…В давние времена в степи, что раскинулась за Священным морем (так называли в древности озеро Байкал), жил молодой кузнец по имени Дархан. Была у него невеста, лучшая девушка селения, красавица Туяна.
Как-то весной пошла она с подругами на дальние сопки полюбоваться цветением багульника. В тот год он цвёл как никогда: крупные розовато-сиреневые цветки душистыми шапками укрыли кусты. Терпкий, смоляной аромат завлекал, и не заметила Туяна, как отстала от подруг. Ласковый весенний ветерок пытался о чём-то предупредить девушку, но было уже поздно: за её спиной появился зловещий всадник на чёрном коне.
«Злой дух зыбучих песков*, забирающий в жёны лучших девушек степей», — оглянувшись, подумала Туяна, и в тот же миг услышала:
— Ты права, красавица! Я дух зыбучих песков. Такой прелестной девушки, как ты, я ещё не встречал. Будешь моей любимой женой, — проговорил всадник, спешившись и беря Туяну за руку.
— Не смей дотрагиваться до меня! — крикнула та, выдёргивая руку.
Гнев исказил лицо духа от такого дерзкого ответа.
— Ровно через год я вернусь за тобой. И если по своей воле не пойдёшь, силой уведу — будешь моей рабыней, — прокричал он, вскакивая на коня.
В слезах вернулась Туяна к родителям. Страшная весть быстрее молнии облетела селение. Дархан, прибежав в дом невесты, сказал:
— Завтра сыграем свадьбу, и никакой дух не посмеет тебя забрать.
Прошёл год. Как-то тёплым весенним днём Туяна вышла из юрты с новорождённым сыном. Солнышко пригревало, травы степные колыхались, радуясь пробуждению природы. Но молодая мать была встревожена — помнила она слова духа зыбучих песков.
Благоуханный аромат цветущего тимьяна, идущий из степи, успокоил женщину, и она открыла личико младенца, подставив его под лучи благодатного солнца.
Но неожиданно потемнело, налетел зловещий порывистый ветер, а вместе с ним чёрный всадник. Туяна прижала дитя к сердцу и пронзительно закричала.
На зов из юрты выскочил Дархан, на ходу натягивая тетиву лука. Метким стрелком был кузнец — стрела угодила в сердце страшному пришельцу. Да тот только посмеялся, вынул стрелу и швырнул её обратно, прямо в сердце Дархана.
— Как ты посмела меня ослушаться, женщина? — загремел на всю степь голос разъярённого духа.
Он выхватил из рук матери сына и швырнул в сторону моря. Потом сорвал с головы женщины шапку, ухватил её за косы, раскрутил над головой и бросил вслед за ребёнком на песчаный берег.
— Быть тебе вечно деревом, непокорная женщина, — крикнул дух вдогонку и скрылся в степи.
В тот же миг на песчаном берегу Священного моря выросла молодая, стройная лиственница. А невдалеке, у самой кромки воды, замерзал на холодном песке младенец.
Сердце лиственницы разрывалось от боли. Она пыталась дотянуться ветками до ребёнка, но накатившаяся волна потащила дитя за собой.
— Море могучее, море Священное, сжалься! Не забирай ребёнка! — взмолилась мать и рванулась изо всех сил навстречу сыну.
И столько в её порыве было великой материнской любви, что корни вышли из песка и дерево сделало шаг к воде. Перегнулась лиственница, протянула ветви и схватила ребёнка. Прижала к себе, прикрыла нежными иголками-листьями, заколыхала, приговаривая:
— Успокойся, сыночек, не плачь…
Вдруг видит, летит орлица, кровавую пищу несёт своим птенцам.
— Орлица-сестрица! Не спеши, выслушай меня, спаси моего сыночка, — закричала Туяна.
Мать-орлица присела рядом с деревом, спросила:
— Что с тобой случилось, милая?
Рассказала лиственница о своей беде и взмолилась:
— Забери дитя, выкорми его.
Подумала птица и говорит:
— Выкормить могу ребёнка, да ведь станет он после этого орлом.
— Пускай станет вольной птицей, чем погибнет, не увидев света белого, — ответила мать, протягивая сына орлице.
Взяла та ребёнка и взмыла ввысь. А лиственница ещё ниже склонилась до земли, ветви в воду опустила и притихла.
Так прошла весна, лето. Как-то на закате дня к лиственнице подлетел молодой орёл, присел, несмело прикоснулся крылом к стволу, словно желая обнять его. Затрепетало сердце Туяны: «Мой сыночек, моя кровинка», — мелькнула мысль.
Послышался нежный клёкот:
— Матушка родная моя, я твой сын. Всё рассказала мне приёмная мать.
Слёзы побежали по стволу, обняла мать-лиственница мягкими ветвями дитя родное, смотрит на него — налюбоваться не может.
