Музыка романтизма: какой она была?

«Жизнь за царя»

С этим названием связано много любопытного. Опера сочинялась строго как «Иван Сусанин», репетировалась как «Иван Сусанин» и только за неделю до премьеры сменила название на «Жизнь за царя». Что же произошло? Здесь сразу очевидны два объяснения.

Первое: Глинке настоятельно порекомендовали сменить название. Долго шла речь о «Смерти за царя». В итоге решили, что за царя лучше «жить», хотя по смыслу одно и то же. Известно, что Глинка сопротивлялся, в итоге согласился. Император был очень доволен, что естественно.

Вряд ли у Михаила Глинки были какие-то особые верноподданнические чувства. Его воспитателем в Петербурге был В. Кюхельбекер — поэт и будущий декабрист («Кюхля»). А в круг друзей входили А. Пушкин, А. Грибоедов, В. Одоевский, А. Мицкевич.

Вторая причина — еще интереснее. Глинка не первый, кто написал оперу на этот сюжет («Иван Сусанин»). А сейчас маленькое, но крайне занятное отступление.

Если я когда-нибудь доберусь, то обязательно напишу об одном потрясающем роде. Который начался когда-то давным-давно, продолжается и сейчас во многих странах. Начался этот род в Венеции, один из его представителей приехал в Россию, остался здесь (как и Джон Филд), сделав очень много для становления русской музыкальной культуры.

Звали его Катерино Альбертович Кавос (30 октября 1775 — 10 мая 1840 гг.), он был композитором. Потомков Катерино Альбертовича даже трудно перечислить. Сын и внук первого «русского Кавоса» — известные архитекторы в Санкт-Петербурге (А. Кавос и Ц. Кавос). Среди правнуков — еще один архитектор и два художника (в том числе Александр Бенуа). А дальше — только по нарастающей: художник Евгений Лансере, знаменитая художница Зинаида Серебрякова и английский кинорежиссер Питер Устинов.

Катерино Кавос и его потомки — отдельная тема (точнее, много тем), в этом надо подробно разбираться и уточнять. А здесь упоминание Катерино Альбертовича более чем уместно: именно он написал первую оперу «Иван Сусанин». У него, кстати, Иван Сусанин не погибает.

Когда Глинка написал свою — через 20 лет! (по совету В. Жуковского) — Кавос не обиделся. Более того: лично репетировал и дирижировал на премьере. Так что тема подвига русского крестьянина была весьма востребована в обществе того времени. Так и шли в театрах одновременно две оперы на один сюжет.

Именно «Жизнь за царя» Глинки стала вехой в развитии отечественного искусства. После премьеры оперы друзья устроили вечеринку, на которой Пушкин, Вяземский, Жуковский сочинили «Канон в честь Глинки». А музыку написал князь В. Одоевский:

Пой в восторге, русский хор!
Вышла новая новинка.
Веселися, Русь! Наш Глинка —
Уж не Глинка, а фарфор!

Эта тема подвига была востребована не только в России. Замечательный поэт Михаил Цетлин (чьим именем назван музей в Иерусалиме) написал в США книгу «Пятеро и другие» — о русских композиторах. Там есть рассказ о том, как М. Балакирев дирижировал «Иваном Сусаниным» в Праге. Успех был грандиозный:

Сначала предполагалось закончить торжество официальным перенесением бюста Глинки в Национальный музей. Но немцы всполошились, австрийский ландрат процессию запретил, и бюст перенесли потихоньку, без церемонии, и почему-то поставили не с композиторами, а в избранном, но чуждом ему обществе… Шекспира! (Михаил Цетлин «Пятеро и другие» — вживую книги не нашла, цитирую по Интернету).

В Российской империи опера шла как «Жизнь за царя», в СССР — как «Иван Сусанин», сейчас опять называется «Жизнь за царя».

Итак, «Жизнь за царя» считается первой русской национальной оперой. Оперы писались и раньше, но именно здесь «все сошлось» в одной точке: и мощь сюжета, и сильная драматургия, и замечательная музыка.

Во всем мире уже вовсю шло становление своих национальных школ. А теперь представим, насколько это было непросто, как нужно было прорываться вперед, чтобы в результате сравняться с теми странами, где исторически уже давно существовала профессиональная музыка, где сложились многие направления, где уже был огромнейший музыкальный багаж.

Поэтому не удивительно, что именно М. И. Глинку считают первым русским классиком. А вторая опера — «Руслан и Людмила» (по сказке А. Пушкина) — только закрепила место Глинки в истории музыки.

Недавно встретила статью о тайнописи в этой опере. Автор утверждает, что вся опера пронизана намеками на взаимоотношения Николая I и А. Пушкина — Ю. Златковский. «О тайных смыслах в опере М. И. Глинки «Руслан и Людмила». Мне трудно здесь судить, возможно, элементы сатиры присутствуют, но в целом достаточно относиться к этой музыке как к первой эпической сказке, с победой добра над злом.

Но классик не может быть классиком, если он не интегрирует весь «мировой слуховой опыт». В «Руслане и Людмиле» есть номера «Турецкий танец», «Арабский танец», «Лезгинка». В «Иване Сусанине» — «польские темы» как противопоставление «русским» (Полонез, Мазурка).

М. Глинка много путешествует, по всей Европе (он и умирает в Берлине). В Париже общается с Дж. Мейербером. В Италии он знакомится с Беллини и Доницетти. И везде Михаил Глинка слушает музыку, воспринимает то, что может послужить ему источником будущего вдохновения. В этом отношении показательна поездка в Испанию.

«Арагонская хота»

Судя по всему, поездка была интересная. Паспорт, который полагалось выправлять для поездки за границу, оказался утерян. Пересечь границу помогла парижская газета со статьей о Глинке, написанная Г. Берлиозом. Любопытно, что в Мадриде в то время состоялась королевская свадьба. Причем на ней оркестр играл и отрывок из оперы «Жизнь за царя». Но сам Глинка, как турист, попасть во дворец не смог.

В поездке в качестве гида и помощника композитора сопровождал некий дон Сантьяго с дочкой. Через месяц Глинка уже свободно говорил по-испански. И, конечно, слушал необычные испанские мелодии.

Глинка умел слушать: и то, что наигрывал в кафе испанский купеческий сын — музыкант-любитель, и то, что напевал погонщик мулов, и то, что слышно на городских улицах, и то, что в деревнях. Из поездки он привез два оригинальных произведения: «Арагонскую хоту» (хота — народный испанский танец) и «Воспоминания о летней ночи в Мадриде».

Так в России впервые появилась «русская музыка об Испании». М. Глинка сумел «вжиться», «перевоплотиться» в иную национальную культуру — а это признак высшего мастерства. Сами испанцы отказывались верить, что эту музыку написал не испанец, настолько ощущали мелодии «родными». Так почувствовать иной народный дух может только гениальный музыкант или художник. Именно охват всего современного и предшествующего мирового наследия делает музыку классической во всех смыслах этого слова.

Что касается стиля Глинки — то, чтобы мне больше не метаться судорожно в заголовках статей, оставляю «романтизм». Хотя, безусловно, много общего в его стиле усматривается и с искусством классицизма, и с новым «реалистическим» методом. Но еще раз: музыка шире, чем все стили вместе взятые. И пусть так и будет.

Музыка Михаила Ивановича Глинки не теряет ни своего значения, ни своей красоты. Романтический взволнованно-щемящий «Вальс-фантазия», элегическая «Разлука», оперы, оркестровые произведения, романсы — все остается с нами.

Но пора в Германию. Там творит Феликс Мендельсон.