Подобная символика прекрасно прослеживается уже в античных мифах и баснях.
Возьмём хотя бы миф о музыкальном поединке между богом Аполлоном и сатиром Марсием.
Судить поединок вызвался фригийский царь Мидас, и ему флейта Марсия понравилась куда больше кифары Аполлона. Но бог есть бог. Он тут же объявил результаты неправильными и, чтобы другим впредь неповадно было, ободрал с сатира кожу, а царя наградил ослиными ушами (мол, с твоим музыкальным слухом только ослиный крик оценивать).
Бедному Мидасу пришлось до конца жизни прятать «награду» Аполлона под высокой шапкой, получившей прозвище «фригийский колпак». Но и это не помогло. Царского брадобрея настолько подмывало рассказать об этой тайне, что он выкопал ямку, в которую прошептал: «У Мидаса ослиные уши». Потом на этом месте вырос тростник, из тростника сделали дудочку, ну, а уж дудочка разнесла слух по всему миру…
Как тут не вспомнить крылатое латинское выражение «asinus ad lyram» («осел у лиры») — о бездарном человеке не на своём месте. Или басню Крылова, где осёл судит пение соловья:
…Изрядно, — говорит, — сказать несложно,
Тебя без скуки слушать можно;
А жаль, что незнаком
Ты с нашим петухом;
Еще б ты боле навострился,
Когда бы у него немножко поучился…
Отзвуки мифа о Мидасе можно встретить и в литературных сказках. Например, в «Маленьком Муке» ослиными ушами награждается жадный падишах. А в «Пиноккио» Карла Коллоди в ослов превращаются мальчишки, отупевшие от непрерывного безделья.
К. Коллоди «Пиноккио»:
— Ах я несчастный! Ах я несчастный! — воскликнул Пиноккио в отчаянии, схватил свои оба уха руками и стал их яростно рвать и терзать, как будто это были чужие уши.
— Мой милый, — попытался утешить его Сурок, — что поделаешь! …Ибо написано в книгах мудрости, что все ленивые мальчишки, которые отвернулись от книг и учителей и проводят свои дни только в играх и развлечениях, раньше или позже должны стать ослами, все без исключения.
Не отстаёт от Коллоди и детский писатель Николай Носов. В его сказке «Незнайка в Солнечном городе» беспардонные хулиганы-ветрогоны, устроившие беспредел в светлом коммунистическом обществе — это приобретшие человеческий облик два осла и один лошак.
Н. Носов «Незнайка в Солнечном городе»:
«Им всем троим по-прежнему казалось странным, что они ходят не на четырёх ногах, а на двух. Их все время одолевало желание опуститься на четвереньки и закричать по-ослиному, но какая-то внутренняя сила удерживала их от этого. В результате неудовлетворенного желания их начинала грызть тоска, белый свет становился не мил, и все время словно сосало под ложечкой, а от этого хотелось выкинуть какую-нибудь скверную шутку, чтобы и у других на душе сделалось так же нехорошо, как у них».
Как видите, ослы стали символом не только глупости, но и низменных желаний. Недаром на ослах разъезжали такие известные гуляки и развратники, как бог Дионис и сатир Силен. Согласно одной из легенд, сын Диониса — Приап — решил помериться с ослом своим завидным пенисом. Когда результаты оказались не в его пользу, Приап в ярости убил своего «конкурента».
В платоновском диалоге «Федон», рассуждая о переселении душ, Сократ предполагает, что те,
«кто предавался чревоугодию, беспутству и пьянству, вместо того чтобы всячески их остерегаться, перейдет, вероятно, в породу ослов или иных подобных животных».
Похожее перевоплощение произошло с героем произведения древнеримского сатирика Апулея «Метаморфозы, или Золотой осёл» (106 г. н.э.). Там легкомысленный юноша, озабоченный женщинами и магией, по ошибке вместо птицы превращается в осла. После чего знакомится со всеми «прелестями» ослиной жизни. Он тяжко работает, его постоянно бьют — при этом не только люди, но и жеребцы (когда он пытается охмурить их кобылок). Одна женщина пытается его кастрировать, а другая — знатная римская матрона — напротив, проводит с ним… страстную ночь.
Да-да, нравы, изображённые в «Метаморфозах», способны шокировать даже современного читателя. Что уж говорить о «незамутнённом» посетителе советских библиотек!
Апулей «Метаморфозы», книга 10:
«…на меня напал немалый страх при мысли, каким образом с такими огромными и грубыми ножищами я могу взобраться на нежную матрону, как заключу своими копытами в объятия столь белоснежное и хрупкое тело, сотворенное как бы из молока и меда, как маленькие губки, розовеющие душистой росой, буду целовать я огромным ртом и безобразными, как камни, зубами и, наконец, каким манером женщина, как бы ни сжигало до мозга костей ее любострастие, может принять детородный орган таких размеров».
В баснях осёл тоже сплошь и рядом выглядит крайне неприглядно. То он «смело» пинает уже мёртвого льва («Пускай ослиные копыта знает!»). То сам наряжается в львиную шкуру, чтобы напугать лиса, но выдаёт себя ослиным криком. То пытается, подобно собаке, положить на хозяина передние ноги, но вместо ласки получает удар палкой. То везёт на спине святыню и думает, что толпа вокруг приветствует именно его.
