«Иван Васильевич меняет профессию». 5. Как управдом Иван Васильевич Бунша вписался в образ царя?

В «Иване Васильевиче» управдом имеет двойную фамилию — Бунша-Корецкий (хотя все называют его просто Буншей). Вот фрагмент диалога между Буншей и Тимофеевым:

Бунша — Тимофееву:
— Николай Иванович, вы не называйте меня князем, я уж доказал путем представления документов, что за год до моего рождения мой папа уехал за границу, и таким образом очевидно, что я сын нашего кучера Пантелея. Я и похож на Пантелея.
Тимофеев:
— Ну, если вы сын кучера, тем лучше. Но у меня нет денег, Иван Пантелеевич. Бунша:
— Нет, вы меня называйте согласно документам — Иваном Васильевичем.

Бунша глуповат, но по-своему хитер. И, называя себя сыном кучера, все-таки предпочитает быть не Пантелеевичем, а Васильевичем (жизнь, она непредсказуема, иллюстрацией чего и стала фабула пьесы).

Почему двойная фамилия Бунши-Корецкого исчезла из фильма? Истории про бывших дворян и князей, ставших обычными совслужащими, притом что и на новой работе они не проявили ни способностей, ни энтузиазма, имела популярность в 20−30-х годах и была близка публике, в первую очередь — пролетарской, не говоря уже о том, что вполне укладывалась в рамки новой идеологии.

Можно вспомнить героев романов Ильфа и Петрова: бывшего светского льва, уездного предводителя дворянства, перевоплотившегося в скромного работника провинциального загса Ипполита Воробьянинова из «Двенадцати стульев», и персонажей, упомянутых в «Золотом теленке» — бывшего князя, а ныне трудящегося Востока, гражданина Гигиенишвили, и некоего Митрича, бывшего камергера двора его императорского величества.

Однако сорок лет спустя тема, по ряду причин, потеряла былую актуальность. Представители старой, досоветской элиты уходили из жизни, да и само отношение к ним стало меняться: советские люди начали осознавать, что потомственные аристократы тоже являлись частью российского общества, причем наиболее образованной, и тоже вносили свой вклад, зачастую очень и очень немалый, в развитие страны.

Бунша-Корецкий — как социальный типаж — изжил себя, поэтому решение убрать эту линию было вполне логичным. Княжеское происхождение Бунши могло, конечно, служить причиной его сходства с царем (как-никак, многие аристократы сами были рюриковичами и, стало быть, родней царя), но для зрителей главным был сам факт внешнего сходства двух Иванов Васильевичей, и они не задумывались о его причинах.

Бунша кажется нам неумным, мелочным и вздорным человеком, матерым бюрократом из старых советских комедий. И чтобы усилить это впечатление, в фильм вставлен смешной, но явно надуманный эпизод, где управдом просит Шурика повременить с разводом до следующего квартала, чтобы не портить отчетность.

Булгаков не понаслышке был знаком с жилищными проблемами и много натерпелся от работников жилконтор, поэтому неудивительно, что он не любил управдомов. Но если отвлечься от самой личности Бунши, то его претензии, в сущности, были в основном вполне справедливыми — и в пьесе, и в фильме. Платить за квартиру никто не хочет, но деньги, в конце концов, идут не в карман управдома, и никого не приводит в восторг, если в доме вырубается электричество.

Что же касается изобретения Тимофеева, которое показалось Бунше подозрительным, то и тут, если вдуматься, управдом был прав — если, конечно, воспринимать саму машину времени всерьез. Как ни крути, при первом же испытании этого аппарата, даже если не принимать в расчет столь любимые писателями-фантастами прецеденты изменения хода истории («И грянул гром»), и всевозможные хроно-парадоксы времени, два человека из настоящего едва не сгинули в колодце прошлого.

Путешествие во времени — дело серьезное, и в современных романах они осуществляются, в соответствии с лайфхаком Бунши, с разрешения соответствующих органов и под их пристальным вниманием. В противном случае, никто не гарантирует того, что блондинка из анекдота, выйдя на городскую улицу, не встретит динозавра, а полиции придется иметь дело не с карманными воришками и гопниками, а с засланным из будущего наемным убийцей-терминатором.

Бунша, сам того не желая, становится участником эксперимента изобретателя Тимофеева и попадает в прошлое, где, благодаря своему сходству с Иваном Грозным, становится исполняющим обязанности царя. Как же он ведет себя в новой, внештатной, ситуации?

Милославский, человек бывалый, с необыкновенной быстротой ориентируется в создавшейся ситуации и, поняв, что они попали в эпоху Грозного, принимает единственно верное решение: Бунша становится царем, а Милославский — его приближенным. Благо ни имени царя, ни фамилии его любимца менять не было необходимости. Эти двое составили пару, заставляющую вспомнить о незабвенных героях романа Ильфа и Петрова — Остапе Бендере (который, между прочим, тоже был мошенником) и Кисе Воробьянинове (не князе, но человеке благородного происхождения).

Заняв место великого государя, Бунша так и не поумнел и какое-то время живет сразу в двух мирах, не в силах понять, кто он — царь или советский управдом, временно исполняющий обязанности монарха, и вправе ли принимать исторические решения, которых требует от него новый статус. Какие-либо осмысленные действия он оказался в состоянии предпринимать лишь под давлением новоявленного князя Милославского, который чувствовал себя в новой роли как рыба в воде.

Под диктовку Милославского дьяк пишет царский указ: «пoслать вoйскo выбить крымскoгo хана с Изюмскoгo шляха».
― Пoдпиши, Великий гoсударь.
― Я, я, я… не имею права пoдписывать такие истoрические дoкументы.
― Да я не имею права подписывать!

Бунша отнекивается, но, осознав историческую неизбежность, все-таки подписывает документ. В пьесе есть момент, не вошедший в фильм:

Милославский:
— Ты что написал, голова дубовая? Управдом? И печать жакта приложил?.. Вот осел! Пиши: Иван Грозный.
Дьяку:
— На.
Дьяк:
— Вот словечко-то не разберу…
Милославский.
— Какое словечко? Ну, ге… ре… Грозный.
Дьяк:
— Грозный?

Разумеется, люди из будущего не могут не совершать в другой эпохе всевозможных ляпов. Бунша подписался управдомом, однако и Милославский, в свою очередь, не знал, что царя Ивана Васильевича при его жизни даже если и считали грозным владыкой, официально так никогда не называли, и прозвище свое он получил уже позднее, когда стал героем народных сказаний и песен.

Впрочем, постепенно Бунша осваивается; он вспоминает (на редкость, некстати) свое княжеское происхождение и, увидев низкопоклонство окружающих, начинает проявлять норов. В конце концов, каждый управдом — в душе самодержец, просто масштаб задач и полномочия разные.

Милославский:
— Повязку это ты зря снял. Не царская, говоря откровенно, у тебя физиономия. Бунша:
— Чего? Попрошу вас?! С кем говоришь?
Милославский:
— Молодец! Ты бы раньше так разговаривал!

Как и положено персонажу, играющему в комедии роль дурака, Бунша молчит, когда нужно что-то сказать, и говорит, когда лучше было бы помолчать.

Бунша (дьяку):
— Вы что на меня так смотрите? Я знаю, что у тебя на уме! Ты думаешь, уж не сын ли я какого-нибудь кучера или кого-нибудь в этом роде? Сознавайся!
Дьяк валится в ноги.
— Нет, ты сознавайся, плут… Какой там сын кучера? Это была хитрость с моей стороны. (Царице.) Это я, уважаемая Марфа Васильевна, их разыгрывал.

Оказавшись в роли царя, Бунша, что называется, переобувается на ходу, умудрившись, впрочем, в очередной раз продемонстрировать откровенную глупость. Хотя мог бы сообразить, что если уж он теперь царь, то вспоминать, что он когда-то называл себя сыном кучера, будучи при этом князем — явная околесица.

И в обеих пьесах Булгакова, и в фильме Гайдая Бунша проявляет себя как любитель женского пола. Увидав, на какой красавице он (а точнее, его двойник) женат, Бунша сразу же начинает думать о том, чтобы воспользоваться законными правами супруга.

― Скажите, пожалуйста, у вас нет oтдельнoгo кабинета?
― О, да ты, Ваше благoрoдие, нарезался!
― Но-но-но-но-но!

Иван Васильевич — классический подкаблучник, но, подобно всякому мужчине, пребывающему в таком, увы, далеко не редком положении, втайне мечтает о других женщинах, не столь суровых и властных, как его супруга, которой он все равно ужасно боится.

― Ульяна Андреевна, я царствoвал, нo Вам не изменил! Меня царицей сoблазняли, нo не пoддался я. Клянусь!

Иван Васильевич Бунша вполне оправдывает свою двойную фамилию (впрочем, исчезнувшую из сценария фильма) и меняет не только профессию, но и характер. В начале истории это заурядный мелкий чиновник и бюрократ, человек, ничем особо не примечательный. Он не слишком умен, назойлив, мелочен и ворчлив, — словом таков, каким если и не должен, то имеет право быть лицо, занимающее подобное место.

Управдом привык подстраиваться и приспосабливаться — и к требованиям начальства, и к капризам жильцов. Однако внезапно ситуация изменилась, и Бунша сам оказался на вершине пирамиды власти. Осознав это, и.о. царя начинает преображаться, и в нем проявляются качества натуры, дотоле скрытые: чванливость, самодурство, капризность и похотливость.

Вернувшись в настоящее, Бунша тоже ведет себя далеко не лучшим образом. Он и гордится тем, что в прошлом был царем, и одновременно боится, что его царствование не одобрит советская власть.

Бунша:
― Каюсь, чтo не пo сoбственнoй вoле, а пo принуждению князя Милoславскoгo временнo являлся испoлняющим oбязаннoсти царя.
Милиционер:
― Какoгo царя? Что? И Вы царь?
― Царь, Иван Васильевич Грoзный.

Не задумываясь о том, участником какого эпохального эксперимента он был, Бунша сразу же торопится «заложить» своих товарищей. В пьесе он произносит по адресу Милославского следующие слова:

— Оправдались мои подозрения! Он патриарха обокрал и шведского посла!

Хотя с учетом того, что по данным преступлениям уже давно прошел срок давности, он мог бы об этом и не вспоминать. Изобретателю Тимофееву тоже достается (это уже цитата из фильма):

Тимофеев:
— Живы?
Милославский:
― Живы! Рассказать — никтo не пoверит!
Бунша:
― В милиции пoверят! Вы еще ответите за ваши антиобщественные опыты, хулиган.

В финале пьесы Гоголя на сцене появляется ревизор из Петербурга (не самозванец Хлестаков, а настоящий), который и должен, в соответствии с законами если не жизни, то искусства расставить все точки над і. Впрочем, какой именно вердикт он вынесет, нам так и остается неизвестным.

В пьесе Булгакова роль ревизора выполняет советская милиция, которая вежливо предлагает всем участникам событий «пожаловать в отделение». Милославский (в пьесе) воспринимает это предложение с философским спокойствием бывалого человека, неоднократно побывавшего в такого рода перипетиях («Видно, уж такая судьба!»). Его кино-клон ускользает из рук милиции, чем зрители явно не огорчены.

Бунша же, подобно Хлестакову, с «легкостью необыкновенной» из царя превращается в законопослушного гражданина и произносит слова, в искренность которых непросто поверить:

— С восторгом предаюсь в руки родной милиции, надеюсь на нее и уповаю.

В пьесе Булгакова управдом был мишенью социальной сатиры. В фильме же он превратился в комический персонаж. Впрочем, служить объектом насмешки и обличения он не перестал, но уже не как бывший (а точнее, тайный) аристократ и человек с двойной фамилией, а просто как далеко не самый приятный человеческий типаж.

Продолжение следует…