Во-первых, ему, несомненно, понравилось собственное положение французского дипломата, то внимание, которое ему оказывали русские вельможи, и образ жизни, который он вел. Несмотря на все свое чванство и русофобию, шевалье рассчитывал продолжить карьеру в Петербурге. Казалось, обстоятельства этому благоприятствовали: его дядя, посланник, уехал на родину, и он надеялся занять его место.
И конечно (что называется, кто бы сомневался!), Корберону понравились русские женщины. Пылкий француз постоянно влюблялся в ту или иную из встреченных им на балах или приемах великосветских барышень, часто пытался ухаживать сразу за несколькими. Особенно сильное впечатление произвела на него юная фрейлина императрицы Наталья Нарышкина.
Впрочем, он со временем понял, что русские девушки гораздо более строги и серьезны, чем француженки, хотя и не имели ничего против того, чтобы пофлиртовать с галантным французом. В конце концов, шевалье удалось найти себе европейскую метрессу, некую Шарлотту, жену дипломата.
Шарлотта немножко ревнива, она думает, что я ухаживаю за всеми русскими красавицами, и в особенности опасается г-жи Спиридовой, молоденькой и хорошенькой женщины, — писал Корберон.
Открытие, сделанное мною в этот вечер, дает вам понятие о моей наблюдательности: женщины стоят положительно выше мужчин, — не без доли бахвальства пишет шевалье. — Они гораздо развитее, способнее к восприятию чувства, к деликатности, ко всем оттенкам и тонкостям отношений, соблазняющим сердце и приятным для ума. Многие из здешних женщин навели меня на это открытие.
И добавляет:
женщины… менее слепы, менее предубеждены в пользу своей родины, которую они вовсе не предпочитают чужим странам.
Быть может, речь шла не об отсутствии патриотизма, а о простой вежливости по отношению к чужеземцу и элементарном любопытстве, стремлении узнать больше о Европе и Франции?
В Российской империи всегда любили Францию и французскую культуру, которая в XVIII веке была не только великой европейской державой, но и культурным центром Европы, а французский язык был языком международного общения. Но была ли эта любовь взаимной?
Похоже, что нет. Стала общим местом русофобия, которую проявляют по отношению к нам англичане и англосаксы, однако существовала (да и, вне всяких сомнений, продолжает существовать и сейчас) такая вещь, как «галликанская русофобия». Россия и Франция были союзниками в семилетней войне, однако соперничество между великими европейскими державами (а Россия в то время уже вошла в круг великих держав) никто не отменял, и в скором будущем, уже через два десятилетия после отъезда Корберона, дипломатические интриги сменились открытым военным противостоянием.
Шевалье, как мы уже упоминали, был типичным французом, и можно предполагать, что его отношение к России и русским не было каким-то слишком особенным, а отражало умонастроения и образ мыслей большинства его соотечественников. Суть его взглядов, в принципе, проста, и в подоплеке ее лежат ксенофобия, шовинизм и расовая теория — хотя, разумеется, культурный француз не формулировал это в таких терминах и скорее всего их просто не знал.
Для него разница между русскими людьми и его соотечественниками — это всего лишь различие между цивилизацией и варварством, образованностью и невежеством, воспитанностью и отсутствием воспитания, и, наконец, правильным (ну, или более правильным) способом правления и отсутствием оного.
Что же конкретно не понравилось автору «Интимного дневника» в России? Если формулировать ответ в двух словах, он будет звучать следующим образом: практически все!
Выходит, средневековье - это не только рыцари в доспехах, пышные пиры в замках и красочные турниры, но и страшные болезни. Нам почему-то...