• Мнения
  • |
  • Обсуждения
Сергей Курий Грандмастер

Что такое палиндром, анацикл и реверс?

«…Первой жертвой оказался парень в соломенной шляпе, на велосипеде. „Скрип-скрип“, скрипели педали. Наехав на невидимую верёвку, парень вылетел из седла и шлёпнулся на дорогу.
 — Лапу я отэ огеч и? — удивился он, сел на велосипед и поехал дальше. „Пиркс-пиркс“, скрипели педали.
Дора-1 и Дора-2 ликовали: верёвка-перевертыш действовала!
Вдруг из-за забора донёсся жалобный собачий визг. Калитка распахнулась, на пороге появился мальчик.
 — А роза упала на лапу Азора! — горестно возвестил он и побежал по направлению к аптеке. Споткнувшись о верёвку, он очутился на земле, тут же вскочил и побежал, причитая: — А роза упала на лапу Азора!
Лазутчики недоуменно переглянулись: веревка не сработала».
(А. Семенов «Двенадцать агентов Ябеды-Корябеды»)

О ПЕРЕВЕРТНЯХ (перевертышах) или ПАЛИНДРОМАХ (греч. «бегущий назад») или «рачьих песнях» (как их называли в России XVII века) слыхали, наверное, и люди, далекие от словесных игр. И все это благодаря Алексею Толстому, который в своем «Золотом ключике» заставил Буратино мучиться над написанием «волшебной» фразы: «А РОЗА УПАЛА НА ЛАПУ АЗОРА» (легенда приписывает авторство этого палиндрома Афанасию Фету). Еще в детстве я долго ломал голову над тем, кто такой Азор. Когда же меня просветили, что это кличка собаки, перевертень изящнее не стал: и действительно — чего это розе падать на собачью лапу?

С тех пор я узнал множество более логичных и изящных палиндромов:

НАЖАЛ КАБАН НА БАКЛАЖАН,
ТЫ, САША, СЫТ,
НА В ЛОБ, БОЛВАН
АРГЕНТИНА МАНИТ НЕГРА
(Н. Булгаков)

НО ТЫ ТОНКА, КАК НОТЫ ТОН,
АДА ПСАРИ И РАСПАДА
(Н. Лодыгин)

ДОРОГО НЕБО ДА НАДОБЕН ОГОРОД,
ЛЕГ НА ХРАМ, И ДИВЕН И НЕВИДИМ, АРХАНГЕЛ
(Д. Авалиани)


и даже сочинил несколько собственных:

УКУСИ СУКУ,
КЛОПА ПОЛК.

(Из записи в книге почетных гостей):
УРЕНГОЙ ДОРОГ КАК ГОРОД. ЙОГ НЕРУ.


Как вы уже поняли, палиндромы — это фразы, которые читаются по буквам одинаково, как слева направо, так и справа налево. Разрывы между словами, а также пунктуация и ударения при этом не учитываются. В. Брюсов считал, что палиндромы придают особый ритм стиху, а В. Хлебников восторженно называл их «заклятием, двойным течением речи, двояко выпуклой речью». На самом деле фонетически эта форма беспомощна (т.е., на слух никакую оригинальность мы воспринять не можем). Да и зрительно палиндромы без предварительного предупреждения (что это палиндром) заметить очень трудно. Тем не менее, при первом знакомстве с ними трудно избавиться от удивления и ощущения какого-то волшебства.

Особенно остро это ощущали в древности, когда палиндромные фразы казались магическими. Самый древний из известных палиндромов был написан в IV в.: «SATOR AREPO TENET OPERA ROTAS» («Сеятель Арепо с трудом держит колеса»). Впрочем, зачем упорный сеятель держал колеса, не имело никакого значения для тех, кто рисовал этот палиндром на стенах домов. Главное было то, что из него можно было составить дивную вещицу — так называемый магический квадрат, где выражение могло читаться как вертикально, так и горизонтально, как слева направо сверху вниз, так и наоборот:

S A T O R
A R E P O
T E N E T
O P E R A
R O T A S

Из-за удивительных свойств этот палиндром считался оберегом от болезней и злых духов.

Безусловно, написать палиндромом целое стихотворение очень сложно. Чем оно длиннее, тем труднее сохранить в нем содержание, связность и красоту. Самый знаменитый русскоязычный «Перевертень» В. Хлебникова был явно неудачным:

«Кони, топот, инок,
Но не речь, а черен он.
Идем, молод, долом меди.
Чин зван мечем навзничь.
Голод, чем меч долог…
Пал, а норов худ и дух ворона лап.
А что? Я лов? Воля отча!
Яд, яд, дядя!
Иди, иди!
Мороз в узел, лезу взором.
Солов зов, воз волос.
Колесо. Желко поклаж. Оселок.
Сани плот, и воз зов и толп и нас.
Горд дох, ход дрог.
И лежу. Ужели?
Зол гол лог лоз.
И к вам и трем с Смерти Мавки».

Сам поэт, склонный воспринимать слова и цифры магически, вряд ли согласился бы с моей оценкой. Спустя время Хлебников установил настоящий поэтический рекорд, написав целую палиндромную… поэму «Степан Разин» из 350 (!) строк. Впрочем, старания Хлебникова ничто по сравнению с усердием Жоржа Перека из литературной группы УЛИПО. Он сложил палиндром (правда, прозаический) из 5 тыс. знаков. Смысла в этом колоссальном литературном «произведении» еще меньше, чем в поэме о Разине.

