«Иван Васильевич меняет профессию». 3. Почему герои пьесы М. А. Булгакова «Блаженство» вернулись из будущего назад в СССР?

Задал тон Милославский — авантюрист и смутьян по натуре, который оказался не в состоянии избавиться от обыкновения присваивать все, что плохо лежит, в первую очередь, вещей, хорошо знакомых ему по прошлой жизни — часов и портсигаров. Подозрения Бунши, которым давно уже пора было перейти в уверенность, росли. Да и жители Блаженства, где воровство как явление давным-давно извели под корень, были в полном недоумении.

Разочарован оказался и Бунша. И дело не только в ветхозаветных фраках и брызгах шампанского. Бывший управдом неожиданно для себя узнал, что в «прекрасном далеко» он сталкивается с теми же трудностями, что и в оставленном за спиной далеком от совершенства прошлом.

Бунша — ходячая иллюстрация поговорки «седина в бороду — бес в ребро» (таким он, собственно, и показан в «Иване Васильевиче» и фильме Гайдая). Он не женат и, похоже, с трудом находит язык с противоположным полом, и с возрастом эта проблема лишь усилилась. Кроме Совета Народных Комиссаров, в будущем существует и загадочный «Институт гармонии», который возглавляет некий Саввич, влюбленный в дочь Радаманова Аврору. Бунша надеялся, что этот Институт поможет ему и найти подходящую пару, и обрести личную гармонию, однако получает отказ.

Но главный конфликт, как это ни удивительно, возникает между комиссарами во фраках (не путать с пыльными шлемами) и Рейном. Инженер Рейн как был чудаком, живущим в собственном мире, так им и остался. При этом очевидно, что его гений опередил не только свою, но и будущую эпоху.

Блаженство для Рейна — всего лишь один из эпизодов путешествий во времени, о которых он мечтает. Его влечет вперед в прошлое и назад в будущее, и сидеть на одном месте, каким бы идеальным оно не казалось, он не имеет желания. Между ним и Радамановым, выступающим от имени Совета Народных Комиссаров, происходит решительное объяснение. Совет хочет контролировать путешествия Рейна, тот же категорически против.

Рейн:
— Мне дадут возможность совершать на ней мои полеты самостоятельно? Радаманов:
— С нами, с нами, гениальный инженер Рейн!

Радаманов пытается купить Рейна обещанием исполнить все его мыслимые и немыслимые желания. Но изобретатель — человек идеи, и материальные, равно как и духовные блага, не имеющие прямого отношения к осуществлению его замыслов, инженера не интересуют.

Рейн:
— Эта машина принадлежит мне.
Радаманов:
— Какая ветхая, но интересная древность говорит вашими устами! Она принадлежала бы вам, Рейн, если б вы были единственным человеком на земле. Но сейчас она принадлежит всем.
Рейн:
— Позвольте! Я человек иной эпохи. Я прошу отпустить меня, я ваш случайный гость.
Радаманов:
— Дорогой мой. Я безумцем назвал бы того, кто бы это сделал! И никакая эпоха не отпустила бы вас и не отпустит, поверьте мне!
(кроме, разумеется, советской, из которой прибыл Рейн).

Грядущее основано на принципах свободы, прав человека и всеобщего равенства. Однако и тут интересы целого являются важнее, чем права отдельно взятой личности. И сам Рейн, и его спутники разочарованы Блаженством, и единственное их желание — вернуться обратно, в эпоху, из которой прибыли.

Рейн — Милославскому:
— Миллионы людей мечтают о том, чтобы их перенесли в такую жизнь. Неужели вам здесь не нравится?
Милославский:
— Миллиону нравится, а мне не нравится. Нету мне применения здесь… Драгоценный академик! Шевельните мозгами! Почините вашу машинку, и летим отсюда назад!

Бунша солидарен с ним:

— Евгений Николаевич! Меня милиция сейчас разыскивает на всех парусах. Ведь я без разрешения отлучился. Я — эмигрант! Увезите меня обратно!

Ситуация усугубляется тем, что возникает личное соперничество между Рейном и директором Института гармонии Саввичем, влюбленным в Аврору, которая предпочла ему человека из прошлого.

Саввич — теоретик гармонии, но, судя по всему, речь идет о случае (заметим, не столь уж и редком), когда теория полностью расходится с практикой. Он ревнует Аврору и, используя свое руководящее положение (неужели такое бывает в бесклассовом обществе?), добивается того, чтобы Институт принял решение изолировать пришельцев для лечения, поскольку они представляют собой опасность для общества как чуждые ему и неполноценные люди. Милославский обвинен в клептомании, Бунша — в слабоумии, Рейн же повинен в том, что транспортировал в будущее эту теплую компанию.

Рейн готов снова запустить свой аппарат, но существуют два препятствия. Во-первых, исчез ключ с шифром, без которого запуск невозможен. А во-вторых, сама машина изъята у него и помещена в секретный шкаф с тройным шифром. С ключом проблем не возникает — он сразу же находится в кармане инженера после того, как Милославский узнает, что без него аппарат не работает. Что же касается шкафа, то и тут Жорж с легкостью решает проблему с помощью перочинного ножичка.

В Блаженстве нет милиции (и, скорее всего, армии), и остановить бегство гостей, в общем-то, некому. Это пытается сделать ревнивый Саввич, но он не вооружен (а есть ли в Блаженстве оружие?), и Рейн отпугивает его выстрелом из пистолета.

Радаманов, тоже появляющийся в этой сцене, философски (пожалуй, даже чересчур) относится к потере машины времени и дочери и не считает нужным вмешиваться в происходящее.

В финале пьесы, в тот же самый день и час, когда герои вылетали в Блаженство, они возвращаются в прошлое — теперь уже вчетвером, где их ожидают даже не вчерашний, а сегодняшний обворованный Михельсон (он же Шпак в «Иване Васильевиче») и наряд милиции. Михельсон требует арестовать всю компанию, но многоопытный Жорж садится на летательный аппарат и мгновенно исчезает.

Милиция арестовывает всех новоприбывших, включая гостью из будущего. Но Рейна это событие как будто не слишком беспокоит… или он просто делает вид? Как бы то ни было, мы так и не узнаем, какая судьба их ожидает.

Чем в конечном итоге закончилась непростая встреча двух разных миров? Разумеется, победой настоящего над будущим, в чем нет ничего удивительного, если вспомнить, что автор пьесы был небеспристрастен и болел, что называется, «за своих», несмотря на то что они были людьми несовершенными и далекими от идеала.

Путешественники во времени не захотели остаться в Блаженстве и вернулись обратно, несмотря на робкие попытки их остановить, а с ними прилетела и гостья из будущего — Аврора (что звучит символично). Что же касается прошлого, то Иван Грозный вылез с чердака, на котором прятался, и тоже был отправлен в свою эпоху — то ли к радости, то ли к глубокому огорчению своих многострадальных подданных.

Некоторые эксперты называют «Блаженство» антиутопией, но пьеса ею явно не была. Нарисованная Булгаковым картина в целом как будто не слишком противоречила представлениям советской пропаганды о светлом будущем, хотя в ней явно чего-то не хватало. Или, быть может, там присутствовало что-то лишнее — наподобие фраков на балу в честь 1 мая и спирта в водопроводе.

Но главное заключалось в том, что тема будущего, судя по всему, так и не стала для драматурга источником подлинного вдохновения. Булгаков не был ни социологом, ни политологом, ни просто ученым и не сумел придумать сколько-нибудь убедительного образа того, каким мир станет в XXIII или каком-либо ином будущем веке. Поэтому ограничился лишь общими контурами грядущего, почерпнутыми из трудов утопистов прошлого и настоящего и «Машины времени» Уэллса, оживив их атрибутами современной ему реальности, такими как правительство народных комиссаров, развитие авиации, борьба с бюрократией и ученые институты в духе НИИЧАВО из повести братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу».

Будущее оказалось слишком туманным (а собственно, чего еще ждать от далекого будущего?), поэтому Булгаков сконцентрировал внимание на колоритных человеческих типажах и описании того, как ведут себя люди, оказавшиеся в необычных обстоятельствах, и юморе, который ему удавалось извлечь из прошлого, настоящего и будущего.

Показательно, что почти все основные герои «Блаженства» перекочевали в новую пьесу — «Иван Васильевич», причем их характеры не претерпели сколько-нибудь заметных изменений. Что же, мы увидели в пьесе Булгакова все ту же вечную «человеческую комедию» и все те же страсти, которые, по мнению автора, сохранятся и в XXIII веке — любовь и ревность, разум и чувства, конфликт личного и общественного.

Было ли в пьесе что-то антисоветское? Вроде бы в черновике пьесы ее главный герой, инженер Рейн, вступает в конфликт с властью, и его решение отправиться в путешествие во времени было вызвано именно этим обстоятельством. Однако в окончательном варианте это обстоятельство микшировано и сведено к бытовым и личным проблемам — расставанию с женой и ссорам с управдомом из-за невыплаты квартплаты («Я очень обнищал из-за этой машины, и нечем было даже платить за квартиру», — говорит Рейн).

Полет в будущее в пьесе — это не протест против настоящего, а научный эксперимент («просто-напросто я делаю опыты над изучением времени»), как это и происходит в фильме Гайдая, с той разницей, что сам Шурик так и остался в настоящем.

Можно ли рассматривать обе пьесы Булгакова как своего рода дилогию, одна из частей которой изображает экскурсию героев в будущее, а другая — вояж в прошлое? В какой-то степени это так. Но, во-первых, «Блаженство» по своему уровню все-таки уступает «Ивану Васильевичу». А во-вторых, в обоих произведениях слишком много общих моментов, что дает повод говорить о том, что первая пьеса является если не черновым вариантом, то сюжетной основой второй.

Иван Грозный в «Блаженстве» появляется в двух эпизодах — в начале пьесы и в самом ее конце. И все его похождения сводятся к тому, что сначала он прячется на чердаке, а в финале выходит оттуда и возвращается обратно в свою эпоху.

Движение. Открывается дверь на чердак, потом все отшатываются. В состоянии тихого помешательства идет Иоанн. Увидев всех, крестится.

Рейн включает механизм, появляется сводчатая палата Иоанна…
Рейн (Иоанну):
— В палату!
Иоанн:
— Господи! Господи! (Бросается в палату.)
Рейн выключает механизм, и в то же мгновение исчезают палата, Иоанн и Голова (стрелецкий начальник).

Продолжение следует…