И терпеливый бывает ироничен

В Волгограде снега не было, но дул очень сильный ветер. Вышедшие было из тёплых вагонов пассажиры быстро поняли ошибочность своих действий и поспешили вернуться назад, в купе.

Махачкала, в которую мы прибыли утром, нас встретила едва наметившимся теплом. Но такое оно было робкое, это тепло, такое слабенькое, что сложно было поверить в то, что оно вообще где-то есть. Короче говоря, в России было ещё довольно холодно, а здесь…

Здесь уже вовсю зеленела трава. Цвели абрикосовые и алычовые деревья. На улицах продавали пучки первой, только что сорванной кинзы.

Баку — благословенный город! Очень приветливый и улыбчивый. Наверное, это оттого, что люди, которых мы видим на улице, тоже постоянно чему-то улыбаются.

— Народ у вас у вас очень доброжелательный, — обращаюсь я к Ляман, — такое впечатление, что город состоит из одних улыбок.

— Собственно, почему бы им не улыбаться? — отвечает она, — на улице весна, яркое солнце и хорошая погода. Разве этого недостаточно для хорошего настроения?

Впереди возникают стены Ичери Шехера («İçəri şəhər» -«внутренний город» — прим.авт.), и руки сами тянутся к фотоаппарату. Величие каменных стен говорит само за себя, и совсем недалеко виднеется памятник. Что мне нравится в Баку — это особое, я бы даже сказала, трепетное, отношение к культуре. Увековеченных в бронзе и камне политических деятелей там почти нет. Зато есть те, кому действительно можно поклониться за вклад в искусство. Статуи русских, азербайджанских и персидских писателей и поэтов можно увидеть и на Национальной Азербайджанской библиотеке, и на здании Музея Азербайджанской литературы. (Первые два дня я постоянно путала два этих строения — такими похожими они мне казались). Пока я смотрю на всё то, что меня окружает и делаю на память снимки, Ляман успевает уйти вперёд. Мне приходится ускорить шаги, а уже ждёт меня у памятника, который я заприметила чуть раньше.

— Узнаешь, кто это? — задает мне вопрос Ляман. Я смотрю на неё, потом на памятник и… на секунду застываю от неожиданности. Это же Сабир! Поэт, стихотворения которого я услышала два года назад. Именно тогда я поняла, насколько красив азербайджанский язык.

В интернете фотографий поэта Сабира можно найти много. Правда, ни на одном фото он не запечатлен с улыбкой на лице, что поначалу меня сильно удивляло. Я никак не могла отделаться от мысли: «Какая же, наверное, тяжёлая жизнь выпала на долю этого человека, раз у него везде грустный и, я бы даже сказала, суровый взгляд».

А жизнь у Мирзы Алекпера Зейналабдина оглы Таирзаде (так звучит его настоящее имя) действительно была очень тяжёлой. Может быть, именно поэтому впоследствии поэт выбрал себе псевдоним «Сабир» — что в переводе с арабского означает «терпеливый». Иногда он подписывался как Мират, Фазил, Алган-Гюлеген, но почему-то прочнее остальных за ним закрепился именно псевдоним «Сабир».

Нет сомнения, что многие, кому бы задали вопрос: «Что является главным в отношениях между членами одной семьи?» в первую очередь назвали взаимопонимание. Наверное, это и было бы самым правильным ответом. А как же иначе? Если люди, которые живут под одной крышей, постоянно видятся и общаются, но не понимают или не доверяют друг другу — семьёй такое общество уже не назовёшь. Мне очень нравится, как по этому поводу высказался профессор кафедры стран Ближнего и Среднего Востока МГИМО Абузар Мусаевич Багиров: «Из-за отсутствия духовных связей и элементарного взаимопонимания между самыми близкими людьми одной крови, их взаимоотношения становятся настолько отчужденными, что и самый гениальный романист не придумает ничего подобного».

