• Мнения
  • |
  • Обсуждения
Ляман Багирова Грандмастер

Выловленный таинственной сетью. О чем писал поэт Владислав Ходасевич?

Часть 1

Владислав Ходасевич — поэт Серебряного века, чья муза словно прилетела из Золотого, настолько его стихи прозрачны и классичны по форме, глубоки и трагичны по смыслу.

Владислав Ходасевич Фото: добросовестное использование

Люблю людей, люблю природу,
Но не люблю ходить гулять,
И твердо знаю, что народу
Моих творений не понять.

Довольный малым, созерцаю
То, что дает нещедрый рок:
Вяз, прислонившийся к сараю,
Покрытый лесом бугорок…

Ни грубой славы, ни гонений
От современников не жду,
Но сам стригу кусты сирени
Вокруг террасы и в саду.

Горестное позднее признание Владислава Ходасевича. Так ли это? На этот вопрос может ответить только сам поэт.

Владислав Ходасевич
Владислав Ходасевич
Фото: добросовестное использование

В одном из последних стихотворений «Памятник», которое отсылает нас к Пушкину, Державину и даже к шотландской королеве Марии Стюарт (ее образ еще промелькнет в его поэзии), на гербе которой было выгравировано «En ma fin est mon commencement» — «В моем конце мое начало», Ходасевич писал:

Во мне конец, во мне начало.
Мной совершённое так мало!
Но всё ж я прочное звено:
Мне это счастие дано.

В России новой, но великой,
Поставят идол мой двуликий
На перекрестке двух дорог,
Где время, ветер и песок…

Двуликий идол… Памятника Ходасевичу до сих пор нет. Но то, что он сделал, является действительно настоящим памятником.

К Ходасевичу относились по-разному. Как, в сущности, и к любому человеку, к любому поэту. Пред ним преклонялись, считая самым значительным русским поэтом после Блока и Иннокентия Анненского. Наследником Пушкина и Тютчева считал его Набоков. И самым значительным поэтом ХХ столетия. В пору непродолжительной дружбы с Ходасевичем Максим Горький называл его последним поэтом-классиком. Бунин, при всей его желчности и сдержанности, говорил о Ходасевиче:

Один из немногих настоящих, не чета нынешним.

Ходасевич написал немного. При жизни вышло всего 4 тонких сборника его стихов. Первый — «Молодость» в 1902 году; в 1914 году — вторая тоненькая книжечка, «Счастливый домик». И в самом начале 20-х годов в Москве и Петрограде — две его последние книги: «Тяжелая лира» и «Путем зерна».

В эмиграции он написал очень мало стихотворений — только цикл «Европейская ночь». С середины 20-х годов до последних дней он замолчал как лирик, хотя активно выступал как литературный критик и публицист, эссеист, мемуарист, как одна из значимых личностей литературы русского зарубежья.

Владислав Фелицианович Ходасевич родился в мае 1886 года в Москве. С этим городом связана почти вся его российская жизнь. Его отец — польский дворянин, художник-фотограф Фелициан Ходасевич, мать — еврейка, Софья Яковлевна Брахман. И он всю жизнь остро переживал свое некоторое изгойство в России, то, что он называл чувством пасынка, хотя безмерно любил Россию.

Любил ее в самые страшные времена, в революцию и гражданскую войну, во времена потоков крови, когда стирались, кажется, все человеческие чувства. Он любил ее мучительно и сильно и тогда, когда одиноко скитался по Европе, когда страшно нищенствовал во Франции. Он без всякой ностальгии вспоминал такую-сякую немазаную-сухую Родину, но всегда необыкновенную и прекрасную нынче, как и во все времена.

«Один из драгоценнейших русских поэтов», — произнес Ходасевич над прахом Блока в 1921 году. Можно сказать, что тень блоковской поэзии накрыла и Ходасевича, настолько перекликаются их лирические голоса. Как Блок некогда восклицал: «Да, и такой, моя Россия,/Ты всех краев дороже мне», — так и у Ходасевича была необыкновенная верность Родине.

Его вынянчила и воспитала няня, тульская крестьянка Елена Кузина. Владислав, шестой по счету ребенок у родителей, был очень болезненным. Сразу после рождения у него стала расти опухоль на языке, из-за чего он не мог нормально есть. Кормилицы одна за другой отказывались от младенца, говоря: «Он все равно не жилец». И только Елене Кузиной выпала доля выходить будущего поэта, став для него не только кормилицей, но в первую очередь источником любви и ласки, все затопляющего милосердия, в которых больше всего нуждается человек.

Ради маленького Влади ей пришлось пожертвовать собственным ребенком: она сдала его в воспитательный дом, где он вскоре умер. Впоследствии Ходасевич с горечью писал:

Мое существование стоило жизни другому живому существу.

Елена Кузина… Арина Родионовна конца XIX века. Своеобразная перекличка времен. В конце XVIII века и начале XIX-го Арина Родионовна вынянчила маленького Сашу Пушкина. Спустя почти век история повторилась уже с другим поэтом.

