Суицид. Как отличить угрозу от намерения?

Злость поставила на первое место потому, что это — нормальная реакция психики на кастрацию наших спонтанных реакций чужой волей. Даже если у вас — в ответ на объявление намерений уйти из жизни — возникнет желание с облегчением воскликнуть: «Скатертью дорога!», вы вряд ли решитесь это озвучить. Так как глубину психотического эпизода собравшегося в это «путешествие в один конец» трудно так сразу определить. И если именно ваша реакция окажется «последней каплей» и назавтра вы узнаете, что он шагнул с 10 этажа — каково вам будет?!

Другой — вполне естественной — спонтанной реакцией в ответ на эту угрозу может стать гнев. Гнев на придурка, слабака, эгоиста, которому — прежде всего — наплевать на своих близких. На тех, для кого этот поступок станет пожизненной карой. Пожизненной петлей вины, вечной чередой вопросов без возможности получить на них ответы. Но опять-таки тот же самый страх «подтолкнуть» своей искренней реакцией к «последней черте» заставит вас этот гнев держать при себе.

Конечно, и сочувствие к глубине отчаяния, в котором для человека становится привлекательным именно такой выход, тоже есть. Но это сочувствие приправлено злостью и гневом, ощущением, что вы этой угрозой «припечатаны» и — хотите или нет — можете сейчас в контакте предъявлять исключительно свое сочувствие.

Как к этому лично я отношусь? Для меня, когда кто-то говорит, что все, жизнь достала, хочу суициднуть — звучит всегда угрожающе. Кто его на самом деле знает? Хочется опираться на свою веру в то, что те, кто действительно решил свести счеты с жизнью, делают это молча. Тайно. Сосредоточенно. И — практически всегда — успешно. А вот разговоры на эту тему — предъявление окружающим такого своего «очень сильного желания», в 99 случаях из 100 имеют совсем другую цель. Но вот этот 1 из 100 шанс, что тот, кто мне об этом сообщает, приведет свой приговор в исполнение, держит меня во вполне ощутимом напряжении. В страхе. Что я — в нашем диалоге — могу «качнуть» его еще на пару сантиметров ближе к «краю крыши». Я становлюсь очень бдительная. Внимательная. При этом чувствую себя скованной этой своей бдительностью и страхом «качнуть». Злиться, естественно, начинаю. Так как угрозы суицида — очень и очень агрессивное поведение.

В подобного рода контактах поддерживает знание о том, что мысли и разговоры о суициде и суицидальные намерения — все-таки разные вещи.

Мне кажется, что «суицидальные примерки» есть в опыте практически каждого. Как укоренения в ощущении, что даже из самой-самой безвыходной, тупиковой, ужасающей ситуации все-таки есть выход. И этот выход — в нашей власти. Похоже на такую… крайнюю меру осуществления свободы именно своего выбора.

И тут «триггером» — запускающим механизмом — подобного рода размышлений может быть доступность и острота переживания сильных чувств. Например, отчаяния. Тупика. Ощущения безысходности. Ловушки.

Если свойственно человеку легко отчаиваться — легко верить в то, что он живет в аду, или в ад с «полпинка» попадает, то, вполне вероятно, будет он суицидальные мысли часто смаковать…

Это же еще — бонусом к опции крайнего в своей свободе выбора — и идею уничтожения всех и вся имеет. Эти «все и вся» — злые, злые, отказываются меня принимать/любить/поддерживать/восхищаться/любоваться мной — вот я им всем покажу! Они, они будут виноваты в том, что я на себя руки наложил! Они, они меня довели до последней черты!

Вот такая привлекательная идея «гадов наказать» точно в подоплеке этих фантазий есть. А гады — ну там родители или жены-мужья-дети — ведь и правда будут мучаться. Себя винить. Страдать интенсивно и подлинно. Но уж поздно — почки-то отвалились… Жаль, конечно, что нет гарантий, что увидишь их страшные мучения с какого-нибудь облака. Ведь что там — за этой последней чертой — ни фига не известно. Может, и правда — горняя жизнь. А может — пустота, черная дырка в «ничто».

Кто у нас легко отчаивается? Люди с дефицитом базовой безопасности. С дефицитом базового доверия к жизни. Зависимые, опять-таки. В зависимости ведь очень много агрессии подспудно копится. Вот и взорвать этот страшный, чужой, холодный, подавляющий тебя мир к такой-то бабушке…

А то, что и себя этим уничтожишь — так ведь и так всю жизнь себя уничтожаешь. Если Фрейда вспомнить с его теорией о базовом конфликте двух инстинктивных стремлений — к танатасу (смерти) и к эросу — любви, а значит — к жизни. Суицид — крайнее проявление стремления к смерти. Но практически все мы ежедневно реализуем свои «медленные суициды», разрушая свое здоровье всякими там пристрастиями к алкоголю, никотину, ночной жизни и прочая…

Причем вот что интересно — все эти «пагубности» вполне реальные удовольствия нам приносят. Алкоголь — растормаживает и возбуждает, никотин — успокаивает и дает, хоть ненадолго, снижение тревоги. То, что это нас отравляет, замусоривает, ограничивает наши возможности — остается, как правило, «за кадром». Вкусно ведь! Хотя — если вспомнить свои первые затяжки и глотки и здоровую на них реакцию организма — фу, какая гадость! Но нам же надо научиться влиять на свое сознание. Изменять его — анестезировать свои сильные переживания, например. Свои страхи-тревоги-сомнения.

Ну вот, хороший вывод. Про то, что все мы — хоть отчасти — суицидники… Терминаторы. Вольному — воля…