• Рубрики
  • |
  • Теги
  • Мнения
  • |
  • Обсуждения
Проза жизни
Ляман Багирова Грандмастер
  • 21

«Не будьте крохоборами, друзья мои!» или Кто рисовал сирень на потолке? Часть 2

Назавтра Карл Иванович, конечно, не приходит. Не приходит и послезавтра. Папа чертыхается так, что соседи затыкают уши. Папа грозится немедленно найти нового мастера, пусть не такого даровитого, но добросовестного. Мама в раздумье. Ей хочется дом-сказку, а не стандартный ремонт.

Карлуша появляется через четыре дня. В сером костюме, розовой рубашке, волосы торчат меньше обычного, а в руках букетик левкоев. Букет он церемонно презентует маме и также церемонно пожимает руку папе, потом переодевается и приступает к работе. Я верчусь рядом.

Карлуша водружает на кончик носа очки и начинает колдовать. На огромном листе, заменяющем палитру, он смешивает розовую, голубую, бордовую и фиолетовую краски. Добавляет чуть-чуть белой и сине-черной. Отдельно разводит зеленую, лимонную и синюю краски. Пальцы его то краснеют, то синеют, то зеленеют, и я как завороженная смотрю на эту цветную игру.

 — Вот, смотри, каранкушик, — бормочет Карл Иванович, — если смешать синюю и желтую краски — будет зеленая, а если красную и синюю, то фиолетовая.

 — А это что? — я протягиваю руку к небесно-голубой краске, такой яркой, что глазам от нее больно.

 — Это берлинская лазурь. Не трогай. Ручки испачкаешь, мама поругает.

Я словно стихи слушаю неведомые названия красок: шарлахово-черный, индийская желтая, темный кармин, цвет марсельской черепицы. Карлуша видит мое восхищение и продолжает вдохновенно:

 — Вот проснешься утром, на потолок посмотришь, а там сирень всегда цветет. И свет от нее такой хороший. Будешь Карлушу помнить?!

 — Буду! — разом выдыхаю я, и Карлуша умиляется еще больше.

 — Ангел мой! Я тебе такой сад на потолке напишу!

В комнату входит мама, одобрительно смотрит на нас, ставит перед Карлушей стакан чаю, а передо мной тарелку с черешней и выходит. Карл Эстенвольде свою работу знает и в советах не нуждается!

Проходит несколько дней. За это время Карл Иванович бесчисленное количество раз обозвал себя старой обезьяной и мазилой, у которой неизвестно откуда руки растут, вырывал у себя клочья волос, кричал, что «всё никуда не годится» и ему «пора на свалку!» В ярости он был безутешен, не помогали ни папины увещевания, ни мамина игра на фортепьяно, которую Карлуша очень ценил. Бывало, зовет его мама обедать, а он отнекивается и просит застенчиво:

 — Вы не беспокойтесь, я не голоден, а если время у вас есть, сыграйте «Патетическую сонату» Бетховена.

Мама никогда не отказывала, знала, что в особо любимых местах Карл Иванович начинал с воодушевлением подпевать.

К концу работы от Карлуши все больше слышится «Тон бела неже», и это значит, что он доволен и скоро нас встретит сиреневый сад!

И вот, наконец, момент нашего восхищения и безоговорочного триумфа Карла Ивановича! Стены моей маленькой комнаты, начинаясь от пола сдержанно-фиолетовым, переходят в лиловый и постепенно становятся светлее. Около потолка они уже нежно-розовые, как лицо зардевшейся невесты. И вот потолок! Сад! Бал сирени! Роскошный и нежный, кипенно-белый и дымчато-сиреневый, с изумрудными сердечками листьев! Гроздья сирени, тяжелые, тугие, всех цветов и оттенков: от бледно-голубого и сизо-розового до густо-фиолетового, почти бордового и ослепительного белого! Чудо!

После первого нашего «Ах!» следует второе. Мы замечаем, что цветы составлены не беспорядочно, а заботливо и продуманно. С той привольностью, за которой угадывается разумный и тонкий расчет. Края потолка выписаны самыми темными и тяжелыми кистями поздней иранской сирени с одиннадцатью (непременно одиннадцатью!) лепестками. Она сменяется роскошью сирени обыкновенной, пленяющей богатством красок. Это наша, милая сердцу сирень, у которой так интересно отыскивать цветок с пятью лепестками, чтобы потом непременно съесть его, загадав желание! Ближе к центру ее сменяет голубая венгерская сирень с удлиненными кистями. Потом сизо-розовая, словно раструб морской раковины. И наконец, у самой люстры, бал цветов венчают гроздья белой сирени, с зеленоватыми кулачками бутонов.

Гремите, фанфары! Рассыпайтесь трелью, флейты! Славьте весну! Приветствуйте сирень на потолке!

 — Карл Иванович! Вы, вы… гений! — бормочет мама, готовая расплакаться.

 — Спасибо, Карл Иванович, дай Бог здоровья. Золотые руки, золотые! — восторженно повторяет мой отнюдь не сентиментальный папа.

Хмельной от похвал Карлуша тычет себя пальцем в грудь и повторяет:

 — Сказал — сделаю, и сделал! Эстенвольде слово держит! А вы… Когда придешь, завтра, послезавтра… Не будьте крохоборами, друзья мои! Ну, как, каранкушик, нравится? — склоняется он ко мне.

Я не могу сказать ни слова. Я не могу обнять его. Руки мои обхватывают только часть его заляпанного халата, и я утыкаюсь лицом где-то в область Карлушиных колен.

 — Ангел мой! — поднимает он меня на руки, и жиденькая слеза дрожит в его глазах. — На здоровье, на счастье! Будешь помнить Карлушу?! Не забудешь?

…Помню, Карл Иванович! Все помню. Вот и написала… Спасибо Вам…

Теги: воспоминания, проза, таланты, мастерство
Статья опубликована в выпуске 7.08.2015
Обновлено 20.07.2022
Что еще почитать по теме?
  • Больше публикаций
  • Свернуть

Комментарии (21):

Чтобы оставить комментарий зарегистрируйтесь или войдите на сайт

Войти через социальные сети: