Истории о том, как не сложилось: как в СССР не построили новый быт? Часть 2

Перейти к первой части статьи

И элементы обобществленного быта дожили аж до нашего времени. Фабрики-кухни, общественные столовые, прачечные и отчасти бани, да и все те же общежития пришли из тех утопических проектов.

А вот уже не студенческая, а «взрослая», семейная коммуна в Ленинграде — «Дом инженеров и писателей» архитектора Андрея Оля.

Дом известен в народе как «Слеза социализма». Прозвище не столько уничижительное, сколько отражающее тогдашние реалии: частые протечки. Это, кстати, довольно характерно для авангарда. Теоретические концепции пока еще опережают развитие технологий. Архитекторам хочется строить по-новому, и строить приходится из того, что имеется на данный момент.

Говорили, что Сергей Миронович Киров, проезжая мимо этого дома, как-то пошутил, что «Слезу социализма» нужно сохранить под стеклянным колпаком. Чтобы не развалилась. И чтобы будущие коммунисты видели, как не нужно строить.

«Дом инженеров и литераторов» имел максимально обобществленный быт: общие туалеты, ванные комнаты, столовая, кухонный блок, даже детская. Это в духе времени: идея, что детей лучше воспитают специально подготовленные педагоги, была весьма популярна. Хотя справедливости ради, возникла она не в СССР и не в ХХ веке… Впрочем, сейчас разговор об архитектуре.

Кровля, эксплуатируемая в соответствии с самыми современными на тот момент взглядами: здесь было устроено общественное пространство, прогулочная зона.

Питание тоже, естественно, «обобществленное», в столовой. Это особый момент. Развитие системы общественного питания стало предметом особой заботы новой власти. И потому, что так проще накормить страну. И чтобы новый человек не тратил время на бытовые заботы. Особенную роль здесь играли открывавшиеся по всей стране фабрики-кухни, заслуживающие отдельного разговора.

Были и не столь радикальные проекты. Вот «Дом коллектива» в Иваново (точнее, тогда еще Иваново-Вознесенске) известнейшего архитектора Ильи Голосова. Здесь быт обобществлен частично.

Во-первых, тут есть обычные квартиры с индивидуальными «удобствами». И квартиры меньших размеров, с общей кухней и санузлом на две квартиры. Но это в реализованном варианте. Первоначально проект предполагал коридорную планировку с комнатами на 1−2 человек. С «удобствами», естественно, на этаже.

И здесь мы видим, как стремительно менялись отношение общества и социальный запрос: эту схему Голосов проектирует в 1929 году, а в 1932 строительство завершается уже по скорректированному проекту, с квартирами.

А вот бытовые и общественные помещения в проекте остались. В попарно соединяющих дома галереях-перемычках — столовая, детский сад и клуб. Кстати, клуб рассматривался и как общественное место с залом заседаний, и одновременно как средство повышения культурного уровня строителей социализма.

Кстати, здесь, кроме этих «перемычек», планировались отдельные крытые переходы между корпусами на уровне вторых этажей — одна из любимых «фишек» конструктивистов.

Отдельный корпус занимает прачечная — зачем современному человеку тратить время на стирку?

Столовую и клуб также планировалось вынести отдельно (как и положено в конструктивизме, где каждой функции принято выделять отдельный объем), но в итоге пришлось уместить их в одной из «перемычек» между жилыми корпусами.

Между корпусами была построена и теперь существующая спортплощадка (первоначально планировавшаяся как стадион).

Эти дома примечательны не только своей «коммунальностью». Они — своеобразный антипод другого популярного тогда типа расселения. Чуть раньше, около 1924 года, в Первом рабочем поселке Иваново-Вознесенска строится «город-сад», планируемый как, пожалуй, крупнейший в стране (сам город тогда, будучи крупным промышленным и, главное, пролетарским, центром, пытается претендовать на статус «третьей столицы!»). Москвичи могут лично побывать в другом предполагавшемся «городе-саде» — поселке «Сокол».

В Иваново строилось более 400 двухэтажных каркасных домов на 2−8 квартир. Город, но как бы сельского типа, размещенный по горизонтали, «распластанный» по площади. Естественно, с индивидуализированным хозяйством.

Это, возможно, были первые варианты той самой «смычки города и деревни». В противовес чисто городскому, компактному, тяготеющему к вертикальности многоэтажному, чисто городскому конструктивизму.

Города-сады оказались неперспективными чуть раньше (дороговизна прокладки растянутых на большую площадь коммуникаций, высокая квартплата, не лучшие строительные технологии и материалы), так что на следующем этапе решения жилищного вопроса был объявлен конкурс. Который и выиграл конструктивистский проект Ильи Голосова. Коммуны тогда воспринимались как, пожалуй, самый передовой тип жилья.

