Ещё стоит упомянуть 365PB Guida Centrale. Он напоминает какой-то уж очень широкий Dino (сами сотрудники Ferrari говорят: «Какой-то беременный Dino у нас вышел»), настолько широкий, что в салоне стоят три кресла в один ряд. При этом место водителя находится аккурат посередке. Так уж захотел Джанни Аньелли, магнат и владелец всего концерна FIAT. Он часто ездил в Англию, для того ему и понадобилась машина с обзорностью с водительского места, одинаковой и на Островах, и в континентальной Европе. А вот одной состоятельной даме машина пришлась не по вкусу (их было сделано две) — она говорила: «Я если и езжу с кем-нибудь, то только с мужем, любовника у меня нет, и пустое кресло будет меня раздражать».
Сын этой дамы тоже не захотел ездить на диковинной машине: «Как я буду катать на ней девушек — одной рукой обниму девушку справа, другую положу на колено девушке слева, а чем, скажите на милость, я буду рулить?» В общем, машина не задерживалась слишком долго ни у одного из владельцев.
Энцо непробиваем. Теплые нотки он позволяет лишь в беседе со своим давним компаньоном Энцо Монари — тот когда-то был его главным доверенным лицом, а теперь вот держит мастерскую, где делают детские автомобильчики в стиле Ferrari, которые стоят как «взрослый» FIAT. Никому, кроме старого друга Монари, Коммендаторе не позволил бы называть их Ferrarina — «малыш-Ferrari». Было время, два Энцо выруливали на испытательную трассу Фиорано, а верхом на трансмиссионном тоннеле сидел худенький Дино… И больно, когда эта картина встает перед глазами, и никуда от этого не деться. Монари умер, и у Коммендаторе не осталось ни одного близкого друга. Монари использовал драгоценный бренд, и Феррари позволял ему это абсолютно бескорыстно. Все остальные платили и платят сполна. И то сказать, глава Girard Perregaux Луиджи Макалузо, архитектор и знатный автогонщик — не сирота неаполитанская, деньги на черную лошадку на алом циферблате найдутся.
В то время как левые студенты переворачивают Париж вверх дном, а в местечке Вудсток штата Нью-Йорк грандиозная толпа «детей цветов» растворяется в музыке и любви, миру является Автомобиль. У него была и марка, которую носят автомобили подобного завораживающе-алого цвета, и индекс — 365CTB/4, было дано ему и имя — Daytona — в честь славных побед его сородичей, от которых ему досталось его горячее, сильное сердце. Но слова не могут отразить тот каскад эмоций, который обрушивает это алое чудо на всех, кто не считает, что достоинства автомобиля определяются способностью перевозить картошку с шести соток.
И, пожалуй, он стал последним таким Ferrari. Вместе с ним выпускался упрощенный 365GTC/4, в котором удалось выгородить два тесных задних сиденья. Хорошая машина — и не более того. А уж чемоданистый 365GT4 и подавно не представляется автомобилем мечты. Несмотря на то, что Pininfarina делала его по остаточному принципу, поскольку вела в то время несколько денежных проектов, в частности, для Peugeot (чувствуете — Ferrari для Pininfarina не на первом месте!), он дотянул через две модернизации до 1989 года, став своего рода реликтом.
В условиях топливного голода и активизации «зелёных» мощные Daytona и BB365GT с «плоским» оппозитным 12-цилиндровым мотором позади кабины были подобны грудным детям на руках во время глобальных потрясений: бросишь — погибнут, а не бросишь — погибнешь вместе с ними… или спасешься, но ценой постоянной концентрации воли, поскольку заботишься и о себе, и о них. В первую очередь о них, ведь они совершенно беспомощны, и придется терпеть лишения, борясь за их выживание.
Ferrari пришлось выпускать «бюджетные» модели. Первым был Dino 308GT4 с поперечной «восьмеркой» и салоном 2×2 — единственный Ferrari работы Bertone, точнее, Марчелло Гандини. Далее — Mondial схожей компоновки, 308GTB и CTS, 328GTB и GTS (GTS отличались съемной панелью крыши, о полноценных спайдерах не приходилось думать), 308i, мотор которой «усох» до 220 сил — чёрт-те-что, а не Ferrari.
В 80-е мощность моторов поднималась, как ртуть в градуснике. Поклонники алых машин готовы были аплодировать, когда в 1990-м 348GTB предъявил 300 л.с. Время было не эмоциональное. На вещи смотрели трезво и холодно. Нажившие капитал и привыкшие считать денежку сурово определили Ferrari как вещь, по большому счету, никчёмную. Те же, кто на каждом углу объявлял себя поклонником Ferrari, произносил это имя с непременным придыханием и клялся, что у него непременно будет Ferrari, дорвавшись до своей мечты (обычно в виде «восьмидесятника» рыночной стоимостью $ 25−40 тысяч), быстро начинают проклинать дороги, крышки люков, стыки, трамвайные переезды, «лежачих полицейских», кирпичи и наледь во дворах и переулках, а особенно собственную глупость, помешавшую найти тугой пачке наличности более полезное (и приятное) применение.
Сейчас Гегель считается одним из величайших умов человечества. А что его не понимают - так гениев всегда не понимают. А выходит, при...