Солдаты Победы – кто они? Мария Быковская. Часть 1

Она и сама приветливая, улыбчивая, даже не верится, что когда-то, в такие же весенние дни 1945 года, она смотрела в лицо смерти. Судьба уберегла ее, подарив счастливый билет. А ведь могло быть и иначе…

Осенью 1940 года, после окончания восьмого класса, совсем еще юной девушкой Мария, тогда еще Кузнецова, поступила Ленинградский авиационный техникум. Хотела летать?

 — Мы, девчонки, перед войной были буквально влюблены в авиацию, — улыбается Быковская. — В середине 30-х годов был такой призыв: «Комсомольцы — на самолет!» И подвиги старших подруг — Валентины Гризодубовой, Марины Расковой, Полины Осипенко, отважных летчиц, Героев Советского Союза лишний раз доказывал: для комсомолок нет ничего невозможного. К тому же на авиазаводе, к которому и принадлежал техникум, работала старшая сестра Марии — Руфь.

Но полетать девушке так и не удалось. Война спутала все планы советских людей. Осенью 1941 года, когда вокруг города на Неве неумолимо затягивалась петля окружения, руководство страны приняло решение эвакуировать авиационный завод на Урал. Вместе с рабочими отправились за тысячи километров и учащиеся авиационного техникума.

 — Все мы, конечно, мечтали как можно скорее вернуться в Ленинград, биться насмерть, но не допустить фашистов на улицы города, — голос Марии Павловны из добродушного превращается в строгий, торжественный. — Мы с Руфью окончили ускоренные курсы радистов, даже по ночам морзянка снилась. После окончания курсов попросились в ряды героических защитников Ленинграда. К счастью, нашу просьбу выполнили. Так я оказалась в Петровских казармах. Наша 225-я стрелковая дивизия заняла оборону на западном берегу реки Волхов.

От фашистов нас отделяла только сама река. Расстояние было не более 300 метров. Мы слышали их, они видели нас. Очень часто гитлеровцы чуть-чуть приподнимались над бруствером окопа и орали что есть силы: «Рус Иван, бросай оружие и иди концентрат жрать!» Кто их научил этому слову «концентрат» — ума не приложу.

Какая там у нас была кормежка — жили, по сути, впроголодь. А гороховый концентрат видели не так уж часто. А у немцев, говорят, были и тушенка, и колбаса. Но зато наш боевой дух был куда крепче!
Пробовали они несколько раз форсировать Волхов, да мы были начеку. За два с половиной года великого противостояния гитлеровцам так и не удалось переправиться на наш берег. Но зато мин, снарядов и бомб они на нас не жалели — все это смертоносное железо чуть ли не ежеминутно со свистом рассекало воздух над нашими головами, тем более, что у фашистов был хороший ориентир — церквушка, которую они специально не спалили — так можно было стрелять гораздо прицельнее.

Трудно было. Как хотелось подняться в боевую атаку, развернуть легкие на полную мощь, и с криком «Ура!» обрушить всю свою мощь на захватчиков. Но до поры до времени задача была одна — не дать прорваться гитлеровцам.

 — Есть такое понятие — школа ненависти. Меня не нужно было учить ненавидеть. В первые дни войны погиб смертью героя мой старший брат Виктор, который проходил службу на границе. Защищая родной Кировский завод от гитлеровских захватчиков, был убит мой второй брат — Кирилл. Во время блокады мученическую смерть от голода приняли родители — Павел Абрамович и Анастасия Михайловна.

Сегодня, рассказывая об этом, Мария Павловна не роняет ни слезинки, а каково ей было тогда, во время войны, когда она узнавала о смерти родных?..

Она и сама чуть не погибла. Засмотрелась на то, как выбирает самое безопасное место их помощник командира взвода по хозяйственной части сержант Слюсарь, и вдруг с ужасом заметила, что бомба летит совсем рядом. Большую часть смертоносных осколков приняла на себя лошадь, везущая полевую кухню. Бедное животное забилось в конвульсиях, а помхоз прыгнул в дымящуюся воронку. Сама же Мария находилась в состоянии прострации — ни туда, ни сюда. Так и стояла в полный рост, не в силах сдвинуться с места. Ее волю парализовала новая черная капелька, оторвавшаяся от фюзеляжа бомбардировщика, ей казалось, что это ее смерть на всех крыльях летит к ней…

Продолжение здесь.