О, сколько раз в жизни обманывались мы внешним видом! В детстве еще узнавали, что не всегда в красивом фантике находится самая вкусная конфетка. Но повзрослев — и мальчики, и девочки, — учились прихорашиваться. Так сказать, штукатурить фасад. Встречают-то по одежке!
Впрочем, и эта народная мудрость является предметом для споров. И не только среди философов, но и среди людей, занятых делами весьма конкретными. Скажем, среди архитекторов, которые до сих пор не решили окончательно проблему расширения и обновления старых, исторических, городов.
Проблема эта возникает ежедневно. С одной стороны, исторические здания перестают выполнять свою прямую функцию — современный человек ни работать, ни жить в них уже не может. С другой стороны, именно этими старыми домами славен город. Снести их — все равно, что самого себя ограбить. Ярчайший пример — Венеция. Все большее число ее жителей переселяется в современные дома на берегах лагуны, да и работают там же. Старинные палаццо остаются в качестве декораций для романтичных туристов.
В динамичной Америке проблема сохранения исторических зданий стоит даже острее, чем в Европе. Филадельфия или Бостон, конечно, гораздо моложе Венеции. Но именно поэтому здесь с полным правом считаются историческими здания 18-го, 19-го, а иногда даже начала 20-го века. Не говоря уже о тех домах, которые видели «отцов-основателей». Элитные американские университеты тоже ни за что не согласятся снести старые корпуса, которые как раз и являются свидетельством их элитарности.
Вот и приходится архитекторам балансировать на лезвии бритвы. Что лучше: заниматься капитальным ремонтом старья (пусть даже и исторического) или смело снести обветшавшую постройку. Ограничившись размещением на стене нового здания мемориальной доски, начинающейся траурными словами: «На этом месте до такого-то года находилось…» Так во времена барона Османа без жалости снесли средневековый Париж, фактически построив на его месте новый город. По-своему (и по-разному) решают эти проблемы в Санкт-Петербурге и в Москве.
Впрочем, есть еще и третье решение. Не пригодное к дальнейшему использованию здание разрушают, оставив нетронутым лишь фасад. За этим фасадом возводят новое современное здание, зачастую и для новых целей предназначенное. Вид у старого дома или у старой улицы остается прежним. А вот содержание коренным образом изменяется. И цена за землю в историческом районе тоже подскакивает до высот астрономических. А теперь — добро пожаловать, господа туристы! Для вас в первых этажах устраивают кафе, магазины и музеи! Такой подход к реконструкции зданий называется фасадизмом.
Напрашивается сравнение фасадизма с косметической хирургией. Это тоже обновление старого лица, попытка привести его в порядок, убрав прежние шрамы и морщины и даже — о, чудо! — заменив старую голову на новую.
Технология это непростая, но хорошо разработанная. Перед началом перестройки фасад, чтобы не рухнул, закрепляют специальным внешним каркасом. Если здание облицовано, попросту разбирают облицовку, тщательно пронумеровав каждую плиту. После чего старые стены рушат и строят новую коробку, оставляя на прежних местах оконные и дверные проемы. Новое здание покрывают сохраненной старой облицовкой, тем самым возвращая ему «доперестроечный» вид.
Архитекторам при этом предоставляется широкое поле деятельности. Можно перепланировать здание так, чтобы его новая функция не «выпирала». Можно, наоборот, подчеркнуть происшедшие перемены. Например, над восстановленным в прежнем виде двухэтажным барским особняком вознести современное бетонно-стеклянное сооружение с тонированными окнами. Можно пойти и на своеобразный компромисс: показать только маленький кусочек «прекрасного нового мира». Классический пример — стеклянная пирамида во дворе Лувра, прикрывающая модернистский подземный этаж музея. Она видна со двора, но не закрывает старинные фасады. Так сказать, обозначает свое присутствие — и только.
А теперь перепрыгнем из Парижа в Иерусалим. В город, которому больше трех тысяч лет. Не так уж много на свете городов старше.
Однако за стенами Старого города строительство началось лет 150 назад. И стоило только городу выйти за средневековые пределы, начался его бурный и стихийный рост. Кто где землю покупал, тот ее и застраивал в соответствии с содержимым кошелька, личными вкусами и господствовавшей модой. В результате возник эклектичный город, где смешались левантийский и западный стили, традиционализм и новаторство. Смешались, а потом соединились так, что не оторвешь. Всего за полтора столетия новые здания стали частью городской истории, фольклора и даже попали на страницы литературных произведений. Так что архитекторам приходится не только модернизировать Иерусалим, но и заботиться о сохранении внешнего вида зданий, уже ставших историческими и хранящими колорит города.
Хорошим примером перестройки старых зданий для новых нужд является иерусалимская улица Мамила, уже вошедшая в число обязательных для посещения туристических объектов.
Сейчас Гегель считается одним из величайших умов человечества. А что его не понимают - так гениев всегда не понимают. А выходит, при...