Что мы знаем о самых знаменитых песнях Егора Летова? Часть 2

Каждый, кто впервые ставил на магнитофон запись альбома «Прыг-Скок», испытывал чувство приятной ошарашенности. Вместо ожидаемого лязга, грохота и рёва нас встречала песня «Про Дурачка», спетая… а-капелла. Как водится, Летов исполнил все вокальные партии сам, правда, вместо запланированных 18 партий удалось записать только четыре.

По воспоминаниям Летова, текст был написан в полубессознательном состоянии во время энцефалитной горячки, после которой Егор почти полностью лишился своего длинного хаера. Народная напевность была стимулирована рефреном «Ходит дурачок по лесу / Ищет дурачок глупее себя», истоки которого лежали в древнерусском заклинании «Ходит покойничек по кругу, / Ищет покойничек мертвее себя». Вплелись в текст и другие аллюзии — например, на повесть Акутагавы «Зубчатые колеса», афоризм У. Каммингса «В окопах нет атеистов» и известный любому советскому человеку лозунг «Ленин — всегда живой». В одном из интервью Летов говорил, что если бы он снимал клип на эту песню, то сделал бы это во время Венецианского карнавала.

В том же 1990-м году был задуман и электрический вариант песни «Про дурачка», воплощенный лишь спустя семь лет в альбоме «Солнцеворот». Но, по моему мнению, ему так и не удалось превзойти акапелльную версию.

Если не считать чудовищный опус «Прыг-Скок», весь альбом звучал очень мягко, проникновенно и даже трогательно. Матерщина и рёв были сведены к минимуму. Звук, конечно, не стал приглаженней, просто Летов двинулся в сторону излюбленного им психоделического направления рока 1960-х годов.

Офелия

Появившись из «небытия» в 1993 году, в своем новом альбоме «Сто Лет Одиночества» Летов доводит свою любовь к «психоделии» до логического конца. Впервые за долгие годы лидер ГО уделил столько внимания именно звуку альбома, поэтому писался он нехарактерно долго — целых два года, и еще год сводился. Помню, с каким изумлением я слушал эти грустные «запредельные» песни с длительными проигрышами, странными звуками, шумами и шепотом. Летов назвал все это дело «психоделическим панком» и посвятил «1960-м годам». Вот только битловская «Люси в небе с алмазами» превратилась у него в сомнамбулическую Офелию, которая грохнулась с неба в реку и поплыла в свой «апельсиновый рай»:

«Влюбленная Офелия плыла себе вдаль,
Сияла ночь, звенела земля,
Стремительно спешили, никого не таясь,
Часы в свою нелепую смешную страну.
Послушная Офелия плыла на восток,
Чудесный плен, гранитный восторг,
Лимонная тропинка в апельсиновый лес,
Невидимый лифт на запредельный этаж».

Когда я слушал эту песню, перед моими глазами просто-таки возникла одноименная картина Д. Миллеса. Каково же было моё удивление, когда я узнал, что именно эта картина вдохновила и Летова. А сам текст внезапно написался во время работы над другим стихотворением — «В блокадном Ленинграде не спешат часы».

Надо сказать, что впервые я услышал эту песню до выхода альбома и, где бы вы думали? — по радио «Маяк». Там муссировались слухи про смерть подруги Летова — певицы Янки Дягилевой (она утопилась — по другим версиям, была утоплена — в реке). Многие тогда высказывали дурацкие гипотезы, что именно суицидальное влияние Егора на Янку привело к трагедии. А так как женские образы в песнях Летова можно перечесть по пальцам, то и смерть Янки проиллюстрировали этой песней.

Всё это, конечно, домыслы. Янке у Летова и так есть посвящение — «Песня про мишутку». А что до «Офелии» — вышла очень красивая и по-хорошему запредельная песня, явно просящиеся в хиты, если бы ГО хоть кто-нибудь тогда крутил на радио или ТВ.

«Родина», «Победа»

После выхода «Ста Лет одиночества» к эстетическим метаморфозам Летова добавились и политические. Восхищенный примером защитников «Белого дома» в октябре 1993 г. и ужаснувшийся их жестокому расстрелу со стороны сорвавших маску «демократов», Егор резко отказывается от своих антисоветских взглядов (и даже некоторых песен), выступает на стороне патриотических сил (сперва — НБП Лимонова, затем Компартии) и начинает проповедовать революционные «солнечные» ценности.