Басням вторят и многие анекдоты:
«Надпись на могиле: „Здесь похоронен полковой осёл Марсик. За свою жизнь он лягнул 3 полковников, 7 майоров, 11 капитанов, 26 лейтенантов, 98 сержантов, 672 рядовых и одну мину“».
«Каждая дама мечтает иметь четырёх животных: ягуара в гараже, норку в шкафу, льва в постели и осла, который за всё это платит».
«- Мы, лошади, самая благородная раса среди друзей человека. Мы облегчаем людям труд, украшаем их жизнь, незаменимы в бою, желанны в часы досуга!
— Все это так, — отвечает осёл, — но вас вытеснят машины, а ослы никогда не переведутся».
В Средние века ослиными чертами, как правило, награждали самых разных дьявольских существ вроде ведьм или демонов.
Однако со временем сатирики и карикатуристы всё чаще используют образ осла для изображения пороков уже самого католического духовенства.
Например, в «Романе о Лисе» (XII−XIII вв.), где представители разных слоёв общества выступают под масками животных, глупый осёл Бодуэн играет роль придворного проповедника. Не щадили даже Римского папу, особенно в разгар Реформации. На одной из карикатур XVI века можно увидеть осла в папской тиаре, который играет на волынке (так художник хотел показать, что под дудку папы пляшут европейские правители).
М. Бахтин «Творчество Франсуа Рабле»:
«Приведу еще один интересный пример средневековой гротескной анатомии. С XIII века почти во всех странах Европы было очень распространено стихотворение „Завещание осла“. В нем осел, умирая, завещает различные части своего тела различным социальным и профессиональным группам средних веков, начиная с папы и кардиналов. Таким образом, здесь дается расчленение тела, сопровождающееся соответствующим расчленением социальной иерархии: голова осла — папам, уши — кардиналам, голос — певчим, кал — крестьянам (для удобрения),и т. д. ».
Нередко в виде ослов изображали глупых учеников или учителей. Такого осла, присутствующего на школьных занятиях, мы видим на рисунке Питера Брейгеля Старшего 1556 года. Считается, что таким образом голландский художник насмехался над массовым стремлением своих земляков получить образование. Он как бы иллюстрировал расхожую пословицу: «Осёл никогда не станет лошадью, даже если он пойдет в школу».
А вот испанский художник Франсиско Гойя изобразил в ослином облике не только ученика, но и учителя. Он назвал свою гравюру «А не умнее ли ученик?» и снабдил едким описанием:
«Неизвестно, умнее он или глупее, но нет сомнения, что более важной, глубокомысленной особы, чем этот учитель, невозможно сыскать».
Это далеко не единственные ослы, которые присутствуют на серии сатирических гравюр Гойи, известных под названием «Капричос» (1799). Здесь и слушатель, восхищающийся игрой обезьяны на гитаре («Брависсимо!»), и самодовольный врач-шарлатан («От какой болезни он умрет?»), и напыщенный позёр, которому пишут заказной портрет, скрывая ослиные черты под благородным париком («Точь-в-точь»), и осёл, гордящийся своим древним генеалогическим древом («Вплоть до третьего поколения»). Но самую жестокую гравюру — «Ты, которому невмоготу» — Гойя посвятил социальной несправедливости, изобразив ослов, которые… оседлали людей.
Ослиные карикатуры были популярны и в дореволюционной России. Если на одной почтовой открытке мы видим довольно безобидное подтрунивание над франтом («Осёл, ослами окружённый…»), то обложка журнала «Жупел» — это завуалированное ёрничество над самим самодержцем. На ней художник Иван Билибин нарисовал роскошную раму, применявшуюся лишь для портретов царя, и поместил в нее изображение осла, как бы намекая… Говорят, что за такую шутку редактор журнала загремел прямо в тюрьму.
Интересно, что осёл, как символ Демократической партии США, закрепился тоже благодаря карикатуре. Её истоки лежат ещё в президентских выборах 1828 года, когда демократов представлял Эндрю Джексон. Противники Джексона называли его глупым и упрямым, а фамилию переиначили как «Jackass» («Джек-осёл»). Вместо того, чтобы обижаться, демократический кандидат заявил, что не видит в этом животном ничего плохого, настаивая на его простоте, скромности и близости к простому люду.
Возможно, этот инцидент так и остался бы в истории, если бы в 1874 году о символике образа осла не вспомнил знаменитый политический карикатурист Томас Наст (тот самый, что «раскрутил» образ Санта-Клауса). На рисунке, напечатанном в газете «Harper's Weekly», он изобразил растерянного слона-республиканца, которого пугает наглый осёл-демократ, нацепивший львиную шкуру. Разумеется, даже карикатурный слон выглядит куда солиднее осла (оно и понятно — художник симпатизировал республиканцам).
Однако после серии похожих карикатур эти животные аллегории настолько закрепились в массовом сознании американцев, что партиям пришлось в итоге принять их в качестве своей символики. Причём демократы снова придумали хитрую «отмазку»: мол, они, подобно Валаамовой ослице, предупреждают народ об опасностях.
О Валаамовой ослице и других ослиных «мемах» мы и поговорим в следующей статье…
Сейчас Гегель считается одним из величайших умов человечества. А что его не понимают - так гениев всегда не понимают. А выходит, при...