П.П. Рубенс. «Падение Фаэтона». Дерзнуть и погибнуть?

Крошка-сын бросается к маме за разъяснениями: ты говоришь, что мой папа — бог, а меня тут достают тем, что этому нет никаких доказательств. И просит (цитаты из «Метаморфоз» Овидия):

«Ты же, коль истинно я сотворен от небесного корня,
Знак даруй мне, что род мой таков; приобщи меня к небу!»

Мамаша (неизвестно, по каким причинам) держалась достаточно далеко от своего божественного супруга. Может быть, из-за горячности Феба (в прямом смысле, не в том, о котором вы можете подумать). И почему-то она не хотела, чтобы сын приближался к отцу. Но Фаэтон так слезно ее просил о том, чтобы мать «отца дала ему верные знаки», что в конце концов она посылает его туда, где сын может повидать отца:

«Там, где восход, его дом граничит с нашей землею.
Если стремишься душой, отправляйся и будешь им признан».

Действительно, отец признал сына:

«Юношу Феб увидал всё зрящими в мире очами.
„В путь для чего ты пошел? Что в этом дворце тебе надо,
Чадо моё, Фаэтон? Тебя ли отвергну?“ — промолвил».

Фаэтон просит отца дать ему доказательство своего божественного происхождения, на что отец обещает ему все, что угодно. И при этом клянется болотом, которого никогда раньше не видел (такие вот страшные клятвы были у древнегреческих богов).

Фаэтон просит у отца его колесницу. Всего лишь на день, только на один (ну, как сегодня, когда сын без водительских прав просит машину порулить денёк).

Папа моментально сообразил, что слишком много пообещал, да еще и поклялся болотом, но взять свое слово назад — не по-божески! Он пытается убедить сына отказаться от этой затеи: мол, у тебя и силенок нет, и по возрасту ты еще младенец. Мол, только мне под силу править этой упряжкой. Я, мол, и сам побаиваюсь, как бы не сверзиться (в этой коробочке надо было стоять):

«Вспомни, что небо еще, постоянно влекомо вращеньем,
Вышние звезды стремит и движением крутит их быстрым.
Мчусь я навстречу, светил не покорствуя общему ходу;
Наперекор я один выезжаю стремительным кругом».

«Чтоб направленье держать, никакой не отвлечься ошибкой,
Должен ты там пролетать, где Тельца круторогого минешь,
Лук гемонийский и пасть свирепого Льва; Скорпиона,
Грозные лапы свои охватом согнувшего длинным,
И по другой стороне — клешнями грозящего Рака».

Феб называет все созвездия, мимо которых он пролетает на своей колеснице. И в конце своей пламенной речи говорит, что доказательством отцовства может служить его тревога за жизнь сына, что есть еще огромное количество вещей, которые он мог бы дать Фаэтону как доказательство, но от колесницы лучше отказаться.

«От одного воздержись, — что казнью должно называться,
Честью же — нет. Фаэтон, не дара, но казни ты просишь!»

Фаэтон не отступает, и Фебу ничего не остается делать:

Юношу все ж наконец, по возможности медля, родитель
К той колеснице ведет высокой — изделью Вулкана.
Ось золотая была, золотое и дышло, был обод
Вкруг колеса золотой, а спицы серебряны были.
Упряжь украсив коней, хризолиты и ряд самоцветов
Разных бросали лучи, отражая сияние Феба.

В колесницу запрягли коней:

«Вот крылатых меж тем, Пироя, Эоя, Флегона,
Этона также, солнца коней, пламеносное ржанье
Воздух наполнило…»

Кони полетели. Но они не почувствовали груза — слишком легкий был для них Фаэтон. Их понесло, а возница не знает, за какую вожжу дернуть, чтобы вернуть их на правильный путь. Вдруг Фаэтон видит созвездие Скорпиона — и от ужаса роняет вожжи.

Кони, потерявшие управление, то взмывают, то стремительно падают. На земле от этого гибнут города и народы, полыхают леса, извергаются вулканы, загораются реки… Богиня земли Гея обращается к Зевсу: помоги, прекрати это безобразие! Олимпиец поражает Фаэтона молнией.

Кони порвали упряжь, колесница раздроблена, Фаэтон падает в бездну. Его сжигают на костре наяды-геспериды, прах кладут в могилу и ставят могильный камень:

«Здесь погребен Фаэтон, колесницы отцовской возница;
Пусть ее не сдержал, но, дерзнув на великое, пал он».

Итак, дитя не слушает родителя, настаивает на своем и гибнет. Это — одна сторона легенды. Другая — он погиб, но он пытался сделать нечто, выходящее за рамки безопасного и привычного. И это заставляет уважать его поступок. (Такая двойственность сопровождает человека всю жизнь: жить спокойнее, когда все известно, а шаг в неизвестность может привести к неприятностям и даже к гибели.)

На картине Рубенса как раз тот момент, когда Зевс метнул молнию. Колесница развалилась, Фаэтон падает, кони смешались в кучу, упряжь порвана. Внизу пылающая Земля, на небе — кольца, которые (вероятно) изображают орбиты планет. Рядом с конями — стайка женщин с крыльями и без крыльев, раздетых полностью или частично.

В картине есть то, чего нет в мифе: существа женского рода и еще один конь, пятый. И если четыре коня падают, то пятый, белый, устремлен вверх, к солнцу.

Сохранился набросок, этюд, на котором минимальное количество персонажей: Фаэтон и четыре коня. Колесница объята пламенем, внизу — огонь, кони падают, переворачиваясь. (Между прочим, по легенде кони крылатые, на картине — бескрылые.)

Зачем Рубенс ввел новые фигуры — неизвестно. Казалось бы, отражен самый трагичный момент легенды. Что еще нужно было? Автор не оставил комментариев. Остается только предполагать, что изменения были внесены по просьбе заказчика: то ли ему полотно показалось не очень красочным, то ли скучноватым. И Рубенс меняет и цветовую гамму, и количество персонажей.

Всё стало ярче, краски буквально бьют в глаза. И еще одна особенность этой картины — вид конского зада, который расположен почти в геометрическом центре картины (да еще и хвост коня задран до неприличия).

Можно предположить, что заказчик не очень глубоко знал историю Фаэтона, ему просто хотелось, «чтобы было красиво». Рубенс решил, что не грех сыграть на этом. Отсюда пятый конь и женские тела. А не совсем приличный вид конского зада как бы подчеркивает «уважение» художника к заказчику. (Если это похоже на правду, то понятно, что найти комментарий автора к картине просто невозможно, его никогда не было.)

Пожалуй, отсюда становится ясным и появление белого коня, который не падает, а наоборот — поднимается (особенность в изображении этого белого коня и в том, что он как бы скрыт, он с некоторым трудом просматривается на полотне). Это намек на путь самого Рубенса в Италии: ему не удалось повторить успех великих художников недалекого прошлого — Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рафаэля и их сподвижников. Но Рубенс не упал, он поднимается вверх, он поднимается к успеху.

Финал мифа трагический: «дерзнув на великое, пал он». Но он дерзнул!

Художник как бы хочет донести до зрителя мысль: что бы тебе ни говорили — надо дерзать! Несмотря на опасности! Падения неизбежны, но — вперед и выше!