Какой это вызвало шок у большинства интеллигентской тусовки, трудно передать. Это сейчас «демократический» мусор немного выветривается из головы интеллигенции. А тогда всех так пугали ГУЛАГАМи и советской цензурой, что даже та жуть, в которую погрузилось постсоветское общество, не могла выбить дурь о «процветании», которое подарят нам свободные выборы и свободная пресса.

Но Летов, вопреки всем своим прежним политическим убеждениям, почувствовал, что творящееся сегодня намного хуже прежнего, что, продолжая петь о ГУЛАГах, он вольется в ту самую подлую продажную струю, против которой боролся до этого.

В итоге Летов с присущей ему резкостью объявляет себя «Советским националистом», организует движение «Русский прорыв» и записывает два совершенно оригинальных альбома «Солнцеворот» и «Невыносимая Легкость бытия». Не стоит забывать, что Летов был большим поклонником советской эстрады 1960-х годов, а Таривердиева считал одним из величайших композиторов. Всё это в ёрнической форме проклёвывалось на старом проекте КОММУНИЗМ и в полной мере аукнулось в альбомах 1997-го года.

Говорят, что развитие по спирали неизменно возвращает человека к пройденному уже повороту, но только на более высоком уровне и на основе всех предыдущих достижений. Начав с футуристического эпатажа, через «диссидентский» панк и «психоделию» Летов вновь возвращается к политике, а его песни приобретают черты ясной высокой классики! Кто бы мог подумать, что, создавая (казалось бы, программные) песни для новых революционеров, Егору удастся по-настоящему оживить героический дух времен Гражданской войны — как в мелодике, так и текстах.

Именно этот дух звучит в песне «Победа», посвященной защитникам Белого дома и утверждающей, что победа бывает не только фактической, но и моральной.

«Стать бы во весь рост — да нету больше ног.
Сжать ладонь в кулак — да нечего сжимать.
Нету больше слов, нету больше нас,
Лишь одно осталось на свете — Победа…
Наша Победа…»

В подобном настроении создавалась и песня «Родина» — жизнеутверждающая и в меру плакатная, как и положено быть гимну.

Е. Летов:
Это одна из самых трагических песен, которые я сочинил. Песня про то, как поднимается с колен родина, которой, собственно говоря, и нет, которая не то что поднимается с колен, а увязает в невиданной жопе все глубже, и туже, и безысходнее. И при этом петь о том, как родина подымается, — это очень мощно. Эти альбомы — «Солнцеворот», «Невыносимая легкость бытия», — они сочинены после событий 1993 года, октября, когда, собственно говоря, реально восторжествовал… не то что восторжествовал — а, я считаю, было на весь мир показано, что такое есть вот наш, русский экзистенциализм. Когда горстка отстреливалась, по ним там били из танков, а все думали, что победим. Альбомы, собственно говоря, про это: когда человек полностью проиграл — и он поет, как он победил, и побеждает. Народ, как мне кажется, так до сих пор и не понимает ничего.

«Сияние»

Жестокое разочарование в политических игрищах, ощущение того, что крики о Советской Родине уже никого не пугают (на них просто не обращают внимания), Летов в начале нового века вновь отстраняется. Хотя и не столь радикально, как в начале 1990-х — активно гастролирует, выпускает альбом каверов на советские песни «Звездопад», а в 2004-м наконец-то начинает выпускать и собственные новые альбомы. Дух отстранения и усталости явно сквозит и в «Долгой и Счастливой Жизни», и в «Реанимации». Тексты становятся почти безукоризненны, звук чище, но Летов перестает удивлять. Он просто синтезирует и развивает всё наработанное им до этого — панковский нонконформизм сочетается с психоделическим побегом, мизантропическая наблюдательность с теплотой и душевностью лучших советских песен.

Предсмертный альбом «Зачем снятся сны» неожиданно стал достаточно символичным итогом всего Летовского творчества. Особенно светло и проникновенно звучит на этом альбоме песня «Сияние» — повествующая о той самой силе, которой жил и которую стяжал Егор Летов.

Е. Летов:
В декабре 2005, как обычно, гулял по лесу и песня сама собой заиграла в голове. Причем с готовым рефреном «Но Сиянье обрушится вниз Станет…» — много чем. Оставался лишь технический момент — выбрать из бесчисленных вариантов, чем же станет Сияние, верные, и дописать куплетную часть, которая изначально понималась как колыбельная.

«Спят зверьки и растения
Небеса и сомнения
Но сиянье обрушится вниз
Станет твоей землёй
Но сиянье обрушится вниз
Станет самим тобой».