Каждый день прилетал молодой орёл к лиственнице. А однажды явился и печально проговорил:
— Завтра мы улетаем в тёплые края, долго я тебя не увижу.
— Лети, сынок! Да пускай тебе природа сил даст — не все орлята возвращаются домой, труден будет твой путь.
— Я вернусь! — ответил сын и, поднявшись в синее небо, прощально помахал крылом.
Зима казалась лиственнице бесконечной. Ледяной ветер трепал её нежные иголочки, ветви, что касались воды, вмёрзли в лёд, не давая вольно вздохнуть.
Но всему приходит конец, закончилась и зима. Первые перелётные птицы начали возвращаться в родные места. Вот и орлы показались. Туяна вглядывалась в небо, пытаясь разглядеть среди приближающийся птиц сына. Лишь поздно вечером услышала лиственница над вершиной знакомый клёкот.
— Вернулся! — прошептала она и без сил упала на песок — корни подмыла талая вода, и они уже не могли удержать наклонившееся над морем дерево.
Сын подхватил её сильными крыльями, приподнял над землёй и произнёс:
— Потерпи немного. Я тебя спасу. Старый орёл рассказал про Вождя орлов, что живёт на острове** посреди Священного моря. Он многое знает и поможет мне справиться с духом зыбучих песков. А как его не станет, спадёт и заклятие.
С этими словами, орёл полетел догонять свою птичью семью. Наутро он отправился на остров. Найдя Вождя орлов, преклонил пред ним колено и сложа крылья произнёс:
— Великий Владыка орлов, помоги мне спасти мать-лиственницу. На неё наложил заклятие подлый дух зыбучих песков.
— Наслышан я про эту историю, — отозвался Вождь. — Ты достойный сын, да молод ещё. Сможешь ли сразиться с коварным духом, хватит ли сил тебе?
— Если сейчас не спасу мать — погибнет она, другого пути нет, — ответил орёл.
— Тогда немедленно отправляйся в пустыню, где живёт злой дух. Возьми лук, — сказал Вождь, подавая обычный лук и три стрелы. — Стрелы эти обладают неведомой силой, уничтожающей зло. Но если и с третьего раза не попадёшь в сердце духа, то и сам пропадёшь, и мать не спасёшь.
— Во мне течёт человеческая кровь, она подскажет, как стрелять, — уверенно сказал молодой орёл, беря в когти лук со стрелами.
На исходе следующего дня, подлетев к пустыне, он закричал:
— Дух зыбучих песков, покажись!
С горного хребта сорвался ураганный ветер, поднял тучи песка и кинул в глаза орлу. Да только тот успел прикрыть их и вновь крикнул:
— Выходи, трусливый заяц!
После таких слов из бездонных песчаных глубин показался дух. Он был разъярён: глаза сверкали, лицо пылало.
— Что тебе надо, юнец? — заорал он.
— Твоя смерть! — ответил орёл и натянул тетиву.
Первая стрела улетела в пустыню, даже не задев одежд. Дух разразился зловещим хохотом. Вторая стрела зацепила руку, ещё больше разозлив хозяина зыбучих песков.
— Ха-ха-а-а-а — твой конец близок! — разнёсся над пустыней громовой голос.
— Не спеши радоваться, злое отродье, — крикнул орёл, в третий раз натягивая тетиву.
Кровь бурлила в его жилах, подсказывая, что надо делать. И вот стрела понеслась прямо на духа. Тот стоял и, не веря глазам, предчувствуя свой конец, заворожённо смотрел на полёт стрелы. Ещё миг, и сердце духа остановилось, а его тело обмякло и превратилось в горстку чёрного песка.
Орёл издал победный клич, взмыл ввысь и вскоре опустился на знакомом берегу. Лиственницы не было. Вместо неё на песке сидела женщина. Увидев подлетевшего орла, она вскочила и со словами «Моё дитя!» заключила в объятия молодого орла.
Прошло пять лет. Из очередного полёта в тёплые страны сын вернулся не один. Он подвёл к Туяне молодую орлицу и сказал:
— Матушка, это моя невеста, благослови нас.
Гнездо молодая орлиная пара свила невдалеке от юрты, в которой жила Туяна. Та была счастлива, что же ещё надо матери: сын жив-здоров, скоро внуки появятся — жизнь продолжается.
* В Забайкалье находится таинственная пустыня Аман-Хан, в которой есть зыбучие пески.
** Самый крупный остров Байкала — Ольхон, на нём, по поверьям бурятов, живёт Царь-Орёл, Вождь всех байкальских орлов.
Сейчас Гегель считается одним из величайших умов человечества. А что его не понимают - так гениев всегда не понимают. А выходит, при...