Но все не так, как кажется. В «Повести о Петре и Февронии Муромских» не говорится о детях, но это не значит, что детей не было. Повесть написана через четыреста лет после смерти муромского князя Петра, и в ней отражено народное сказание, переработанное отцом Ермолаем, создававшим поучительные истории, а не библиографический справочник.
Мало кто сомневается в том, что «Повесть» относится к упоминаемым в летописях муромскому князю Давиду Юрьевичу, правившему с 1205 по 1228 год и принявшему постриг с именем Петра, и его супруге Евфросинии. А у них дети были, да только не Петровичи, а Давидовичи. По нынешним меркам семья была многодетной. В летописях описаны судьбы как минимум троих детей.
Старший Юрий, соправитель отца, в 1232 году участвовал в походе на Мордву, отправился на помощь Рязанскому князю при нападении на него Батыя. После падения Рязани Юрий в летописях не упоминается, потому можно предположить, что там он и погиб. У него были дети Олег и Ярослав. В Муроме малолетнего Олега Юрьевича почитают среди местных святых, в рукописях графа Епанчина говорится предположительно о нем, что малолетнее дитя покоится вместе с Петром и Февронией.
Младший сын Святослав участвовал в 1220 году в походе против булгар. Лавреньтьевская летопись сообщает о его смерти:
В лето 6736. Умре сын Давидов Муромского, месяца апреля, святыя неделя праздная. Той же недели представися и сам Давид Муромский в черньцих и в схиме.
Дочь Евдокия, жена юрьев-польского князя Святослава Всеволодовича (1195−1252), родила сына Дмитрия и дочь Болеславу, ушла в монастырь, приняла иноческий постриг и в том же году скончалась.
Итак, дети и внуки у Петра и Февронии были. А что же насчет шантажа?
Он — князь, а она — дочь древолаза, бортника, то есть собирателя меда диких пчел. Предполагается, что для нее было непомерной честью выйти замуж за князя, а для него неравный брак был позором. Не факт. Наши социальные амбиции могут не иметь никакого отношения к понятиям того времени.
Князь заболел, а она может его исцелить. Но был ли князь болен телесной болезнью? Из того, что сказано про змея, с которым боролся князь, можно заключить, что речь шла о грехе и греховных мыслях, а не о струпьях на коже. Он победил змея, повадившегося летать к чужой жене.
Мы не знаем, что понимать прямо, а что иносказательно. Но телесное было не важнее духовного, так представим же себе вариант с тем, что менее важно, с телом. Молодая чистая красивая девушка — и нечто страшное, в струпьях и гное.
Они действительно не были равны. Но не князь снисходил к простолюдинке, а чистейшая девственность — к недостойному.
Он просит исцеления, но исцелить может только Бог — или Богом данная жена. В противном случае ничего хорошего из лечения не выйдет. Болезнь — наказание за грех, а без жены не будет той гармонии, которая делает грех ненужным, невозможным и напрочь отсутствующим в помыслах.
Муром принял христианство поздно, и странная для обычных людей девушка вполне могла быть продолжательницей дохристианских ведовских традиций и носительницей древней мудрости. Петр просит исцеления — что ж, будь милосерден к людям и исцелишься. Дала некую «кислядь» и отправила в баню. Вспоминаются Болотов и лечение кислотами, Залманов и капилляротерапия. Князь в благодарность прислал дары.
Но лечение, как и ожидалось, оказалось неполным. Болезнь снова пошла в наступление. Исцеления без гармонии не бывает. Князь возвращается, излечивается и женится.
Был ли шантаж?
«Аще будет мяхкосерд и смирен во ответах, да будет здоров!» — это шантаж? А если нет, то почему «аще бо не имам быти супруга ему, не требе ми есть врачевати его» считается шантажом?
Петр и Феврония прожили большую жизнь, во многом отданную искусному управлению родной землей. Стоит почитать, в частности, о том, как без греха была устранена оппозиция.
