Кто сдавал экзамен во ВГИК на китайском языке?

…Константин родился 22 октября 1926 года, и ровно через четыре года его отец, Сергей Ведров, вместе с женой покинули Владивосток, в который вот-вот должны были войти красноармейские части. Сергей Ведров был обыкновенным поручиком из обедневших дворян, в Париж пробиваться не стал (денег особо не было), а осел в Харбине, где тогда нашли приют тысячи россиян, не принявших советскую власть и эмигрировавших в Китай.

Русский город в Китае

Надо сказать, что Харбин был одним из самых русских китайских городов не случайно. Современный город был построен русскими в 1898 году как железнодорожная станция Трансмачжурской магистрали, а наиболее активно русскую часть Харбина наши соотечественники начали заселять еще в начале ХХ века, это были служащие только что построенной Китайско-Восточной железной дороги. Во время русско-японской войны 1904−1905 годов, когда Харбин стал тыловой базой русской армии, его население сильно возросло за счет опять-таки русских. Но особенно оно увеличилось в начале двадцатых годов. Остатки разгромленных колчаковских войск и разного рода штатская публика хлынули из Сибири и с Дальнего Востока в Маньчжурию и осели главным образом в Харбине.

Манчжурия стала лакомым кусочком и для японцев, которые совершили нападение на КВЖД 17 сентября 1931 года, разгромив китайские посты, и овладели городом Мукден. А уже в следующем, 1932 году, и Харбин перешел в руки японцев. Конечно, с момента японской оккупации русским стало жить гораздо тяжелее, но, тем не менее, они сумели сохранить свою самобытность, хотя с нашей точки зрения и своеобразную. И даже газету свою выпускали, которая называлась «Время».

Вот выдержка из этой газеты за 22 августа 1945 года. В ней рассказывается о судьбе детей, выросших вдали от России. К этому поколению принадлежал и Константин Ведров.

Японская муштра

«Печальна их судьба. Они были русскими, но не видели России, не соприкасались с русским народом. В школах они изучали географию России, разделенной еще на губернии, тогда как в течение уже более 20 лет Родина наша представляет собой Союз Советских Социалистических Республик. В тех же школах им преподавали государственную мораль, которая по существу своему была не чем иным, как японской аморальностью. Им прививали взгляд, что здесь они имеют свою вторую родину, и потому заставляли ежедневно кланяться флагам Маньчжоу-Го и Японии и совершать поклоны в сторону резиденции правителей обоих государств. В слякоть и непогоду, в трескучий мороз их строем гоняли из неотапливаемых школ, в изношенных пальтишках и рваных башмаках, к японскому храму и заставляли кланяться и там. Их обучали — не только юношей наших, но и девушек — военному строю. Спрашивается: с кем готовили сражаться?».

К тому времени, как в августе 1945 года в Харбин вошли войска Дальневосточного фронта маршала Константина Мерецкова, его тезка, 19-летний Ведров, после окончания школы уже поступил в Харбинский университет. Это был очень образованный молодой человек, помимо родного, русского языка, он совершенно свободно изъяснялся и на китайском и на японском языках. А к моменту окончания этого учебного заведения в семье у Ведровых произошел раскол. Дело в том, что мама Константина получила приглашение от родной сестры, которая жила в Канаде и пригласила их семью перебраться за океан. Но отец и сам Костя решили принять советское гражданство и вернуться на свою историческую родину.

Она — в Канаде, они — в России

Сколько ни убеждала мама сына поехать вместе с ней, сколько ни пугала ужасами сталинских лагерей, Константин сделал свой выбор. Единственное, в чем он не сумел отказать матери, в том, что отправится на противоположный конец Союза, туда, где можно надежнее укрыться от длинных рук чекистов. Так Константин Ведров с отцом оказались в Калининградской области.

