— Я воспитывался в семинарии с девяти лет. Через три дня мне должно было исполниться двадцать, я стал бы аббатом, и все было бы кончено, — рассказывает сам Арамис. — И вот однажды вечером, когда я, по своему обыкновению, находился в одном доме, где охотно проводил время, — что поделаешь, я был молод, подвержен слабостям! (заметим, что с возрастом подверженность Арамиса к определенного рода слабостям не исчезла, а скорее возросла) — некий офицер, всегда ревниво наблюдавший, как я читаю жития святых хозяйке дома, вошел в комнату неожиданно и без доклада.
Незваный гость застал сладкую парочку в положении, которое счел чересчур вольным, во всяком случае для священника, и в порыве ревности обещал побить Арамиса палкой, если когда-нибудь застанет его в этом доме. Арамис, честно признавший, что «Я настоящий дворянин, и кровь у меня горячая», объявил святым отцам, что еще не готов к принятию сана; обряд рукоположения был отложен на год.
Однако, вместо того чтобы усиленно изучать жития святых и предаваться молитвам, юноша начал брать ежедневные уроки фехтования. Через год, надев светское платье, на балу он подошел к оскорбившему его офицеру, вызвал того на дуэль и убил. Происшествие наделало много шуму, и клирик-дуэлянт вынужден был отказаться от сутаны, во всяком случае на некоторое время, и вместо нее надел мушкетерский плащ.
Случай, описанный Дюма, был скорее нетипичным, но и отнюдь не исключительным: рассказывая историю Арамиса, писатель опирался на реальные исторические факты той далекой эпохи.
История дуэлей изобилует буянами, хулиганами и романтиками, но всем им далеко до драчливых патеров, поскольку явление это поражает прежде всего кажущейся несовместимостью и эксцентричностью. Священники-дуэлянты являлись преимущественно британским и ирландским феноменом, более того, принадлежавшим почти исключительно к георгианскому периоду, — пишет автор книги «Дуэль. Всемирная история» Ричард Хоптон.
Что же, если такого рода личности появлялись в туманном и холодном Альбионе, то их не могло не быть во Франции, где люди отличались горячим и вспыльчивым темпераментом. Самое время процитировать графа Тилли, полководца времен Тридцатилетней войны:
Франция — родина дуэлей. Я объездил большую часть Европы, побывал в Новом Свете, жил среди военных и придворных и никогда и нигде больше не встречал такой роковой обидчивости, печальной наклонности считать себя оскорбленным и желания отомстить за оскорбление, по большей части химерическое… Установился предрассудок о том, что нет ничего благороднее и величественнее отваги такого рода, ее блеск затмит собою все, и бесчестный человек, который хорошо дерется, не такой уж бесчестный.
Самым знаменитым дуэлянтом той эпохи (если не брать в расчет героев «Трех мушкетеров» Дюма и Сирано де Бержерака из одноименной пьесы Ростана, больше известного, впрочем, своим длинным носом, чем мастерством фехтовальщика) был Франсуа де Монморанси, граф де Люсс (1600−1627 гг.), больше известный как сеньор де Бутвиль, прославившийся не столько многочисленными кровавыми поединками, сколько тем, что своим демонстративным и вызывающим поведением вынудил короля осудить его на казнь за нарушение эдикта против дуэлей.
Бутвиль мог вызвать человека на поединок, просто чтобы проверить его храбрость. Каждое утро в большом зале его дома собирались бретеры. Для них уже были заготовлены вино и хлеб на столах, после чего они приступали к упражнениям в фехтовании, — пишет автор книги «Повседневная жизнь королевских мушкетеров»
Е. В. Глаголева .
Что самое удивительное, возглавлял это общество не сам Бутвиль, а некий Ахилл д’Этамп де Балансе.
Он был таким драчуном, что однажды хотел вызвать на бой своего лучшего друга Бутвиля, поскольку тот не позвал его в секунданты на поединок, имевший место несколько дней назад. Чтобы загладить свою вину, Бутвиль пригласил Балансе составить ему компанию на дуэли с маркизом де Портом, секундантом которого был господин де Кавуа (отметим, что в ту эпоху секундант должен был, как правило, не просто наблюдать за проведением дуэли, а сам принимать участие в схватке). Представляя Кавуа (это имя тоже упоминается на страницах «Трех мушкетеров») Балансе, маркиз заявил, что привел одного из лучших учеников дю Перша (знаменитого учителя фехтования), и заметил: «Ваш Оливер встретит Роланда». Балансе пронзил Кавуа шпагой и воскликнул: «Друг мой, этому удару учил меня не дю Перш, но вы признаете, что удар хорош». По счастью, Кавуа поправился, и впоследствии их отношения с Балансе были самыми дружескими.
Слава храбреца помогла карьерному росту де Кавуа: кардинал Ришелье назначил его главой своей личной охраны (тех самых «гвардейцев кардинала», с которыми враждовали мушкетеры в романе Дюма).
Кто же такой был этот Ахилл (имя древнегреческого героя было давно этому человеку явно не случайно) д’Этамп де Валансе или Валенсе (иногда это имя переводится на русский как Балансе, что звучит как-то уж очень по-бухгалтерски и выглядит диссонансом в контексте той героической эпохи).
Известно, что этот выходец из родовитого французского семейства в 13 лет стал рыцарем Мальтийского ордена и служил какое-то время офицером на галере. Оказавшись в Париже, он постоянно дрался на дуэлях и снискал репутацию отличного фехтовальщика. Параллельно Валансе делал неплохую военную карьеру на суше и на море — командовал Королевским флотом в чине вице-адмирала, а в возрасте 34 лет был произведен в бригадиры.
Он участвовал, как и многие знатные люди того времени, в заговоре против кардинала Ришелье, в результате чего был вынужден бежать из Франции. Впрочем, Валансе в молодости был не священником, а мальтийским рыцарем, а в сан кардинала его возвели позднее, в 1643 году. Причем немаловажную роль сыграла не только его родовитость, но и церковные интриги (отметим, что брат Ахилла Леонор д’Этамп де Валенсе тоже занимал важные церковные должности — сначала епископа Шартра, а потом и реймсского архиепископа).
Сейчас Гегель считается одним из величайших умов человечества. А что его не понимают - так гениев всегда не понимают. А выходит, при...