Не согласиться с этими словами нельзя. Из-за неприятия взглядов одного члена семьи другими сломано много судеб и оборвано бессчётное количество жизней. Про то, сколько пропало талантов — не приходится даже говорить. Непонимание — по своей сути страшная вещь, если заглянуть в самую суть этого понятия и попытаться разобраться в нем более детально. Но в данном случае у меня нет цели вдаваться в психологию. Единственное, что хотелось бы подчеркнуть — это то, что непонимание в семье будущего поэта царило постоянно. Прояви отец хотя бы небольшое внимание к стихам сына, которые он начал писать, будучи ещё совсем маленьким — возможно, Сабир сложился бы как поэт намного раньше. Мальчик, у которого блестели глаза, если случалось ему узнать что-то новое, тянулся к знаниям, как растение тянется к свету. Впрочем, знания тоже можно сравнить со светом. Только в духовном понимании. Ах, если бы ему удалось получить хорошее образование… Впрочем, отодвинем в сторону все «бы». Жизнь не живётся в условном наклонении.

Был ли что отец будущего писателя противником учёбы? Отнюдь. Будучи сам не очень начитанным человеком, он не отрицал того, что его дети должны были получить хотя бы начальное образование. Поэтому, как только маленький Мирза Алекпер научился писать и читать, его сразу же отправили учиться в медресе — религиозно-просветительское и учебное заведение. Здесь хотелось бы провести параллель: равно как в России школы существовали в основном при церквях, так и на Востоке учебные заведения зачастую открывались при мечетях. Точно так же основной упор там делался не столько на приобретение знаний, сколько на понимание основ религии. Порой учителя не отличались широким кругозором, зато были строги и даже несправедливы к ученикам. Розги, которые частенько шли в ход в русских церковно-приходских школах XIX в., применялись и в медресе. Правда, Мирзу Алекпера, который обладал скромностью и тихим нравом, наказывали крайне редко. Одним из «грехов», который совершил мальчик в восемь лет, было то, что он написал на клочке бумаги небольшое стихотворение. Увидев строчки, набросанные на бумагу детским почерком, рассерженный учитель несколько раз ударил Мирзу Алекпера плёткой по рукам, а потом рассказал о «недостойном поведении» своего ученика его отцу. Тот, посмеявшись над глупым, по его мнению, занятием сына, разорвал бумагу со стихами на мелкие клочки и велел впредь не заниматься никчёмным переводом бумаги.

Как было бы хорошо, если бы родитель в ту минуту похвалил мальчика! Если подобрал не насмешливые, а добрые слова! Увы, этого не произошло. Ведь у отца будущего поэта-сатирика были совсем другие планы и интересы в этой жизни. Нуждаясь в помощнике, он всё чаще и чаще просил своего сына помочь ему торговать в небольшой бакалейной лавке, которую в своё время смог открыть с большим трудом. Алекпер не отказывался, стараясь совмещать работу за прилавком и учёбу в школе. Правда, надо отметить, что торговец из мальчика был никудышный. Как тут не вспомнить слова одного из героев фильма «Не горюй!», который попал в тюрьму за неуплату налогов:

 — Почему люди так боятся тюрьмы? — удивлялся врач Бенджамен Глонти, — разве больному постель не тюрьма? Торгашу его лавка не тюрьма?

Именно такой тюрьмой и стала маленькая отцовская лавка для Мирзы Алекпера Сабира, который всей душой любил литературу и хотел писать стихи, а не простаивать часами за прилавком.

Надо же было случиться такому совпадению, что именно в это время выдающийся азербайджанский поэт Сеид Азим Ширвани открыл в Шамахы (совр. Шемаха — прим. авт.) собственную школу, в расписании занятий которой были включены история, география, астрономия, а также азербайджанский и русский языки. Видя, что пребывание сына в торговой лавке ни к чему не приводит, отец неожиданно уступил просьбам мальчика — отдать его в новую школу. «Может быть, освоив более сложные науки, он хоть в этой школе научится правильно считать деньги и превращать товар в доходы», — подумал он.