Выловленный таинственной сетью. О чем писал поэт Владислав Ходасевич?
Фото: Разворот книги В. Ходасевича

И в пору расцвета своего поэтического дара Ходасевич написал стихи, обращенные к няне. Потрясающе пронзительные строки, своеобразное признание в любви и к няне, и через нее — к Родине:

Не матерью, но тульскою крестьянкой
Еленой Кузиной я выкормлен. Она
Свивальники мне грела над лежанкой,
Крестила на ночь от дурного сна.

Она не знала сказок и не пела,
Зато всегда хранила для меня
В заветном сундуке, обитом жестью белой,
То пряник вяземский, то мятного коня.

Она меня молитвам не учила,
Но отдала мне безраздельно всё:
И материнство горькое свое,
И просто всё, что дорого ей было.

Лишь раз, когда упал я из окна,
Но встал живой (как помню этот день я!),
Грошовую свечу за чудное спасенье
У Иверской поставила она.

И вот, Россия, «громкая держава»,
Ее сосцы губами теребя,
Я высосал мучительное право
Тебя любить и проклинать тебя.

В том честном подвиге, в том счастье песнопений,
Которому служу я каждый миг,
Учитель мой — твой чудотворный гений,
И поприще — волшебный твой язык.

И пред твоими слабыми сынами
Еще порой гордиться я могу,
Что сей язык, завещанный веками,
Любовней и ревнивей берегу…

Года бегут. Грядущего не надо,
Минувшее в душе пережжено,
Но тайная жива еще отрада,
Что есть и мне прибежище одно:

Там, где на сердце, съеденном червями,
Любовь ко мне нетленно затая,
Спит рядом с царскими, ходынскими гостями
Елена Кузина, кормилица моя.

Какой необыкновенный страшный сильный образ: — «на сердце, съеденном червями». И сразу же душа устремляется в бессмертную вечность: «Любовь ко мне нетленно затая». Как тут не вспомнить изречение апостола Павла:

Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут и знание упразднится.

Это верно. Любовь никогда не перестает, если она любовь…

Совсем юным он познакомился и близко сошелся со многими видными писателями-символистами — с Бальмонтом, Белым, Брюсовым, многими другими. Он пребывает в центре культурной жизни Москвы конца 1890-х, начала 1910-х годов.

В 1921 году переехал в Петроград, где, как он заметил — «настоящая литература». Блок, Сологуб, Ахматова, Гумилев.

И две его книги — «Путем зерна» и «Тяжелая лира» — знаменовали рождение нового большого поэта. Поэта огромного трагического философского дара, воспринимавшего мир в графических черно-белых чертах, в некоей загадочной светотени, которая рождает контрасты, равные контрастам века, контрастам души.

А душа — это сквозная тема в поэзии Ходасевича. И еще… Чувство ухода. Оно словно пронизывает все творчество поэта.

Определять его манеру трудно. Присутствие в стихах одухотворяющей прозы —

и каждый стих таща сквозь прозу,
вывихивая каждую строку
привил-таки классическую розу
советскому дичку.

И в другом стихотворении:

Полюбил я прозу в стихах и в жизни.

Не прозу как искусство повествования, а горькую печаль существования человечества вообще.

В конце 1900-х годов он женился на эксцентрической красавице Марии Рындиной. Затем второй брак — женитьба на Анне Ивановне Чулковой, родной сестре поэта и критика, близкого символистам, Георгия Чулкова.

Владислав Ходасевич и Нина Берберова в Сорренто на вилле Максима Горького
Владислав Ходасевич и Нина Берберова в Сорренто на вилле Максима Горького
Фото: добросовестное использование

И, наконец, в Петрограде начинается самая мучительная и самая прекрасная страница его жизни. Любовь к Нине Николаевне Берберовой, тогда совсем еще юной, начинающей поэтессе гумилевского круга. С ней он проживет почти до середины 30-х годов.

И даже когда они расстались (разрыв был тяжелым, болезненным), он пошел уже с новой своей женой Ольгой Марголиной смотреть фильм «Мария Стюарт», где главную роль исполняла очень известная тогда актриса Кэтрин Хепберн. Нина Берберова была очень похожа на нее.

И вот, вспоминая ее, Ходасевич написал, придя домой, коротенькое стихотворение, полушутливое, очень простое, но невероятно щемящее:

Нет, не шотландской королевой
Ты умирала для меня:
Иного, памятного дня,
Иного, близкого напева
Ты в сердце оживила след.
Он промелькнул, его уж нет.
Но за минутное господство
Над озаренною душой,
За умиление, за сходство —
Будь счастлива! Господь с тобой.


Примечание: при написании эссе использованы произведения В. Ходасевича и А. Блока; материалы из воспоминаний о Владиславе Ходасевиче, мемуаров Нины Берберовой «Курсив мой» и материалы из Интернета. Автор выражает благодарность за предоставленные материалы.

Продолжение следует…

Статья опубликована в выпуске 28.05.2021
Обновлено 22.08.2024

Комментарии (2):

Чтобы оставить комментарий зарегистрируйтесь или войдите на сайт

Войти через социальные сети: