«Иван Васильевич меняет профессию». 9. Кто такой дьяк посольского приказа?

Отметим, что в пьесе М. А. Булгакова «Иван Васильевич» дьяк — видимо, чтобы упростить Милославскому общение, сразу называет себя не Феофаном, а Федькой.

Милославский:
— Были демоны, этого не отрицаю, но они ликвидировались. Прошу эту глупую тревогу приостановить.
Дьяку:
— Ты кто такой?
Дьяк:
— Федька… дьяк посольского приказу… с царем пишем…

Роль дьяка Феофана-Федьки исполняет популярный комический актер Савелий Крамаров (1934−1995 гг.), через несколько лет после съемок в фильме Гайдая эмигрировавший из страны и снявшийся позднее в нескольких голливудских фильмах, в частности в популярной комедии «Москва на Гудзоне» (как и обычно, в эпизодической роли).

Само слово дьяк (дьячок, дьякон) звучит в ушах современного человека как-то несолидно. Дьячком в православной церкви называли церковнослужителя низшего разряда, не имеющего степени священства. И следует признать, что специфический внешний образ Крамарова и его экстравагантное поведение как будто служат явным подтверждением низкого положения и незначительности этого человека.

На самом деле дьяк в средневековой Руси — это чиновник, занимающий высокое положение в иерархической системе власти. Именно дьяки (не путать с дьячками) возглавляли в XVI−XVII веках приказы — органы центрального управления в Русском царстве, заведовавшие особым родом государственных дел или отдельными территориями страны (своего рода «министерства» позднего Средневековья, хотя изначально они и были просто канцеляриями).

Посольский приказ, образованный в середине XVI века, возглавлял Посольский дьяк. Первоначально эту должность занимал И. М. Висковатов («приказано посольское дело Ивану Висковатому, а был еще в подьячих»); при нем значимость этого учреждения существенно возросла.

В судьбе Грозного как писателя особую роль сыграло учреждение, бывшее крупнейшим центром образованности и культуры, а именно Посольский приказ, — писал историк Р. Скрынников. — Руководитель приказа Висковатый (Висковатов) поражал современников своей осведомленностью не только в делах текущей политики, но и в древней истории. Литовский вице-канцлер Остафий Волович писал: «Среди всех его (царя) советников не было лучшего, чем он, знатока давних событий».

Разумеется, дьяк работал не один, и в конце XVI века в приказе под началом «посольского думного дьяка» и его «товарища» (заместителя) трудились 15−17 подьячих (чиновников более низкого ранга) и несколько толмачей (переводчиков).

В статье «О посольском приказе», опубликованной на официальном сайте МИД РФ говорится следующее:

С самого начала Посольский приказ стал центром, куда стекалась информация о всех внешних делах. Здесь расспрашивали приезжих чужестранцев о виденном и услышанном, о событиях, происходивших в мире, о взаимоотношениях монархов и т. д. Сюда поступали отчеты русских послов, содержавшие самые разнообразные сведения о странах, где им приходилось бывать, по которым можно было судить, что представляло интерес для России в тот период…В стенах Посольского приказа трудились думные посольские дьяки. Они принимали привезенные послами грамоты, вели предварительные переговоры, присутствовали на приемах иностранных дипломатов, составляли наказы российским дипломатам, отправляемым за границу, и приставам для встречи иностранных послов, знакомились с отчетами российских послов, вернувшихся после выполнения дипломатической миссии на родину.

Мог ли быть тем самым Федькой из пьесы Булгакова именно Висковатов? На самом деле дьяка звали не Феофаном, а Иваном Михайловичем. Но дело даже не в разных именах, а в том обстоятельстве, что летом 1570 года, после новгородского погрома, Висковатов был арестован опричниками и брошен в тюрьму. Дьяка обвинили в измене и среди прочего в том, что он сносился с польским королем Сигизмундом и хотел передать ему Новгород. Без долгих разбирательств его казнили. Что же, Грозный был скор на расправу.

На место Висковатова был назначен новый дьяк — Андрей Щелкалов, который занимал эту должность более 20 лет, до 1594 года. Как видим, далеко не все люди, близкие к царю, становились жертвами репрессий, некоторые из них сидели на своих должностях годами и десятилетиями.

Голландец Исаак Масса так писал о Щелкалове:

Был он человек необыкновенно пронырливый, умный и злой. Не имея покоя ни днем, ни ночью, работая как безгласный мул, он был недоволен тем, что у него мало работы, и желал еще больше работать.

Следует заметить, качество, нечасто встречающееся и среди чиновников, и промеж обычных людей.

Из Русского биографического словаря А. Половцова можно узнать, что Шелкалов происходил из малоизвестного и маловлиятельного рода. В течение своей долгой службы он исполнял самые разные поручения царя, занимал различные должности, а иногда даже управлял несколькими приказами одновременно.

Пользуясь личным доверием Иоанна, практически ежедневно видясь и работая с ним, он распространял свое влияние далеко за пределы своей прямой деятельности. Роли первого и лучшего дипломата он достиг, в первую очередь, благодаря своим способностям, знаниям и трудолюбию.

По своим знаниям и дипломатической ловкости, обладая к тому же замечательным красноречием и практическим опытом, приобретенным за годы службы при царе, он стоял несомненно выше своих современников. Есть сведения, что он знал немецкий язык (дьяк Феофан, судя по всему, немецкий язык шведского посла тоже понимал) и, по-видимому, был даже знаком с английским — явление для придворных того времени исключительное. Впрочем, в его возвышении немаловажную роль сыграло и то обстоятельство, что в своей борьбе с боярами Иоанн вынужден был искать опору в третьем сословии, среди худородных, но грамотных и деловитых, при этом полностью зависимых от него служилых людей.

Сколько лет было Андрею Шелкалову в 1571 году? Точная дата его рождения неизвестна, но скорее всего, ему исполнилось где-то 35−40 лет, то есть примерно столько же, сколько сыгравшему роль дьяка Савелию Крамарову.

Но это совпадение является, пожалуй, случайным. Сам Булгаков представлял на этом месте человека более зрелого возраста, о чем свидетельствует реплика Милославского, который, увидев дьяка ищущим что-то на полу (как оказалось, медальон, исчезнувший с груди посла после его тесного общения с князем), с беспокойством спросил:

— Ты чего, отец, ползаешь?

Что же касается поведения настоящего дьяка, то он, в соответствии с обычаями того времени, наверняка вел бы себя более чинно, менее суетливо и эксцентрично, чем персонаж из фильма. Хотя зрителям явно пришлась по душе сочная игра Савелия Крамарова.

Отметим, что дьяк, несмотря на все свое раболепие перед государем, услышав, что Иоанн собирается отдать шведам «Кемску волость», не может удержаться от возражения:

— Как же этo так, кoрмилец?

Любопытно, что в пьесе Булгакова Милославский называет шведского посла интуристом.

— Так, так… интурист хорошо говорит… но только хоть бы одно слово понять! Надо бы переводчика, Фединька!
― Был у нас тoлмач-немчин. Ему перевoдить, а oн лыка не вяжет. Мы егo в кипятке и сварили.
― Нельзя так с перевoдчиками oбращаться!

Переводчик был, конечно, не один, но их действительно на деле было не так много.

Историк К. Ю. Ерусалимский пишет, что в посольском приказе на каждом европейском языковом направлении число толмачей в XVI столетии единовременно редко превышало двух-трех человек. Исключение составляли немецкие агенты, которых в 60-е и 70-е годы XVI века было все-таки больше, и в отдельные периоды насчитывалось до 10 человек. (Так что, несмотря на гибель сваренного в кипятке пьяницы-толмача, переводить с немецкого все-таки было кому — ну, если не предположить, что за компанию с горемыкой в кипяток было брошено все немецкое направление.)

Что же касается интуристов и переводчиков, то Булгаков еще вернется к этой теме в своем романе «Мастер и Маргарита».

Человек, назвавший себя переводчиком некоего интуриста («Вот они у меня где сидят, эти интуристы, — интимно пожаловался он, тыча пальцем себе в жилистую шею, — всю душу вымотали!»), сделал предложение Никанору Ивановичу Босому, председателю жилищного товарищества, за взятку поселить своего клиента на частной квартире (в наше время вещь настолько обыденная, что не сразу приходит в голову, что тогда это было незаконно). Разумеется, переводчиком интуриста был шутовской персонаж — Коровьев, он же Фагот, член свиты Воланда.

«В предложении переводчика заключался практически ясный смысл, это было солидное предложение, и тем не менее что-то удивительно несолидное было и в манере переводчика говорить, и в этом клетчатом пиджачке, и в пенсне, никуда не годном», — пишет Булгаков.

Так что не исключено, что создателям киноленты настолько понравился другой булгаковский образ — несолидного переводчика загадочного интуриста, что, посмотрев на игру Савелия Крамарова, они пришли к выводу: роль, пусть не переводчика, но тоже владеющего языками посольского дьяка, состоящего при особе «великого и ужасного» Ивана Грозного, может исполнить только он, и никто иной.

Продолжение следует…