Когда настал последний день Петра, он позвал жену. Попросила подождать немного (жить дальше и дольше). Петр снова послал к жене. Но она исполняла долг перед церковью. Когда Петр сообщил, что сопротивляться смерти уже не в силах, она воткнула иголку в ткань (другие завершат), пришла к мужу — и ушла с ним в мир иной.
Их пытались похоронить в разных гробах — не вышло.
Монах Ермолай написал свою повесть по мотивам народных легенд и сказок. Князь Давид здесь притянут за уши. Но тут следует помнить, что во времена Ермолая народные легенды в обязательном порядке имели под своей основой реальные события глубокой древности и реальных прототипов. Имели место быть наслоения поздних веков в сюжетной линии, но главная суть рассказа всегда оставалась незыблемой и понятной. В те времена ещё не научились сочинять легенды, В те времена легенды передавались. Так что, возможно прототипы у легенды были, но вот что касается рассуждений автора статьи, то это всё абсолютно безосновательно. Не было в те времена традиции что-то олицетворять и подразумевать в сюжетах легенд. Сказано струпья, значит струпья, болезнь тела, а никак не души. И ещё стоит помнить о родовой наследственности тех времён. В древней Руси (или у древних славян) существовали очень крепкие и нерушимые законы относительно происхождения. Это были своего рода касты. Кастовость имела место быть в древнем славянском обществе и была незыблемой и нерушимой. Князь вообще ни при каких обстоятельствах не имел ни малейшей возможности жениться на девушке не княжне. Только на княжне и никак иначе. Феврония здесь бросает вызов самим устоям общества, законности и порядку. И таких моментов в легенде очень много. Здесь нет однозначной версии. Одно ясно точно - таких святых в природе не существовало. Это плод воображения наших современников. И это плохо.
0 Ответить
0 Ответить
0 Ответить
"Когда Петр сообщил, что сопротивляться смерти уже не в силах, она воткнула иголку в ткань (другие завершат), пришла к мужу – и ушла с ним в мир иной."
Что-то я не поняла - она руки на себя наложила ?
0 Ответить
Нет, просто "они жили счастливо и умерли в один день...".
Иногда такое бывает и в наше время.
Оценка статьи: 4
2 Ответить
В статье - жидкая каша, щедро приправленная елеем. Даже у создателя "Повести...", талантливого публициста своего времени Ермолая Еразма Прегрешного - так он именовал себя после исполнения срочного социального заказа молодого Ивана Грозного по написанию "житий", скажем так, этнических русских святых, - не поднялось легкое гусиное перышко озаглавить сие творение "житием". Сказка, предание, "Повесть..." - и не более того.
По Ермолаю - имена Давид и Ефросинья эти персонажи приняли в монашестве, а никак не наоборот.
Писалась повесть не при царе-Горохе, а во вполне цивилизованные времена, и какое-то ино-толкование неуместно. Сказано - о Петре и Февронии, а не о Давиде и Ефросинье.
Все эти празднества рассчитаны на дремучее невежество - читать источники - порой скучно, хотя не в этом случае.
Один только змей-любака чего стоит - с него, а, точнее, с его длительного романа с женой старшего брата Петра - Павла - и завертелась вся эта сказочная история.
Тут и меч-кладенец - змей в любовной истоме поведал жене Павла, что погибель его ждет от от Петрова - не Давидова, заметьте, плеча, от Агрикова меча. Причем меч этот Петр нашел в женском монастыре, куда захаживал частнько - зачем?
И - да, двойной шантаж предприняла скромная рязанская провинциалка, как не толкуй написанное.
А Петр - не Давид, - дважды предавал свою сначала будущую, а потом и типа настоящую жену. Не буду здесь излагать содержание легенды, кому интересно -почитают сами.
6 Ответить
Очень интересная статья
1 Ответить