О своем прошлом он первое время особо не распространялся. Пошел работать в сельскую школу, чуть позже начал писать заметки в районную газету, втянулся в журналистику, а вскоре понял, что это именно то, что ему требуется. Вскоре на Ведрова обратили внимание работники радио, он готовил репортажи и очерки. А когда в 1958 году образовалась студия телевидения, Константин Сергеевич перебрался в Калининград и пришел устраиваться на работу именно сюда.

Калининградцы быстро оценили талант Ведрова. По воспоминаниям ветерана калининградского телевидения Анатолия Трошина, это был, как бы помягче выразиться, авантюрный журналист, всегда пытался вызвать у собеседника всплеск эмоций, спокойный, «сказочный» рассказ о том, что все у нас хорошо никогда не любил. А вот когда человек закипал, выплескивал все наружу, он становился ближе к телезрителям, потому что и они испытывали подобные эмоции.

Вскоре для руководства калининградского телевидения Ведров стал неудобен. Во-первых, на его фоне далеко не все смотрелись умно, во-вторых, никто не мог точно сказать, в каком ракурсе подготовит свой репортаж Константин Сергеевич, понравится ли это «смотрящим» из обкома. И, наконец, то, что его не принимали в КПСС из-за эмигрантского прошлого, тоже не добавляло талантливому журналисту вистов. Наконец, повод избавиться от Ведрова, как казалось, был найден — у него нет специального образования для работы на телевидении. Вот поступишь во ВГИК, тогда и посмотрим.

Неудобный Ведров

Ставка была практически безошибочная. Поступить во ВГИК в те времена представлялось не таким уж легким делом. Расчет был на то, что Ведров завалит экзамен по истории КПСС, которую никогда особо не изучал. Но Константин Сергеевич нашел гениальный ход: он обратился к руководству учебного заведения с просьбой разрешить ему сдавать экзамен на… китайском языке. Руководство пошло навстречу, из университета им. Патрисиа Лумумбы был срочно вызван преподаватель китайского языка. О чем они мило беседовали с абитуриентом, теперь уж никто не расскажет. Как признавался потом Ведров, он рассказывал преподавателю, как жил в Харбине. А тот в свою очередь, переводил на русский все, что сам помнил из истории КПСС. Как бы там ни было, экзамен Константин Сергеевич блестяще сдал.

Как потом выяснилось, начальство не оставило своих попыток «выжить» популярного редактора отдела информации. И установило за ним негласный контроль. А надо сказать, Ведров давал повод расправиться с ним. Во-первых, он очень любил романтические отношения с женщинами, а, во-вторых, если что не ладилось, иной раз уходил в «интеллигентный загул», если не сказать запой. И, в-третьих, работал над собственной книгой, главы из которой зачитывал друзьям. Этого начальство вынести не смогло.

А последней каплей терпения стали «левые» заработки Ведрова. Как человек, воспитывающийся в капиталистическом предприимчивом обществе, он вскоре начал несанкционированную съемку свадеб, юбилеев, а доходами с начальством делиться не хотел. На этом и погорел — по смехотворно надуманному поводу Константина Сергеевича уволили с телевидения.

Хрущев восстановил справедливость…

Как бы поступил на его месте другой «неблагонадежный» с точки зрения советской морали человек? Молчал бы в тряпочку. Но Ведров не стал этого делать, он проявил повышенную активность. И сумел добиться того, что его принял тогдашний генеральный секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев. По его личному распоряжению Ведрова на работе восстановили. Но, как говорится, склеенная чашка новой не станет. Спустя некоторое время еще один повод нашелся…

Ведров уехал из Калининграда, поселился на Куршской косе, долгое время работал заведующим в поселковом Дворце культуры в поселке Рыбачьем. Это время можно с полным основанием назвать расцветом культуры, потому что люди к нему охотно шли. И Константин Сергеевич такие сценарии праздников писал, каких уже давно никто не пишет…

Он ушел из жизни в солнечный день, 29 апреля 1992 года, на 67-м году жизни…