Иммигрант в Польше. Как я попал в Белосток Подляский?

Человек говорит, что у него нет возможностей, нет средств, нет нужного образования. Что все это есть у того, кто счастливчик и родился с золотой ложкой во рту. И поэтому у него не получается, он вынужден жить, как живет серое большинство, ноя о жизни и влача свое жалкое существование, тяготясь им и завидуя тем, кому повезло больше, чем ему. Или, напротив, изо всех сил убеждая себя и других, что его болото — самое теплое, самое лучшее, самое заболотистое из всех. И ему в нем — лучше всех.

На самом деле, у человека нет только одного: ума понять, что все это он придумал в своей голове и никаких границ, кроме выстроенных им самим, нет.

Убедившись на личном опыте в очередной раз и окончательно в том, какое бездумное и кровожадное существо наш человек и что большинство двуногих — это запрограммированные животные, которые могут только повторять чужие безумные истины и усложнять себе и другим жизнь, я дождался своей европейской визы, собрал сумку и рюкзак, положил в карман тысячу тугриков на первый месяц жизни и ранним апрельским утром выехал в направлении своего Нового и Неизвестного.

У меня не было ни малейшего представления, где я буду жить, чем зарабатывать на жизнь, даже как я буду общаться с местным польским населением. И польский — не японский, и очень похож на русский и, тем более, украинский, который я неплохо знал, а английский или немецкий там в ходу примерно так же, как и в наших широтах, мне было совсем не страшно, а даже легко, как никогда.

Рано утром я прибыл в город Белосток, столицу Подляского воеводства, совершенно один. До обеда оформил свой PESEL (идентификационный номер в Польше) и уже в обед сидел в местном шопинг-моле, набирая номера потенциальных квартировладельцев.

Общение протекало на ломаном об коленку польском и отчасти на английском. Картина со стороны наверняка была настолько комичной и плачевной одновременно, что даже развеселила меня самого, главного трагического комика этого погорелого театра одного актера.

Спустя примерно двадцать звонков у меня появился первый вариант, потом второй. Но уже к концу дня оба отвалились. Владельцы квартиры обязательно перезванивали, чтобы извиниться, были сама любезность.

Вообще надо сказать, что поляки показались милейшими из людей. Они не злились, как мы, не раздражались на мою непроходимую тупость, не ругались. Все терпеливо и дружелюбно что-то там клокотали по-польски, из чего я разбирал, что нет, они уже нашли другой вариант.

Цены на однокомнатную студию варьировались от одной тысячи злотых (240 долл.) до двух тысяч (480 долл.) + «кауция», по-польски «залог», в размере месячного платежа.

Общаться было более чем непросто, по причине моего плохого знания польского, который я с трудом как-то понимал, и плохого знания английского у местного населения. А также наличия у меня немалого количества комплексов, которые надо было, как прыщавому подростку, снова преодолевать.

К концу дня, грязный, вымотанный и без результата, я пешком поплелся в хостел, так как даже поехать на автобусе «не умел», не знал как. А вызвать такси было примерно так же легко, как и договориться с владельцем польской квартиры, не знавшим других языков, кроме польского.

В хостеле мне повезло: милая девушка Анна прекрасно говорила по-английски, все объяснила, все показала и во всем заверила. Я заплатил сто злотых (примерно 24 долл.), заказал доставку «кебаба», который совсем не был похож на наш, принял душ и уже через полчаса, невзирая на неудобную подушку и присутствие еще одного человека в комнате, успев только пожалеть о своей авантюре и неимоверно захотев домой, где все было просто и понятно, и не успев пустить одинокую слезу, провалился в глубокий сон.

Утро принесло с собой солнце и жажду приключений. Я попрощался с Анной, вернулся в знакомый шопинг-мол, и уже спустя час у меня был вариант с квартирой. Мне повезло попасть на местного белоруса, который дал мне адрес, и через час я был у него.

Квартира была небольшой, без лишней мебели с небольшим альковчиком-кухонькой и такой же маленькой ванной. И без тысячи привычных вещей, вроде ковра на полу, различных ложек-плошек и многого другого. Довольно спартанская, но это было и хорошо, так как не позволяло бы отвлекаться на бытовые изыски, отнимающие время.

