоне во время встречи российской эскадры?

Двумя годами ранее, с 23 июля по 7 августа 1891 года, в Кронштадт прибыла мирная французская броненосная эскадра. В ее составе были новейшие броненосцы «Marengo» и «Marceau», командовал эскадрой контр-адмирал А. Жерве. Она была торжественно встречена русским правительством, царь Александр III вместе с супругой посетили французских моряков, после чего государь лично отправил телеграмму французскому президенту, в которой признавал симпатию, связующую Францию с Россией. В честь офицеров эскадры был дан официальный обед, на котором присутствовал и император.

Кроме этого французам оказала шикарный прием петербургская публика, которую в Кронштадт доставили несколько пароходов. Когда Жерве и сопровождавшие его лица сошли на пристань, восторженные крики «Vive la France!» и «Vive les marins francais!» слились в общий гул. Пятьдесят девочек поднесли делегации букеты. Ликующая толпа бросала цветы под ноги прибывшим, и те шли в город по живому ковру.

Эту теплую встречу французские моряки запомнили на всю жизнь, а потому к ответному визиту готовилась практически вся Франция. Еще до того, как русские корабли показались в акватории Тулона, практически каждый обыватель знал, что российской эскадрой командует контр-адмирал Ф. К. Авелан, а в ее составе находится, кроме других кораблей, паровой броненосный крейсер «Память Азова».

Короткая память?

А по прибытии русских начались всеобщие безумства. Словно и не было Севастополя середины того же XIX века, когда на Пасху в апреле 1855 года огонь по осажденному городу вело 541 орудие, и их общий залп весил 12 тонн. За десять суток стрельбы союзники выпустили по городу свыше 168 тыс. снарядов. «Пасхальный обстрел» стоил севастопольцам 6 тысяч убитыми и ранеными. А ведущую роль у союзников играли именно французы, при этом генерал Э. Ж. Пелисье был сторонником решительных действий и лично настаивал на мощном штурме…

Как известно, в Севастопольской обороне в самом опасном месте — на четвертом бастионе, который нещадно обстреливала вражеская артиллерия, несколько месяцев провел 27-летний офицер Лев Толстой, который описал суровую прозу войны практически сразу, создав очерки обороны «Севастополь в декабре» (1855), «Севастополь в мае» (1855) и «Севастополь в августе 1855 года» (1856).

И в отличие от обывателей он очень негативно оценил помпезность и горячие изъяснения в любви во Франции. Он не мог простить того, что у народа оказалась такая короткая память — ведь описываемые события происходили менее чем через сорок лет после обороны Севастополя. Спустя несколько дней после торжественной встречи в Тулоне Лев Николаевич приступает к своей работе над статьей «Христианство и патриотизм». Как раз в тот момент, когда русские и французские газеты, захлебываясь от восторга, описывали торжества…

Предтеча Ходынки?

Правда, в газетах ни слова не было сказано о чудовищной давке, которая произошла в Тулоне. По сведениям того же Льва Толстого только в первый день погибло несколько десятков человек, а сотни были ранены. В какой-то мере, не в полной конечно, Тулонская катастрофа повторилась менее чем год спустя, когда 18 мая 1894 года: на Ходынском поле произошла давка, когда народ собрался по случаю коронации Николая II. В то кровавое утро было насмерть задавлено 1389 человек, а порядка 1300 получили увечья. Почему связаны эти два события? Как в Тулоне смерть нескольких десятков человек не остановили торжеств, так и после Ходынки: едва успели убрать тела погибших, как прибыл духовой оркестр для продолжения празднеств. И императорский бал тоже не был отменен…

Во Франции же визит русской эскадры превратился в безумие. Вот выдержки из нескольких местных газет: «Теперь едва ли найдется одна женщина в Париже, которая не изменила бы своим обязанностям для удовлетворения желания какого-либо русского моряка, и все это проходило незамеченным, как нечто такое, что так и должно быть», «Казавшийся совершенно здоровым русский матрос, после двухнедельного созерцания всего совершавшегося вокруг него, — в середине дня спрыгнул с корабля в море и поплыл, крича: „Виф ля Франс!“ Когда его вытащили и спросили, зачем это он сделал, он отвечал, что дал зарок в честь Франции оплыть кругом корабля».

Кроме того, сообщалось о женщине, которая с криком «Виф ля Россия» сбросилась с моста и утонула…

Осетрина по-молдавски…

Лев Толстой был очень возмущен тем, что «Не говоря уже о всех миллионах рабочих дней, потраченных на эти празднества, на повальное пьянство всех участвующих, поощряемое всеми властями, не говоря о бессмысленности произносимых речей, совершались самые безумные и жестокие дела, и никто не обращал на них внимания».

А газеты все смаковали и смаковали рассказы о том, что приехавши во Францию, русские моряки в продолжение двух недель переходили с праздника на праздник и в середине или по окончании всякого праздника ели, пили и говорили. И сведения о том, где и что они ели и пили в середу, и где и что в пятницу, и что при этом говорили, по телеграфу сообщалось всей России. Вот только один список блюд: мусс из парижских омаров, вырезка по-беарнски, фазаны, а lа Перигор, салат из трюфелей с шампанским, дичь по-тулузски, фрукты по-тулонски, ананасное мороженое. В другом случае газета мягко пожурила организаторов обеда за то, что меню было скудненькое: суп ливонский и сент-жерменский, зефир Нантюа, вареная осетрина по-молдавски, грудинка из молодого оленя…

Статья Льва Толстого так и не увидел свет в России в тот же год. На английском языке она была впервые опубликована в «Daily Chronicle» в июне 1894 г, по-немецки спустя два месяца в Берлине, а вот по-русски только в следующем году, да еще в Женеве. А в России она долгое время была под запретом, и в числе запрещенных статей Толстого («Не убий», «Письмо к либералам», «Письмо к фельдфебелю» и другими) была напечатана в 1906 г. отдельной брошюрой в издательстве «Обновление». Издатель Н. Е. Фельтен был привлечен к судебной ответственности за издание этих брошюр.

Зато большая картина кисти художника Алексея Боголюбова «Прибытие русской эскадры в Тулон» (1893), написанная по заказу почившего в 1894 году императора Александра III и пожертвованная им в Парижское офицерское собрание, в заказниках не пылилась. Ее копия, кстати, находится в Императорском дворце…

Художник, в отличие от писателя, изобразил все, как есть…

Кто оказался прав? Скорее Толстой! Потому что уже через 27 лет от прежней дружбы и восторга не осталось и следа. Французы вновь оказались в российских черноморских портах. Но это уже другая история…