А двенадцатилетний паренёк был далёк от этих мыслей. Буквально с первых дней появления в школе он снова стал писать стихи, отметив про себя, что новый учитель придерживался совершенно иных взглядов на науку и, в особенности, на литературу. Поэтому всё то, что у него получалось, он незамедлительно показывал Сеиду Азиму. Тот, в свою очередь, сразу же разглядел, что мальчик обладал талантом стихосложения и стал всеми силами поддерживать своего ученика. При этом он исправлял ошибки в стихотворных размерах, которые Мирза Алекпер допускал по незнанию. Позднее, увидев, что любимый ученик тяготеет не просто к сочинению стихотворений, а к сатире, Сеид Азим Ширвани положил немало сил, направляя творчество юноши в нужное русло. Можно сказать, что именно Ширвани сыграл решающую роль в формировании Мирзы Алекпера как поэта.

То, что перед ним личность далеко незаурядная, Ширвани понял сразу. В свои двенадцать лет Мирза Алекпер видел царившую вокруг несправедливость и его строчки рождались одна за другой. Он словно не писал, а выплескивал на бумагу то, что видел. Но в этих строчках помимо смеха был гнев такой невероятной силы, что даже Ширвани учитель порой удивлялся тому, как тонко мог чувствовать мир его юный ученик.

На что хотелось бы обратить особое внимание — это на то, насколько стихи, которым более ста лет, созвучны дням сегодняшним.

 — Не смей глядеть!

— Не смею. Не гляжу.

— Молчи!

— Молчу. Ни слова не скажу.

— Не слушай!

— Что ж, попробую и так.

— Не смейся!

— Смех попробую зажать в кулак.

— Не думай!

— Стоп! Вот тут уж дудки! Нет!

— На мысль, прости, не выдуман запрет.

Коль я живу в бушующем огне,

Я вместе с ним пылаю наравне.

Спокойно тлеть немыслимо в пути

И ты со мной так глупо не шути.

Читая эти строчки, невольно вспоминаются слова о том, что хорошие стихи сродни хорошему вину: как вино от времени приобретает более насыщенный вкус, так и стихи — и, наверное, я не ошибусь, если скажу, что стихи именно сатирического плана — не теряют своего злободневного смысла.

Судьбы коварство испытал наш край,

А будет хуже.

Ликуем мы — ведь нам обещан рай,

А сами — в луже.

Разве эти строчки нельзя применить к событиям сегодняшнего дня?

Если бы можно было перефразировать слова Максима Горького из его знаменитой «Песни о Соколе» — «рожденный ползать летать не может» и поменять глаголы «ползать» и «летать» местами, получилось бы так, что рожденный летать в небесах ни за что бы не смог ползать по земле. Из Сабира, который больше всего на свете любил литературу, так и не получился торговец. Зато получился беспощадный поэт-сатирик.

Стих — это жемчуг драгоценный, его не обесценю ложью.

Не жди похвал — не одописец я! Мне льстить и угождать негоже.

Мой стих сатирою прольется — пути иного быть не может.

Пусть мир услышит голос правды: мне истина всего дороже

Жизнь поэта не прошла в безвестности — позднее Сабир начал печататься в сатирическом журнале «Молла Насреддин» (Molla Nəsrəddin). От имени мудреца Насреддина со страниц этого журнала высмеивались пороки общества. Что хотелось бы отметить? Наверное, то, что быть напечатанным в известном журнале — всегда честь для автора. Но в данном случае произошло наоборот. Нельзя сказать, что в журнале считали за честь, если Сабир приносил в редакцию свои стихи. Однако с уверенностью можно отметить тот факт, что именно благодаря этому поэту журнал стал читаемым и переходил из рук в руки. Сейчас сложно представить себе, стал бы популярен «Молла Насреддин», если бы в нём не были опубликованы стихи Сабира.