Мы быстро обсудили условия, я внес оплату за два месяца + залог в размере 4,5 тысяч злотых (чуть больше 1000 долл.) и уже к вечеру перебрался на свое новое место жительства.

Я был совершенно один, в совершенно чужой для меня стране, с которой до настоящего момента меня ничто не связывало, без друзей и знакомых, определенных целей или планов. Снова, как и прежде, пьянящее чувство свободы и неопределенности сладко и горько сосало под ложечкой. Робинзон…

Настало время познакомиться поближе с новой реальностью. Белосток Подляский, какой он? Коротко можно сказать, что он очень похож на крупные города Западной Беларуси, Гродно и Брест, только «upgraded».

Те же извилистые улочки — только с идеально ровными дорогами, тротуарами без единой щербины и дорожками для велосипедистов. Схожая архитектура, те же четырех-, пяти- и девятиэтажки, только все — словно только построенные или после капитального ремонта, с зелеными зонами, елочками и подстриженными кустарниками. Такая же атмосфера города — только более свободная, более дружелюбная и расслабленная. Европейская.

Я снова и снова ловил себя на смутных дежавю из прошлого — мне откуда-то было знакомо все это, и на том, что хотел бы поселиться вот здесь и здесь, и там…

Городская инфраструктура была дружественной для жителей и словно незаметно принимала их в себя и сама растворялась в тебе, не раздражая привычными у нас несовершенствами и порой откровенно враждебной средой для пожилых или инвалидов.

В центре города я уже во второй раз наведался во дворец Браницких, местный Версаль, построенный во французском стиле, с идеально выстриженными кустиками, статуями фавнов и наяд, прудом и уточками.

Рядом повосторгался Фарным костелом, величественным зданием в готическом стиле. Прошелся главной улицей, мимо ратуши и стендов с едой и питьем по случаю какого-то христианского праздника, чего-то там предшествующего Пасхе.

Нет, я, конечно, понимал, что, как зачарованный странник, по-туристически обольщаюсь местными красотами, не зная еще об обратной, «темной стороне Луны». Но все же местная ухоженная инфраструктура говорила вполне прямо: здесь все чисто, ухоженно и для людей.

В «Ашане» я с горем пополам подключился к местной связи и интернету. Местный Петр, служащий магазинчика T-Mobile, не владел никаким другим языком, кроме польского, да еще и шепелявил. И мне приходилось порой понимать только через слово, а порой и при помощи жестов, что он имел в виду. Подключился и потом долго не мог понять, как мне платить, разбирая через пень колоду польские месседжи, в которых одно слово понятно, два нет.

Там же я пошел бродить сквозь ряды французских сыров, средиземноморской рыбы и местных колбас. Признаться, такое изобилие я видел только в Париже, с его тысячью камамберов и сосисонов, лобстеров и сибасов.

Нет, счастье, конечно, не в колбасе. Но все же местные шинки и шпикачки были отменными, как вершина известной мне мясной кулинарии, и покорили если не мою душу, то грешное тело, а местное пиво было выше всех похвал. Я, как ни искал кулинарные недостатки в местных изысках, так ничего и не нашел.

У местного хлеба оглушительно хрустела корочка, и он не плесневел неделю. Сметана была жирной, а кефир нежным и дрожал студнем. Вкус шоколада был насыщенным, а местные кассирши ласково улыбались на мои неуклюжие «дзенькую барзо», «пшепрашам» и «до видзення», а не хмурились на иностранное невежество, как могло быть у нас.

У меня было пьянящее ощущение отрезанности от прошлого мира и вообще от всего мира со всеми его несовершенствами, когда все плохое остается в прошлом, а впереди только хорошее, даже если и туманное, и нелегкое. Одиночество немого иностранца между прошлым и будущим, стряхнувшего с себя бремя условностей, стереотипов, правил и ожиданий…

Конечно же, я идеализировал свое настоящее. Но это было так приятно и того стоило. К своему положению туриста-эмигранта-культурно-языкового инвалида без определенного будущего я старался относиться философски. Ну и что, что я туплю и не знаю тысячи вещей, даже как проехать на автобусе или вызвать такси? Разве мне надо куда-то торопиться и кому-то что-то доказывать?

Комплексы, свойственные молодости, больше не работали — мне не страшно было показаться и глупым, и не к месту. Впереди была новая, туманная, неопределенная жизнь. Но именно это и радовало…