Снимая шляпу перед поэтическим мастерством и упорством Хлебникова, я, тем не менее, склонен настаивать, что КПД такой поэзии весьма ничтожен.
Еще сложнее написать связный поэтический палиндром, где сохраняется рифма. Смешной рифмованный палиндром «Казак» получился и у В. Набокова:

«Я ел мясо лося, млея…
Рвал Эол алоэ, лавр…
Те ему: «Ого! Умеет
рвать!» Он им: «Я — минотавр!».

А оригинальность искусного и осмысленного перевертеня Э. Скуржинского заключается в том, что читать задом наперед это двустишие надо полностью, а не построчно:

«О шорох, Кате свежо,
Боже, все так хорошо!».

Во время работы над статьей у меня тоже возникло желание попробовать написать рифмованный палиндром. И вот, лежа в кровати, изнывая от бессонницы, я настроил свою голову на компьютерный режим перебора-подбора и произвел на свет следующее четверостишие:

«Мать, розы зорь там!
А пелена — нелепа…
А тень — не та…
Обе — на небо!».

Первую строчку-палиндром я сочинил еще лет десять назад, на обдумывание всего остального ушло не более получаса. Я, конечно, могу придумать этому «стихотворению» какое-нибудь мудреное объяснение, но лучше сказать правду — настоящей поэзии здесь нет. Есть механика, есть способность быстро работать со словами — все что угодно, но только не поэзия, которая подразумевает прежде всего вдохновение. Написать вдохновленный палиндром практически невозможно, потому что для этого надо: а) уметь мгновенно, почти на подсознании, видеть фразы с обеих сторон и б) количество осмысленных оборотных фраз чрезвычайно ничтожно, и его вполне можно просчитать. Любой компьютер справится с подобной комбинаторной задачей значительно быстрее и лучше. К тому же, как я уже писал, если читатель не предупрежден, никакого особого эффекта палиндром не произведет.

Правда, многие фанатики этой формы утверждают, что палиндромные фразы приобретают особое звучание. Это неудивительно — ведь в строках повторяются одни и те же буквы. Но для достижения эффекта звукового повторения совсем не обязательна зеркальная точность фразы. Прием аллитерации производит тот же самый фонетический эффект, при этом, используя его, поэт не оказывается прикованным к чугунному ядру дотошности, не заметной никому, кроме него самого.

Более интересные результаты принцип палиндрома дает в иероглифической поэзии, где знаком является слово, а не буква. Впрочем, и в поэзии, основанной на линейном письме, есть форма, называемая АНАЦИКЛ. Анацикл представляет собой стихотворение, которое можно читать как слева направо сверху вниз, так и справа налево снизу вверх, но читается оно не по буквам, а по словам. При этом должна сохраняться рифма и порядок изложения. См.:

«Жестоко — раздумье. Ночное молчанье
Качает виденья былого,
Мерцанье встречает улыбки сурово.
Страданье —
Глубоко — глубоко!
Страданье сурово улыбки встречает…
Мерцанье былого — виденье качает…
Молчанье, ночное раздумье, — жестоко!».
(В. Брюсов)

Есть и более сложная форма — РЕВЕРС, где в отличие от анацикла рифма при чтении наоборот меняется:

«Глаза зелёные твои
Мне будут снова сниться и
Слеза как чистый образ твой
Весне запомнится шальной».
(автор не установлен)

Существует еще одна забавная разновидность палиндрома, в котором, если читать слова в обратном порядке, содержание стихотворения меняется на противоположное. Например, в польском «Перевертыше про девицу» в пер. С. Святского:

«Жила девица рынка недалече,
Слыла красою, не беспутной речью.
Любила музыку, не баловство,
Хвалила простоту, не мотовство.
Чиста была, не блудом промышляла.
Свой возраст юный не срамит она,
Хвалой, не поношением славна.»

И напоследок не могу удержаться, чтобы не коснуться еще одного забавного примера, оригинальность которого также заключена в порядке чтения. Приведенные ниже стихи французского поэта Агриппы Д’Обинье (1552−1630) в пер. Э. Линецкой можно читать и как два трехстопных восьмистишия (для простоты восприятия я выделил один из них), и как одно шестистопное. Трехстопные стихи между собой не связаны, это отдельные стихотворения, где описываются горести любящих. Но если их соединить, получается стихотворение противоположного смысла, воспевающее счастье любящих.

«Чей здравый смысл угас? - бежит любовных нег,
Тот не боится мук, - кого прельщает воля,
Мой друг, любовь для нас - завиднейшая доля —
Несчастье и недуг - любви не знать вовек.
Отрада всех отрад - лелеять чаровницу —
Свобода и покой - ну, это ль не напасть?
Удел стократ благой - в любовный плен попасть,
Хранить сердечный хлад - что лечь живым в гробницу».

Статья опубликована в выпуске 14.06.2008
Обновлено 22.07.2020

Комментарии (7):

Чтобы оставить комментарий зарегистрируйтесь или войдите на сайт

Войти через социальные сети: