Пегасы в колымской тундре, или Можно ли назвать ЭТО поэзией?

Не так давно работники мемориального «музея» В. И. Козина, что в Магадане, порадовали своих поклонников: вышел в свет сборник стихов «Тебе, Орфею Золотому», приуроченный к столетнему юбилею «великого русского полпреда старой советской эстрады». Это достославное событие, которое имело место, как ему и положено, 3 апреля 2005 г., было досрочно отмечено 21 марта 2003 г. Поскольку вряд ли эта книга (тираж 500 экз.) дойдёт до массового читателя, позволю себе ряд комментариев.

Раньше всего, «книгой» ЭТО можно назвать разве что с большой натяжкой: формой и толщиной сборник напоминает обычный паспорт в твёрдой обложке и содержит 40 стихотворений, в разной степени имеющих отношение к поэзии. В преамбуле говорится, в частности: «Вадим Козин — талантливый певец, поэт и композитор, родился в не менее замечательную эпоху — так называемый „Серебряный век“… В плеяду СОВРЕМЕННИКОВ Вадима Козина входят такие таланты русской поэзии, как А. Блок, А. Ахматова, М. Цветаева, Н. Гумилёв, Б. Пастернак, О. Мандельштам, В. Маяковский…»

То, что упомянутые люди были «современниками» Маэстро, это, наверное, большая для них честь, но лично мне не совсем ясно, причём здесь поэзия, которая, как мне представляется, в стихах Вадима Алексеевича не только не ночевала, но даже не пробовала прилечь отдохнуть — хотя бы на часок? Что касается «Серебряного века», то это славное время, как известно, закончилось вскоре после «залпа» «Авроры». Будущий «Опальный Орфей» к этому времени ещё и школу не закончил.

В той же преамбуле указано, что «Задумывая этот сборник, мы (авторы. — И.Д.) основывались на МНОГОЧИСЛЕННЫХ стихах поклонников, присланных в музей певца». Лично мне так не показалось, поскольку 15 (!) стихотворений принадлежат перу самого В. Козина или приписываются ему (что, согласитесь, несколько странно для книги-посвящения). Так, на с. 39, за его подписью помещено стихотворение Юрия Магалифа «Я живу на улице Портовой…». Если бы работники «музея» всерьёз интересовались творчеством В. Козина, то наверняка знали бы о существовании концертной записи, имевшей место 29 мая 1959 г. (за фортепиано — Борис Тернер), где Вадим Алексеевич самолично называет имена авторов и соавторов исполняемых им песен, к сожалению, не всегда, как в случае с «Осенью» (автор стихов — Елизавета Белогорская). При желании отыскать её у людей сведущих не так сложно.

Дальше больше — на с. 47 за подписью В. Козина приводится и вовсе нечто удивительное: «Снова осень! Прозрачное утро. Лес оделся в багряный наряд. Снова даль из тонов перламутра. Журавли с криком к югу летят. Но Т Ы НЕ УЛЕТИШЬ! Останешься со мною. ОДНА ты знаешь, как я одинок. Когда придёт зима, то вьюжною порою согреешь только ТЫ наш тихий уголок». И это — Вадим Козин? Позволю себе в этом усомниться.

Склонность бывшего директора «музея» к приписыванию Маэстро того, в чём тот никогда замечен не был, известна давно. Даже в плане поэзии. Кто сомневается, рекомендую раскрыть буклет «Нет! Весь я не умру…», вышедший в свет в 1996 г. (автор текста Д. Климова). Там, в частности, ему приписывается авторство стихотворения Елены Рывиной («Любовь постучалась ко мне»). В библиотеке колымского курорта «Талая» имеется музейный буклет с дарственной надписью Дины Акимовны, в коей, помимо всего прочего, есть и такие строчки: «Нехотя вспомнишь и время былое… Тихого голоса… звуки любимые» (В. Козин)". Насколько мне известно, автором этих строк был не менее известный поэт, который ещё про собачку Муму писал. Звали его Иван Сергеевич.

А вот это — действительно В. Козин: «С бурею Октябрьской моё здесь детство кончилось, здесь с балкона сам Ильич с народом говорил. Здесь моя промчалась молодость суровая, здесь проспектом Красных зорь Киров проходил…» (с. 29). Жаль, что в сборник не вошла «нетленка» о Ленине Демьяна Бедного (в концертной записи 1970 г. она есть и, поверьте, кроме омерзения ничего не вызывает) — мало бы не показалось! Так ненавидеть ЭТУ страну и её народ, как товарищ Придворов — Бедный (родственник «Опального Орфея»), умели немногие.

Как многие исполнители, Вадим Алексеевич часто импровизировал — как с текстом, так и с мелодией. Не всегда такие импровизации шли на пользу. В справедливости этого можно убедиться, сравнив известный «Магаданский вальс» (который многие считают произведением В. Козина) в интерпретации Маэстро с исходным вариантом (слова И. Урлина, музыка А. Воронова). На мой взгляд, это — хорошая иллюстрация того, к чему приводит недостаток (мягко говоря) поэтического восприятия.

Знакомых имён в сборнике немного, разве что Э. Асадов и П. Нефёдов — поэты известные, но, как мне представляется, даже не пятиразрядные (лично мне не совсем понятно, где и когда в Магадане водились «бульвары»?) Остальное — в основном творчество поклонников и поклонниц «Опального Орфея». Однако если стихи Вадима Алексеевича можно с натяжкой отнести к разряду графомании, то остальное…

Впрочем, судите сами. Вот, к примеру, вирши А. Лобановского (с. 12): «Верю в Русь! И в мощь её! В смех её и слёзы! Верю в песню и в её журавлиный лёт (? — И.Д.) Не дано нам песни петь, как великий Козин, но душа у нас всегда по-козински поёт!» Действительно, «смех и слёзы», причём первого больше. А вот что пишет житель Караганды Г. Халкин (с. 15): «…и Козин посреди аллеи романс восторженно (! — И.Д.) поёт: «Апельсины-лимоны хороши…» Кто бы спорил, но «романс» ли это? Л. Арентова из той же Караганды так представляет себе наши края (с. 19): «Где океан встречает океан, где тундра поседела от мороза, там зэки возводили Магадан…» Насчёт «зэков» правильно, а вот по географии — твёрдая двойка. Сиделец «лагеря» А. Александров ещё в 1947 г. (как указано на с. 23) написал: «На Колыме нас МИЛЛИОНЫ, поклонников твоей души». Странно: в те времена вряд ли кто-либо мог представить себе «миллионы» (как явствует из «музейных» отчётов) посетителей «самого востребованного культурного заведения» Магадана. Провидцем был человек, однако!

Уже знакомый нам Г. Халкин на с. 24 так обращается к своему кумиру: «Как семь сестёр, живут твои романсы, акцент цыганский душу ВОРОШИТ, с твоим напевом западные танцы, их грусть народу сердце ШЕВЕЛИТ». Здесь же: «Ах, Козин, Козин, мы, простые люди, порою чуб в восторге ТЕРЕБЯ, твои романсы знаем, помним, любим…» М-да… Диагноз ясен. Замечу лишь, что на с. 16 приводится ещё одно стихотворение этого автора, первая и последняя строфы которого были опубликованы в уже упомянутом буклете «Нет! Весь я не умру…» за подписью… Д. Климовой.

Э. Антипенко на с. 38 предстаёт эдаким знатоком минералов: «Талант любви Вы людям подарили, им лаской растопив бесчувственный алмаз (? — И.Д.), цыганской песней им сердца пленили, заставили сверкать рубинами (! — И.Д.) романс». Сильно сказано, по-рабочему! Лалов вот только с жемчугами не хватает!
Наконец, не обошла себя вниманием и главная составительница сборника — бывший директор «музея» Дина Акимовна Климова. В пяти стихотворениях (больше только у «Опального Орфея») всё больше о любви: «Читаю табличку я: Козин Вадим. А дальше — не помню, что было — не помню. Кружилась шальная моя голова… Вадим Алексеевич, здравствуйте, это я… Дина… из солнечной Караганды…» (с. 32−33). И далее в таком же духе.

И посреди всего ЭТОГО, как одинокое деревце посреди болота, возвышается нетленный «Ванинский порт» (с. 17−18), в котором, впрочем, из двух куплетов сляпан один, а три — не имеют никакого отношения к каноническому тексту.

Пару слов об эпиграфе, предваряющем книгу. Это — известная запись в «Книге почётных гостей» заведения, оставленная Михаилом Жванецким: «Вадим Алексеевич! Великая достойная жизнь! Великая достойная смерть! А между ними — великий характер». Если Михал Михалыч это серьёзно, то мне непонятно, КАК после ЭТОГО измерять юмор в «жванах»?

Игорь ДОРОГОЙ,
современник В. Козина.