Так что в 1930 году в местной газете выходит статья, озаглавленная «Надо строить дома-коммуны!», с посылом, что Иваново-Вознесенск по этой части отстает от других промышленных центров, где коммуны есть.

События происходят сжато: в 1929 году Голосов получает заказ; уже через год с высоких трибун озвучивается, что столь радикальная перестройка быта преждевременна; к 1932 году видоизмененный и «смягченный» проект реализуется совсем рядом с кварталами «города-сада». Но…

В 1930 (дискуссия о социалистическом расселении и постановление «О работе по перестройке быта») и 1934 (17 съезд ВКП (б)) годах курс на обобществление быта фактически официально признан перегибом. Государство возвращается к традиционной семейной политике.

Соответственно, остаются в прошлом и дома-коммуны. Но на этом их история не закончилась. Уже в 60-х состоялась попытка возродить эту традицию.

Общежития, конечно, существовали все это время. Но это мера вынужденная, временная. Для студентов или рабочих — на время, пока не построится нормальное жильё. Но общежитие и коммуна — вещи совершенно разные.

В середине 50-х Хрущев инициирует массовое жилищное строительство. Но и его отношение к новому жилью было не столь простым. Оказалось, что отдельные квартиры способствуют «обуржуазиванию» жителей. Это «выяснилось» уже при заселении первых экспериментальных районов в Черёмушках.

В общем, все тому же Никите Сергеевичу пришла идея: помимо отдельного жилья, возобновить строительство домов-коммун. В чисто воспитательных целях.

И параллельно с пятиэтажками строится экспериментальный дом с обобществленным бытом — как планировалось, первый в новой серии. Ставший известным как «дом Остермана», ныне — Дом аспиранта и стажёра МГУ. Собственно Натан Остерман — архитектор, автор проекта.

Конструктивно это все тот же каркасник на опорах, с эксплуатируемой кровлей, в традициях современной архитектуры. Но лучше построенный. Не потому, что работать стали добросовестнее, просто появились новые материалы и технологии, куда более подходящие для модернистских зданий.

Хотя, конечно, в тот момент — это далеко не новаторская архитектура. Но дело совсем в другом. По сути, этот проект — более комфортабельное и современное продолжение коммун 30-х. Дом был рассчитан, в основном, на молодые семьи.

Снова уточним: дом-коммуна — это не искусственное создание трудностей, а проект упрощения быта. И еще: никого принудительно в подобные коммуны не гнали и в 30-х. Как ни трудно в такое поверить тем, кто считает СССР сугубо тоталитарным государством. Тоталитарным-то он был, но — не во всем и не всегда.

Будущие жильцы «дома Остермана» участвовали в разработке, высказывая пожелания относительно устройства комплекса. В общем, как и положено в традициях домов-коммун. Позже такой подход назовут «архитектурой соучастия».

Одно-, двух- и трехкомнатные квартиры расположены в двух 16-этажных корпусах, соединённых «перемычкой» бытового блока. В котором, помимо кухни, столовой, буфета, спортивного и медицинского блоков, находились оранжерея, бассейн, актовый и музыкальный залы, технический клуб и детский центр, читальный зал и телерадиоцентр. На кровле — танцевальная и прогулочная зоны и солярий.

Квартиры проектировались и сразу оборудовались в соответствии с самыми современными тенденциями. Пространство стремились максимально оптимизировать.

Так, на каждом этаже располагались общественные столовые с кухнями, как в современных общежитиях. Это минимизировало нежилую площадь в квартирах, вместо кухни оборудованных минимальным кухонным блоком: нишей с электроплитой, мойкой и холодильником. Это предоставляло некоторую альтернативу в отличие, например, от «Слезы социализма», где пожелавшим большей индивидуализации жильцам приходилось готовить в жилых или ванных комнатах.

Квартиры с самого начала комплектовались всем необходимым, включая стандартную мебель, в основном, встроенную и откидную, то есть — самой современной и экономящей место. В качестве межкомнатных перегородок использовались шкафы-стенки.

Все — вполне в стиле, «предписанном» для современной архитектуры Ле Корбюзье. Даже люстры в квартирах проектировались перемещаемыми по потолку. Зачем? Вероятно, чтобы можно было сместить источник света туда, где он понадобится.

Напомню: коммуна — это не просто экономное совместное жилье. Это инструмент воспитания нового человека. Именно эту задачу и ставил Никита Сергеевич перед проектировщиками.

Как знать? Возможно, с его энергией что-то и удалось бы изменить? Но это был самый конец эпохи Хрущева. Время больших социальных экспериментов заканчивалось.

В итоге «дом Остермана» сдали лишь в 1971 году, уже как общежитие. Одну свою функцию он выполняет по сей день: обеспечивает студентов жильем.

А вот вторая функция, воспитательная, осталась в прошлом. Вместе с радикальными идеями коммунистического общежития и нового быта.

Многие не согласятся, но мне лично жаль…