• Мнения
  • |
  • Обсуждения
Елена Ермолова Грандмастер

Как вместе с нами изменилась музыка за последние тридцать лет?

Открытие Олимпиады. Что пели в 1980 году? «Нам с тобой вручён этот мир солнечной радости». Теперь — «Игры, которые мы заслужили вместе с тобой». Несколько разный смысл. А ритм? В первом случае — гордая поступь, во втором — скачущая на ниточке марионетка.

Africa Studio Shutterstock.com

Тимур Гагин, известный ведущий тренингов, потешается над музыкой прошлых лет, и аудитория с готовностью подхихикивает. Пахмутова давит на психику, вынуждая быть стойкими и ответственными, а не легкими и легкомысленными. Какую песню советских лет ни возьми, все тяжеловесное, упёртое. Однако люди, выскользнувшие из-под обаятельного воздействия Тимура Владимировича, начинают вспоминать легкую, светлую, лиричную музыку прошлых лет, которая трогала за душу и вызывала сильные светлые чувства. В противовес музычке, привносящей только ритм. Бодренько подвигаться, простенько подергаться.

Если на тренингах присутствуют люди постарше, то не сразу и несколько нерешительно начинают оправдывать музыку мощи. Вспоминают о силе и славе.

Неба утреннего стяг.
В жизни важен первый шаг.
Слышишь: реют над страною
Ветры яростных атак!

Тот же молотобойный ритм можно встретить и в современной музыке, но редко и либо без слов, либо со словами депрессивной направленности. И громкость зачем-то делается такая, будто музыка должна вколотить в землю, как баба — бетонную сваю.

Музыка в качестве свайного молота в градостроении не используется, потому что не может долбить направленно. Она колотит по всему, что есть вокруг. Отлично вышибает мозг у массы народа, оказавшегося поблизости. Поскольку прицеливаться и точно попадать не надо, можно то же самое делать быстро. Потому при той же громкости и тех же частотах ритм ускоряется. Цель ясна: за один вечер отбить как можно больше нервных клеток. Они у нас очень стойкие, потому долбить приходится интенсивно.

Между праздниками для всех и праздниками для избранных есть одно очень большое отличие: во втором случае музыка едва слышна. Заглушающих ее воплей и топота нет и быть не может. В музыку вслушиваются. Для привычного слуха достаточно громким оказывается то, что в постдискотечном состоянии уловить невозможно. Потому слова, сопровождаемые этой музыкой, одним доступны, другим — нет.

Не люблю слово «быдло», но не могу сейчас его не употребить. Потому что в наше время есть прекрасная музыка, сравнимая с лучшими классическими образцами, и есть быдломузон. Найти первую бывает так же трудно, как избавиться от второго. Даже в метро, где без привычки было бы чудовищно шумно, грохот состава может быть заглушен быдломузоном, долбящим голову подростка через наушники, воткнутые прямо в мозг. И жаль бедного, и нет ни у кого из нас права подойти и выдернуть это из его головы. Да и бесполезно, огрызнется и вставит обратно. Потому что к другим источникам энергии подключаться уже не может и не сможет.

Не скажу, что раньше был золотой для музыки век, но золотая нить встречалась в любой музыкальной ткани. Где-то больше, где-то меньше. Если сейчас к музыке применить те строгие музыкальные критерии, которые были прежде, то окажется, что музыка доступна лишь избранным. Всем остальным — шум.

Статья опубликована в выпуске 19.02.2014
Обновлено 27.04.2016

Комментарии (8):

Чтобы оставить комментарий зарегистрируйтесь или войдите на сайт

Войти через социальные сети: