Как прототип самодура Троекурова из «Дубровского» держал в страхе целую губернию?

Для Льва, как и многих его сверстников, основной жизненный путь был предопределен заранее — военная служба. В шесть лет его записали в Лейб-гвардии Семеновский полк. В 1783 году он, уже офицер, участвует в нескольких войнах и походах. В шведскую кампанию, будучи капитаном, удостаивается ордена святого Георгия 4 степени. С 1794 года в чине полковника командует кавалерийскими полками. При Павле I в чине генерал-майора выходит в отставку и поселяется в своих имениях.

Буйный нрав и сильная воля Льва Измайлова ярко проявились еще в период службы. И. М. Долгоруков, служивший вместе с ним в период русско-шведской войны, вспоминал: «Он был до бешенства запальчив и никому не хотел покориться, своевольничал чрезвычайно и, будучи богат, имел знатных протекторов, не боялся никого». После отставки все его отрицательные качества расцвели буйным цветом, особенно после 1802 года, когда он стал рязанским губернским предводителем дворянства. Теперь он получил если не прямую, то косвенную власть над многими дворянами и чиновниками, которые о «шуточках» Измайлова даже через многие годы вспоминали с содроганием.

Любопытные воспоминания об этом периоде жизни Измайлова оставил Степан Петрович Жихарев: «Наш рязанский атаман Л. Д. Измайлов отправляется завтра в Петербург. Я был у него по приказанию отца, который, не знаю почему, видит в нем какого-то феномена в роде человеческом, но я, грешный студент, вижу в нем только избалованного льстецами барича, совершенного неуча, который не только не покровительствует просвещению, как бы то ему следовало по его званию и богатству, но еще не пропускает ни малейшего случая, чтоб не издеваться с какою-то язвительностью не только над науками, но и над всеми, которые себя им посвятили и носят на себе благородный отпечаток образованности. Для этого Измайлова ничего нет достойного уважения, даже, кажется, и жизни человеческой. В книге его деяний есть такие страницы, от которых захватывает дух и дыбятся волосы…

А вот Измайлов: подарить вновь избранному исправнику тройку лошадей с дрожками, дать ему полюбоваться этим подарком и после, когда тот в восхищении вздумал узнать лета лошадей своих и посмотреть им в зубы, — приказать тройку отложить, снять с коренной хомут и надеть его на исправника, запрячь его самого в дрожки и заставить отвезти их в каретный сарай под прихлестом арапника, с приговоркою, что дареному коню в зубы не смотрят. Или напоить мертвецки пьяными человек 15 небогатых соседей-дворян, посадить их еле живых в большую лодку на колесах, привязав к обоим концам лодки по живому медведю, и в таком виде спустить лодку с горы в реку. Или проиграть 1000 рублей приверженцу своему Шиловскому, вспылить на него за какое-то без умысла сказанное слово, бросить проигранную сумму мелкими деньгами на пол и заставить подбирать эти деньги под опасением быть выброшенным за окошко!

Каприз, один только каприз — стихия этого человека. К сожалению, находятся еще люди, которые ищут в нем, и невзирая на все унижения, которому он их подвергает, они смотрят ему в глаза, как жрецы далай-ламы своему идолу".

В этой цитате речь идет только о дворянах. Можно представить, что самодур творил по отношению к «мелким людям» и собственным дворовым. Измайлов разработал собственную систему наказаний для дворовых. За незначительные проступки полагалась порка, иногда очень жестокая. За более серьезные прегрешения виновного заковывали в кандалы или надевали ему на шею рогатку — металлический ошейник с зубьями, весивший до 8 килограммов. При этом от обычных работ наказанные не освобождались. Для особо провинившихся была создана импровизированная тюрьма, где людей держали на цепи и кормили только хлебом и водой. Иногда барин придумывал и что-нибудь новенькое, чтобы доставить наказуемым особые мучения.

Определенную известность получил измайловский гарем, в котором содержалось до 30 крепостных девушек, ублажавших барина и его гостей. Зимой, когда Измайлов переезжал в Москву (ул. Мясницкая, 17), гарем он привозил с собой, поэтому слухи о его развлечениях смаковали в московских салонах. Доходили слухи и до Петербурга. В 1802 года Александр I даже направил тульскому гражданскому губернатору рескрипт: «До сведения моего дошло, что отставной генерал-майор Лев Измайлов, имеющий в Тульской губернии вотчину, село Хитровщину, ведя распутную и всем порокам отверзтую жизнь, приносит любострастию своему самые постыдные и для крестьян утеснительнейшие жертвы. Я поручаю вам о справедливости сих слухов разведать без огласки и мне с достоверностью донести без всякого лицемерия, по долгу совести и чести».

Видимо, доклады «по долгу совести и чести» у чиновников не получались, особенно после солидных взяток от Измайлова. Даже пристальный интерес императора мог утихомирить самодура лишь на небольшое время. Передышку его дворовые получили только в войну 1812 года, когда Измайлов на собственные средства сформировал рязанское ополчение из 7 полков (15600 человек) и участвовал с ним в заграничном походе.

После войны Измайлов, получивший за отличия чин генерал-лейтенанта, распоясался окончательно. С восшествием на престол Николая I обстановка стала меняться. Император издал указ о запрете помещикам применять «железные вещи» — кандалы, цепи, рогатки — для наказания крепостных. Естественно, что выполнять его Измайлов не собирался. От измайловской дворни императору в 1826 году поступила жалоба: «Мы не осмеливаемся донести вашему величеству подробно о всех жестокостях господина нашего, от коих и теперь не менее сорока человек находятся, после претерпенного ими телесного наказания, в тяжких земляных работах, и большая часть из них заклепаны в железные рогатки, препятствующие несчастным иметь покой и в самый полуночный час… Он жениться дворовым людям не позволяет, допуская девок до беспутства, и сам содержит в запертых замками комнатах девок до тридцати, нарушив девство их силою… Четырех человек дворовых, служивших ему по тридцати лет, променял помещику Шебякину на четырех борзых собак».

Было назначено следствие, и дело даже дошло до суда. Но суд, проводившийся в Туле, изувера оправдал. Сказались огрехи в законах, которые не предусматривали наказания помещиков за жестокое обращение с крепостными, если не произошло убийств или серьезных увечий людей. По повелению императора новый суд был проведен в Рязани. Он тоже оправдал отставного генерала. Но остановить жернова государственной машины Измайлов уже был не в состоянии. На него был наложен крупный штраф и большие судебные издержки, его имения переданы в опеку, сам же генерал оказался под надзором губернских властей. Многие должностные лица, оказывавшие самодуру покровительство и помощь, были наказаны.

После этого Измайлов поутих, сказывался и возраст. В 1836 году отставной генерал-лейтенант Лев Дмитриевич Измайлов скончался и был похоронен в селе Дедново. Но его образ навсегда вошел в русскую литературу. О нем, не называя фамилии, писал Грибоедов в «Горе от ума»: «Тот Нестор негодяев знатных, толпою окруженный слуг». Ему посвятил книгу «Генерал Измайлов и его дворня» писатель С. Т. Славутинский. Он послужил прообразом одного из действующих лиц повести Мельникова (Печерского) «Старые годы».