Несметное количество зарубежных шлягеров стали достоянием культуры благодаря переводам Гаджикасимова. Оглушительный публичный успех, успех повсюду, баловень судьбы, обласканный славой, деньгами, вниманием, женской любовью (официально только был женат четыре раза). Его всегда ждали, ему радовались… Красавица жена, сын, названный в честь отца — Юсифом.
Но человеческая зависть или глупость не имеет пределов, к сожалению. И, увы, даже очень талантливые люди не лишены их. В 1970-х годах выходит разгромная статья Льва Ошанина о том, как коверкается русский язык в песнях на примере текстов Онегина Гаджикасимова.
«Что это за такое — «воле моей супротИв — эти глаза напрОтив? — возмущался автор, говоря о песне «Эти глаза напротив». Это же издевательство над русским языком».
А то, что эту песню с удовольствием распевает весь Союз, то, что она легка и нежна, светла и пронзительна, в расчет не бралось.
Тут же по приказу С. Лапина, возглавляющего Всесоюзное телерадиовещание, размагничиваются плёнки с песнями Гаджикасимова, на концертах автора слов не объявляют, его отлучают и от телерадиоэфира.
Чтобы отвлечься, Онегин выезжает на гастроли по стране. Давно знакомые места кажутся чужими. Рушится всё, что ещё вчера составляло смысл жизни. И он принимает решение.
Осенью 1985-го он, никому ничего не говоря, садится в поезд и едет из Москвы. Выходит на отдаленной белорусской станции, идёт в православную церковь и принимает крещение. Был крещён с именем Олег. Незадолго до этого побывал в Баку, навестил родственников. Здесь хочу остановиться особо.
Как человек, родившийся и выросший в Азербайджане, где исповедуется мусульманская религия, должна заметить (это очень важно!): для восточного человека связь с родственным кланом имеет огромное значение. На мусульманском Востоке этническая принадлежность автоматически определяет и религиозную (пусть человек за всю жизнь и в мечеть никогда не войдет), а это означает и соответствующее отношение окружающих. Когда человек решается на такой серьезный шаг, как перемена религии, и, более того, принимает новую веру во всех ее тонкостях, то, увы, зачастую это означает и разрыв с многочисленными родственниками. Пойти на этот шаг может действительно сильный и принявший бесповоротное решение человек.
В 1987 году Онегин сделал выбор: сжег все свои записи, избавился от всех ценных вещей, отказался от семьи, дружеских застолий и прочих радостей мирской жизни. Писательница Ольга Щелокова писала:
Уже после смерти Гаджикасимова мне довелось общаться с его племянницей Нигяр, дочерью его брата Низами. «Ничего не объяснив, дядя вдруг порвал со всеми всякие отношения и исчез, — рассказывала та. — Его жена рыдала: «Он ушел, все бросил». — «Как мне жаль тебя», — сказала ему она. А он взглянул на нее и сказал: «Это мне вас жаль, вы ничего не поняли и не понимаете». — О своем обращении к Богу Олег никогда подробно не говорил, — вспоминала Щелокова. — Рассказывал только, что это ощущение приходило к нему постепенно.
Около года он прожил в уединении на заброшенной даче, чтобы подготовить себя к монашескому постригу. В декабре 88-го он жертвует все свои сбережения монастырю и приезжает послушником в одну из главных религиозных святынь — в Оптину Пустынь. Онегину Гаджикасимову 51 год. Нёс послушание привратника. В журнале дежурств расписывался «Гакасимов», скрывая от всех свою прежнюю славу.
3 декабря 1989 года, накануне престольного праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы, был принят в число братии Оптиной пустыни и назначен комендантом монастыря.
Из письма Онегина Гаджикасимова:
«…вот и истекли 3 месяца со дня моего появления в Богоизбранной Оптине. Месяц стояния суточного на вратах, месяц отдохновения и ещё один месяц различных послушаний. Хорошо, что ещё до монастыря начал готовиться — не спать ночью, ограничивать себя в еде, всё теперь пригодилось. Службы здесь длительные, монастырские, поначалу сложно. Меня перевели в 2-местную келью. Я только-только сейчас начинаю, кажется, что-то понимать, что-то нащупывать».
В 1991 году наместником монастыря архимандритом Венедиктом он был пострижен в монашество с именем Силуан.
Онегин совершал паломничества к святым местам. Там он рассказывал людям лучше любого гида о том, как зарождалось христианство. Он стал одним из известнейших (для своего времени) проповедников Оптиной Пустыни. На проповеди отца Силуана (затем — Симона) приезжало много людей из самых отдалённых от Оптиной Пустыни мест.
При просмотре документальных фильмов «Жизнь после славы» и «Храм для Онегина» я внимательно вглядывалась в лица говоривших о нем прихожанок. Фильмы были сняты через много лет после его смерти, но многие вспоминали о нем со слезами на глазах и искренней благодарностью. «Поговоришь с ним, и легко становилось», — говорила одна из прихожанок и смахивала слезинки.
Вселял надежду. То есть давал жизнь. Человеку необходимо, чтобы кто-то его обнадеживал. Самому правильному, самому разумному доводу никогда не сравниться по силе с добрым словом. Высокий, крупный, статный, он умел расположить к себе собеседника проповедью так, как некогда располагал песнями. Его вдохновенные речи, скромность и простота внушали не просто благоговение. Рождали любовь, искреннюю сердечность. Наверно, для этого надо отдавать очень много душевных сил, то есть быть самоотверженным. Он был открыт для любой аудитории. Образованный, эрудированный, он прекрасно ориентировался не только в духовных вопросах, но и в науке, медицине, искусстве.
С 1994 г. отец Силуан поселяется в Подмосковье. Снимает комнату близ Домодедова. И ходит молиться в ближайший храм. В последние годы жизни отец Силуан принял схиму с именем Симон (схима — это совершеннейшее отчуждение от мира для соединения с Богом молитвами). Он очень тяжело болел — онкология, но лечиться отказывался. Страдал от болей в ногах — его сапоги были полны крови…
Одна из прихожанок так и вспоминала:
«Первое, что бросилось мне в глаза, когда я его увидела: большого роста, и сам большой, и огромные, необъятных размеров сапоги. Потом мы узнали, что к концу дня они всегда были в крови. Он никогда не жаловался, только старался всегда покрывать ноги пледом — ему было зябко».
Иеросхимонах Симон, в миру Онегин Гаджикасимов, умер 30 июня 2002 года. Погребен на кладбище села Лямцино Домодедовского района. Вначале на его могиле был установлен деревянный крест с надписью: «Иеросхимонах Симон», и даты рождения и смерти. Впоследствии был установлен памятник, с надписью «Иеросхимонах Симон (Онегин Юсиф-оглы Гаджикасимов 04.06.1937−30.06.2002)». И внизу начертаны слова преподобного Серафима Саровского: «Спасайся сам, и вокруг тебя спасутся тысячи».
Я не могу судить о религиозном значении и силе этих слов. Но мне кажется, их может произнести любой человек, беззаветно отдающий сокровища своей души людям. Без фанатичного блеска в глазах (ибо это уже сродни болезни и вызывает страх), без самолюбования, а просто по потребности. Самоотверженности. Подвижничеству.
Не хочу и углубляться в сокровенные тайны его ухода от мира и резкой перемены жизни. Стремление все знать хорошо для науки, но в области человеческой души граничит с неделикатностью. Тем более что человек нигде не афишировал свой уход и не хотел даже вспоминать о своей бывшей жизни. Главное — он всегда отдавал сердце людям, неважно — в песнях ли, в проповедях. Он был подвижником.
Сегодня новые поколения музыкантов вновь исполняют песни, написанные на стихи Онегина Гаджикасимова. Сейчас его имя, может быть, известно немногим. Да и в советское время на пластинках почти всегда было написано просто: «О. Гаджикасимов». Не Онегин. Думаю, для него это не было столь важным. Главное — Песня и Слово, что он нес миру. Песня и Слово… Они, как белые птицы — опустятся на плечо и вспорхнут легко, как будто их и не было, а след в сердце останется…
Спасибо, Ляман, за сокровенное, тайное, человеческое...
Оценка статьи: 5
0 Ответить
Людмила Белан-Черногор, Спасибо, родная моя!
0 Ответить